Петеркин Перчик заговорил впервые, издав низкий глубокий звук, удивительный для такого юного существа. – Хотел бы я иметь большую палку, – сказал он. – Я бы ИМ задал! Я бы ИХ прогнал!

– ОНИ снова стащили у твоего отца цыплят, Петеркин? – спросил его кто-то из детей.

– Четырех цыплят, – коротко ответил Петеркин. – Вчера.

– Это Люди из Темного Леса! – шепотом сказала Марии Пруденсия. – ОНИ живут в сосновом бору, и ОНИ очень злые. ОНИ не разрешают деревенским ходить в Бухту Доброй Погоды, хотя это не ИХ бухта. ОНИ ставят жестокие ловушки на диких зверей, и ОНИ крадут цыплят, уток и гусей. ОНИ воруют мед из ульев и фрукты из садов. Мы в Сильвердью счастливы, но стать совсем счастливыми не можем из-за НИХ. Но никто не знает, как отучить ИХ от жестокости.

Дрожь пробрала Марию. Так вот кто были те жестокие люди в сосновом лесу. А лес прямо-таки наступал на стену усадьбы. Не удивительно, что ей стало страшно. Ей хотелось задать Пруденсии несколько вопросов, но остальные дети уже звали ее, и ей пришлось пойти и посмотреть на усыпальницу Мерривезеров, на рыцаря и двух зверей.

– Там Робин. Пусть он покажет ей усыпальницу, – сказал Старый Пастор. – Так будет лучше. А остальные побудьте здесь.

Так Робин тут! От радости, что Робин тут, около усыпальницы Мерривезеров, Мария сразу же забыла все свои страхи. Как она была счастлива, что дети и Старый Пастор говорят о Робине, как о мальчике из плоти и крови. Она-то всегда знала, что это так, даже в Лондоне, но похоже, что тогда только она одна видела его. Дети и Пастор провели ее по ступенькам, которые вели к усыпальнице, и там остановились, а внутрь она вошла одна.

Это была маленькая каменная клетушка, похожая на пещеру, почти целиком занятая огромной каменной гробницей. На крышке гробницы лежал рыцарь в человеческий рост и в полном вооружении, со шлемом на голове, из-под поднятого забрала видно было угрюмое, неулыбчивое лицо, закованные в латы руки были скрещены на груди. Огромный меч с рукояткой в виде креста лежал сбоку, он не был вырезан в камне, как все остальное, это был настоящий меч, выщербленный и ржавый от времени, но настоящий. Но еще больше, чем огромный меч, Марию потрясли два зверя, вырезанные по обеим сторонам гробницы. Голова рыцаря покоилась на фигуре лежащей маленькой лошадки, а ноги упирались в создание, оказавшееся вылитым Рольвом. Теперь уже Марии не пришлось удивляться, когда она обнаружила написанный по латыни девиз Мерривезеров, который шел вокруг всей гробницы. Она еще разбирала неясные полустертые буквы, когда из-за гробницы показался Робин, размахивавший густой щеткой. Он улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ, и ей показалось, что внезапно повсюду разлился солнечный свет.

– А зачем тебе эта щетка? – спросила она.

– Чищу сэра Рольва, – ответил Робин. – Чаще всего я чищу его по утрам, и зверей, и пол, и все, до чего я могу дотянуться. Правда, он красивый и чистый?

Он действительно был очень чистым, и здесь тоже были маленькие букетики цветов, один между каменными пальцами сэра Рольва, другой – несколько непочтительно воткнутый прямо между ушами маленькой лошадки.

– Так это ты, Робин, готовишь мне одежду каждое утро и кладешь сверху букетики цветов?

– Я только собираю цветы, – ответил Робин.

– Но кто же готовит мне одежду? И кто положил в ящик мисс Гелиотроп все эти прелестные вещи? И кому принадлежат мой молитвенник и костюм для верховой езды?

Робин только улыбнулся.

– Здесь должен жить еще кто-то очень маленький, – сказала Мария. – Только очень маленький может пройти через мою дверь.

Но Робин продолжал ухмыляться и чистить щеткой угрюмое лицо сэра Рольва. Мария заметила у гробницы ведро с водой и большущий кусок мыла.

– Неудивительно, что он так выглядит, – сказала Мария, заметив, что Робин не слишком нежно орудует щеткой. – Будь с ним поласковей, может, он улыбнется.

– В деревне говорят, что когда ОНИ перестанут быть злыми, сэр Рольв улыбнется, – отозвался Робин. – Ты ведь знаешь, что он – основатель рода Мерривезеров. Он был оруженосцем короля Эдуарда I. Это он был виноват вначале, что ОНИ начали вести себя так плохо. Он, должно быть, очень волнуется по этому поводу. Неудивительно, что его душа не может успокоиться в Раю.

– Так бедняга не попал в Рай? – с жалостью спросила Мария.

– Так говорят в деревне, – ответил Робин. – Говорят, что сделав ИХ такими жестокими, он не ближе к Раю, чем к Райскому Холму. Рассказывают, что он носится на коне вокруг Райского Холма, вздыхая и плача о том, что натворил. Но говорят еще, что он теперь раскаивается и сможет попасть в настоящий Рай, если сумеет прекратить те безобразия, которые ОНИ творят в долине.

Мария с жалостью и сочувствием посмотрела на своего предка. Хотя носиться на лошади это замечательно, и Райский Холм чудесное место, она подумала, каково это носиться кругами столетие за столетием. Сэр Рольв наверно ужасно устал и от скачки, и от этого холма.

– Я думаю, что если ОНИ начнут вести себя лучше, а он улыбнется, это будет для нас знаком, что он попал в Рай?

– Конечно, – ответил Робин.

– Но, Робин, кто такие ОНИ и что натворил сэр Рольв?

– Старый Пастор лучше расскажет тебе об этом. Послушай. Дети поют.

Он поставил ведро, положил щетку в угол, и они вместе прошли по ступенькам, ведущим на хоры, туда, где стоял Старый Пастор, окруженный детишками, поющими Колокольную песню под его аккомпанемент. Робин и Мария уселись с остальными, и Мария, в минуту подхватив слова и мелодию, запела вместе со всеми. Слова. были те же самые, что она уже слышала в первое воскресенье.