– Я бы и так и этак сделала, – сказала теща, немного оживляясь. – Правдоподобно и эффектно.

– Конечно! – согласилась свекровь. – Всех убить на палубе – правдоподобно, но не эффектно. А выкинуть команду за борт – очень эффектно, очень!

– Но не вполне правдоподобно! – кивнула теща. – Кого-то надо же убить! Прикончить зримо, убедительно!

– Мне ваша точка зрения близка, – согласился Аверьянов. – Корабль сжечь в конце?

– А как в сценарии?

– Еще не читал, – бросил Аверьянов через плечо, но, поняв, что сморозил чушь, попытался сгладить: – У нас фильм снимается скрытой от актеров камерой по скрытому от режиссера сценарию… Мало того, снимается на скрытые от налогов деньги! – подчеркнул он для полной убедительности.

– Тогда послушайте меня, корабль не сжигайте, – попросила теща. – Его потом продать можно.

– Он такой красивый, этот парусник! – подхватила свекровь.

– Сжигать не будем, – кивнул Коля. – Красивый, ваша правда. Только подождите минутку гудеть мне на ухо, нужно решить еще пару вопросов…

Первый вопрос – как причаливать хронотопом к барку? На воду ему садиться пока не приходилось, хотя понятно, что хронотоп без груза обладает положительной плавучестью.

И что с того? Вот барк и хронотоп, допустим, рядом. Где окажется люк хронотопа относительно воды? Встанет-то он сначала нормально, но потом? Может лечь на бок. А может и кильнуться – лыжами вверх. Яйцо нельзя назвать симметричным. Мало того, форма яйца хронотопа иногда «играет» слегка, как крупный мыльный пузырь. Где у него центр тяжести? Где центр плавучести? Сверху? Сбоку? Внизу? Балансировка неизвестна.

Дальше. Как в этом случае перебраться с хронотопа на барк, а затем, со спасенными девушками, обратно?

Очевидно, что палуба барка метра на два, а то и на три окажется выше телепортатора.

Просить спустить с барка трап?

Ни за что!

Тем более если возникнет ситуация, требующая оперативного отхода, то с этими Светами-Верами в веревках застрянешь. Трап исключается. Точка.

А значит, остается одно…

Николай прощально кивнул женщинам:

– Все. Я пошел. А вы, попрошу вас, отойдите на двадцать шагов, а то песком глаза запорошить может…

Хронотоп окутался розовыми трубками старт-луковицы и исчез.

Почти в то же мгновение высоко, метрах в двухстах над бухтой, возник небольшой узелок зеленой возврат-луковицы. Зелень вспыхнула и погасла, открыв металлическое, сверкающее всеми цветами спектра, падающее в самый центр бухты яйцо хронотопа.

Люк падающего хронотопа раскрылся ирисовой диафрагмой; в глубине блеснули окуляры призматического бинокля.

Осмотр барка сверху занял у Аверьянова не больше секунды.

На высоте ста метров над водой люк закрылся, и яйцо охватилось снова старт-луковицей, продолжая падение…

Над самой водой, за миллисекунду до удара об водную гладь, старт-луковица растаяла без следа, не породив даже волн на зеркальной поверхности бухты, и в тот же момент передняя мачта барка – фок-мачта – с оглушительным щелчком разломилась на три части, освобождая место зеленой возврат-луковице и появляющемуся вслед за ней хронотопу.

Треск разрываемых парусов на секунду заглушил крики ужаса, возникшие на палубе пиратского барка. Десятка два пиратов, спасаясь, выбросились за борт, обгоняя звук треска лопающегося, ломающегося такелажа и проклятия оставшихся на палубе.

Обломки фок-мачты оседали медленно, как в страшном сне, сдерживаемые парашютирующими обрывками парусов и довольно сложным сплетением вант.

Зеленая возврат-луковица начала гаснуть…

На том месте, где минуту назад была фок-мачта, сверкало яйцо материализующегося хронотопа. Первая в истории человечества посадка телепортатора на палубу военного корабля была успешно завершена.

Плавающие вокруг барка пираты легли на спину: любопытство пересилило страх.

Люк хронотопа открылся, и Аверьянов, шагнув на палубу, поднял руку, привлекая внимание и требуя тишины.

