Прошло еще несколько дней, и Тоскливец оклемался и исправно посещал присутственное место. Голова ласково ему улыбался из своего кабинета, а сам раздумывал, когда ему еще разок навестить кривую сосну, чтобы писарь больше не вздумал зеленеть и гоняться за ним по сельсовету. «Я тебе покажу, как упырем притворяться, – думал Голова. – ты у меня попомнишь». Но тут доброхоты из местных донесли ему, что Тоскливец в свободное от работы время шатается по лесу с топором и внимательно рассматривает деревья.

«Догадался, – подумал Голова. – догадался. Вот гад! Я ведь его сосенку ласково, кирпичиком приласкал, а он, вишь, с топором шастает. Но я найду на него управу».

И Голова сразу же набрал лесничего, Войтка.

– Слышь, ты, – сообщил ему Голова. – У тебя в лесу скандал намечается. Незаконная порубка леса с отягчающими обстоятельствами. Только ты никому не говори, что это я тебя проинформировал.

– Ты, это, не темни, – ответил ему Войтек. – Какая такая порубка?

– Тоскливец-то совсем очумел и шатается по лесу с топором, хочет наделать пакостей. Так что ты его арестуй и милицию вызови, только не Грицька, а из города, чтобы его припугнуть. А то и в самом деле он что-нибудь там срубит или подожжет. Мне кажется, надо его в сумасшедший дом засадить. Навсегда. Думаю, что крысы из-за него к нам налезли, так вред от него большой, а толку мало. Лови его и все.

Войтек был человеком простым и крыс, как и все горенчане, не любил. За пояс для жены он уже выложил Назару основательную сумму, которую предпочел бы просадить в корчме в доброй компании, и поэтому он всем сердцем возненавидел все, что было связано с соседями. И если Тоскливец с ними связан…

А дело было как раз накануне выходных. И, понятное дело, в субботу, когда Клара нежилась в постели и мечтала о том, что Тоскливец станет Головой и она тогда будет при виде Гапки плеваться, как верблюд, и клясть нечистую силу, памятуя о том, как Гапка задавалась, когда ее муж ходил в начальниках и она была его женой, Тоскливец собрался на экскурсию в лес и захватил с собой топор, который для удобства положил в защитного цвета рюкзачок. Клару, которая не удосужилась снабдить его бутербродами, он выругал, но про себя, чтобы не тратить на ленивую сожительницу жизненную силу, и зашагал в лес. Но там его уже дожидались лесники и, обнаружив топор, скрутили его и положили как груз в грузовик. И повезли. И как не крутился Тоскливец, как не доказывал, что у него экскурсия, а топор это для самообороны, ведь он никогда ни в чем дурном, то есть в порубке леса, замечен не был, они привезли его в лесничество, где был составлен клеветнический, по мнению Тоскливца, акт, в котором его обвиняли во всех смертных грехах. И приехал за ним воронок, и товарищи Грицька по оружию увезли его в город, где задали ему столько вопросов, сколько никто никогда не задавал ему в жизни. И оказался Тоскливец к концу дня не возле молоденькой Клары, а в казенном доме, обитатели которого сразу же принялись рассказывать ему о себе и о тех, кто их здесь запер, и рассказы эти показались Тоскливцу несколько странными.

Первым к Тоскливцу подошел некто Шустрик. Он внимательно осмотрел Тоскливца и понял, что имеет дело со своим духовным собратом.

– Ты почему здесь? – спросил Шустрик, который и вправду был маленьким и шустрым.

– Меня подло обвинили в том, что я намеревался заняться порубкой леса. А я что? Человек маленький. Ну подумаешь, топор у меня нашли… А кто сейчас без топора ходит? Тем более по лесу. Но они ни в какую. Прицепились как репей и сюда. А здесь что за заведение?

– Психушка для начинающих. У тебя еще есть шанс выйти отсюда, если ты правильно ответишь на вопросы докторши, которая завтра придет пить из нас кровь.

Тоскливец не любил, когда из него пили кровь. По известным причинам. Он предпочитал этим заниматься собственноручно. Особенно при выдаче справок. Но от новости, что он среди психов, у него случился запор мысли и он некоторое время молчал.

– Она хорошенькая, – доверительно сообщил ему Шустрик. – Очень. Хотя я и подозреваю, что она сделана из стекла, а внутри у нее электроника, как у компьютера. И глаза голубые-голубые. Их, наверное, нарисовали. Но вопросы она задает, как прокурор. Так что держись.