– Я пришел, чтоб дать вам вволю! – сказал Николай, слегка исказив известное приветствие Степана Тимофеевича Разина, неизменно произносимое при встрече с освобождаемыми им представителями беднейших слоев крепостного крестьянства.

Элемент внезапности и эффектное введение новых сил на театр военных действий всегда дает преимущество внезапно и эффектно действующей стороне.

Вся жизнь на барке остановилась на секунду, как на стоп-кадре, давая Коле возможность оценить обстановку.

Он быстро окинул взглядом всю палубу барка, включая надстройку.

Пираты они, без вопросов. Отпетые рожи. Печать ставить некуда. Подонок к подонку.

Много бочек, канатных бухт, ветоши. Лопаты испачканные. Копали несколько часов назад – земля и грязь засохли не вполне еще.

На палубе следы крови: кого-то, истекавшего кровью, тащили от борта с передней части барка, вдоль судна, к кормовой надстройке…

Рядом с длинными мазками крови на досках глубокие борозды царапин, как будто тут только что зарезанных и освежеванных коров проволокли на двух обломках бороны. Ну, это понятно, чего жалеть – изгадив этот барк, можно взять на абордаж следующий, так ведь?

Очень грязно. Всюду, везде.

На чистом судне чистота не заметна, она естественна. А вот грязь на борту, бардак, свинарня режет глаз – ну просто до боли! Смотреть невозможно. Как жить, как можно ходить по морям в такой обстановке? Бог весть!

Армейская школа, годы службы, учебка, училище, начало учебы в Академии, опыт и простая бытовая привычка всегда убирать за собой – весь этот элементарный житейский багаж едва не взорвался в душе у Аверьянова при виде обстановки пиратского корабля.

Он с трудом сдержал себя, чтобы не начать стрелять – за организацию, устройство и поддержание такой антисанитарии может быть применена только одна мера наказания – высшая.

Невеста и ее подружка, так называемая свидетельница невесты, были привязаны к задней мачте.

Примотали их, очевидно, недавно: веревки еще не въелись в кожу, кисти связанных рук не успели изменить цвет, не покраснели и не посинели. Привязывали быстро и впопыхах – у невесты в левом ухе остался наушник от МР3-плеера. Сам плеер застрял между мачтой и нижней частью спины невесты.

Кольца, украшения? Все еще цело. Платья не тронуты, не помяты. Хотя, конечно, сорвать весь верх, схватив за высокий стоячий воротник и рванув его вниз вместе с платьем, оголив груди, было первое, что приходило в голову: и просто, и смешно! А как занятно! Не сделали! Больные? Нет, на больных пираты не были похожи – морды смуглые, мясистые, щетиной заросшие: совсем не скорбящие. Тупые, неопытные? Едва ли: даже тупой и неопытный быстро обучается – секунда на теорию, и сразу же к живому древу жизни, к практике, привязанной к мачте.

Похоже, что его версия верна: девушек берегли. Но, правда, привязанные к мачте, стоя на ветру, они простудились: то одна, то другая чихает. Слезы от этого.

Мимика девушек – и при чихании, и в паузе, – молча молящих его о спасении, очень живая, выразительная, динамика моргания и искривления губ отличная. Тушь почти не течет: и тушь хороша, и слез вроде нет – стонут еле слышно… Липсинг соответствует стонам, и асимметрия лица в моменты мольбы, озлобления, остервенения, общее выражение – стыд и отчаяние – все гляделось вполне естественно.

Живость девичьих лиц и естественность выражения можно было принять в качестве строгого доказательства того, что по портретам их еще не квасили. Потому что дай такой девице раза – и годится. Спазм, а затем паралич части мышц лица обеспечен. Да, без сомнения: кожа невесты настолько белая, нежная, бархатистая, что даже после легкого, шутливо-заигрывающего удара сапогом по лицу у нее всю щеку раздуло бы на полпогона и окрасило б во все оттенки зреющей сливы.

Скорее всего, джентльмены удачи не сочли нужным портить столь перспективный материал, рассчитывая устроить масштабную презентацию попозже – для психологического давления на ожидаемых переговорщиков. Иными словами, ему это все и начнут сейчас демонстрировать.