Ночь прошла беспокойно. В палате жило человек восемь, и Тоскливец узнал про своих новых друзей намного больше, чем хотел. И попытался забыть о том, что они кричали во сне, но оказалось, что это невозможно. Да и как можно забыть то, как здоровенная детина кричит, чтобы с него сняли трусики в горошек, хотя он на самом деле одет в синий байковый халат, из под которого торчат белые кальсоны?

Утром Тоскливца накормили макаронами с подливой. Он никогда про себя не знал, что является гурманом, но тут окончательно сообразил, что нужно выбираться отсюда пока не поздно. И мысленно стал готовиться к встрече с хорошенькой докторшей.

А та и вправду оказалась кукла куклой, с голубыми глазами и приветливой улыбкой. И даже из вежливости не замечала халата Тоскливца, которого тот немного смущался.

И они оказались в маленьком кабинетике, и она стала выстукивать Тоскливца молоточком, а тот стал хихикать, как девушка, которую щекочут. Звали ее, кстати говоря, Маней. Пациенты, которые знали ее поближе, называли ее Манией и, в зависимости от ситуации, добавляли какой именно. Так вот, Тоскливец, что ему было несвойственно, расхихикался и как бы невзначай прикоснулся к высокой Маниной груди, а та сделала вид, что не заметила. Трудно сказать, было ли лестно внимание нашего знакомца молоденькой врачице, при появлении которой обитатели этих сумеречных палат замолкали, как египетские мумии, – ее хорошенькие глазки, как им казалось, убивали все живое, как радиация. Но вряд ли можно, по известным причинам, доверять их ощущениям. Она, однако, продолжала не замечать робкие пока еще поползновения Тоскливца и продолжала его постукивать и поглаживать, чтобы понять, зачем этот почти интеллигентный человек с потными ладонями и вполне понятными мужскими инстинктами бродил по лесу с топором, как было написано в его истории болезни. И она тихо и нежно стала с ним разговаривать, чтобы его не испугать.

– Вы скажите мне, – тихо сказала она, – как часто у вас болит голова?

– Голова у меня никогда не болит, – ей в тон ответил Тоскливец, который действительно никогда не страдал, в отличие от Василия Петровича, от головных болей. У Клары, которая часто по причине своей чрезмерной активности страдала от мигрени, было свое особое мнение на этот счет, – она была уверена, что голова у Тоскливца пустая, как высохший орех, и поэтому болеть там нечему. Разумеется, Клара ошибалась, но кто может упрекнуть ее за попытку найти разумное объяснение феномену своего сожителя?

– Вас никто не преследует? – так же тихо поинтересовалась Клара.

– Как это никто? – удивился Тоскливец. – Все меня преследуют. И Голова, и сосед, который поселился в подполе, и как только я прихожу, он превращается в крысу, а когда меня нет, превращается опять в здоровенного лба и норовит соблазнить мою бывшую супружницу, хотя ее и соблазнять-то не надо, потому как она всегда готова, как пионер, прости Господи. А Голова норовит то и дело чем-нибудь тяжелым пройтись по моему дереву, которое ему удалось разыскать в лесу, и тогда я весь покрываюсь синяками, как лошадь в яблоках – белыми пятнами. Не легко это, ох, нелегко… А если он пройдется по нему топором, что тогда будет? Вот я и решил его опередить, сыскать его дерево и…

Но тут до Тоскливца дошло, что он проговорился, и он поспешил зажать себе рот рукой. Ведь и правда, к несчастью для мужчин, хорошенькие женщины действуют на них, как шампанское. А Маня тем временем упорно строчила что-то в тетрадке, и ее маловразумительные для непросвещенного, то есть не докторского, взгляда каракули не предвещали Тоскливцу ничего, кроме беды. И он скумекал это и попытался оправдаться.

– Сосед не у одного меня поселился, – доверительно сообщил он. – Они почти в каждом доме завелись. И бабы заказали у Назара, кузнеца нашего, пояса целомудрия. И мужикам теперь кранты: чуть что – потеряла ключик, а найти не могу. И корчма гудит – как же еще отвести душу? А детки, наверное, скоро вообще перестанут в нашем селе появляться на свет. Все заполонят соседи, которые наверняка все сожрут. Они ведь хуже саранчи. Стоит соседу подобраться к холодильнику, так он сжирает все, что в нем есть, и даже то, что хранится в морозилке.