– Папаня сынка бережет, – хмыкнул его сосед. – Но зря, их ничто не спасет.

– Да, – недовольно произнес плотный блондин. – Надо было там делать. Здесь, похоже, невозможно.

– Да не гони ты лошадей, – возразил ему рослый азиат. – Может, ничего и не надо будет делать. Грозного тоже понять можно – наркота сейчас изо всех щелей в Россию идет, и конкуренция очень большая. А тут еще продает кто-то по заниженной цене наркоту того же качества. Понятно, что Грозный хочет знать, кто это. Так что все образуется, Грозный прикинет и поймет, что погорячился.

– Что? – встревоженно спросил голос в сотовом.

– В Красноярске вешают Ванькиных людей, – повторила Стелла. – Уже двоих повесили. И еще плакатики оставляют.

– Вот это да!

– Погоди, ты что-то знаешь?

– Да нет, просто удивительно это. Вешают, а еще и плакатики. Что милиция говорит?

– А что может сказать милиция? Я не знаю точно, но догадываюсь. Ищем, папа! – Стелла засмеялась.

– Так-так, – пробормотал отец. – Значит, ищут. И давно это началось?

– Первого повесили в прошлом месяце, а второго три дня назад. Его освободили в зале суда. Там парнишку какого-то забили.

– Ясно. А что Грозные говорят?

– Да не знаю я. Отец Ванькин меня за человека не считает, не знаю почему.

– И не думай об этом. Иван любит тебя.

– Любит? Я этого не чувствую. А вот что его отец меня ненавидит…

– Перестань. Ненавидит – это уж через край.

– Но ведь должна быть какая-то причина?…

– Раньше тебя это не беспокоило.

– Я думала, что, когда стану Ванькиной женой, все уладится.

– Сделай проще – уйди. Поверь, Иван ничего тебе не сделает.

– Ну да, уйти и оставить все кому-то? Нет, папа, теперь я просто так не уйду. Мне понадобится твоя помощь.

– Понятно… – Отец помолчал. – Но по телефону не станем обсуждать это. Я приеду завтра, тогда и поговорим.

– Жду.

– Никому не говори, я появлюсь неожиданно. У меня в Москве кое-какие дела. Не хочу, чтоб родственники знали.

– Как съездил? – строго спросил Степан Андреевич.

– Неважно, – ответил Иван. – Я же хотел узнать, кому…

– А я тебе что говорил? – перебил его отец. – Кто ж тебе это скажет-то? Надеюсь, у тебя хватило ума не послать…

– Послал, – вздохнул Иван.

– Наладится все, – успокоил его отец.

– Он заикнулся о лесе, но мы не договорили, я психанул, и…

– Идиот! На лесе можно без проблем сделать очень хорошие деньги, тем более с моими связями. И брать за вывоз древесины. Но искать самим покупателей не хочется. А тут уже проверенный партнер. Идиот! Но Умар снова обратится к тебе, и не вздумай опять встать в позу. Лес – это…

– Да я и сам понимаю.

– А ты знаешь, что твоих шестерок там начали вешать?

– Да. Думаю поехать туда и разобраться.

– На твоем месте я бы этого не делал. Может, менты что-нибудь разнюхают. Поверь, сын, это предупреждение нам. И серьезное предупреждение.

– Да брось, батя. Я не раз говорил Топорику и его придуркам – не блатуйте без дела. Они не слушались. Возомнили, что могут все, вот и поплатились. Надо найти этих палачей и разобраться с ними.

– А ты не думал о том, что, если поедешь, можешь тоже попасть в удавку? Я бы на твоем месте вообще никого туда не посылал, пусть сами разбираются. Тот же Топорик, ведь он там вроде как смотрящий… или как его там называют.

– Он попытается. Но сейчас не наследил бы больше, чем можно. Они же не умеют…

– Пусть учатся. Такое там уже было несколько лет назад – тоже петля на шее и надпись на груди.

– Погоди-ка, батяня, – уставился на него сын, – ну-ка, разжуй мне поподробнее. Что там было?

– Да я не очень в курсе. Вешали там охотников за мехами и тех, кто пытался золотишко мыть. Есть места в тайге, где золото попадается. Вот и вешали там бродяг таежных. Я не думаю, что это как-то связано, просто совпадение. Но тем не менее рисковать тебе не стоит.

– Да плевать я хотел на всех этих палачей! Если бы боялся, то ничего бы и не начинал.

– Я запрещаю тебе ехать туда, – твердо произнес отец.

– Но послать кого-то надо, – сдержанно сказал Иван.

– Да я запретил это, – вздохнул Степан Андреевич. – Стелка хотела послать, но я не позволил.

– А что ты на нее рычишь постоянно? Она уже не раз жаловалась. Слушай, батя, я знаю, ты с самого начал был против нее. Но я все равно женился. Так что давай уж относись к ней более или менее сдержанно. А то наезжаешь…

– Я же говорил, что не хочу, чтобы она была матерью моих внуков. Ну ладно, постараюсь ее не замечать. Только ты ей скажи, чтоб отцом меня не звала, неприятно мне это.

– Может, ты мне все-таки разжуешь, почему ты на Стелку наезжаешь?

– Сынок, ты еще не знаешь, как я наезжаю. Она мне неприятна. Такое объяснение устраивает?

– Ты ее с самого начала не принимал, а почему – не говоришь. Может, если бы объяснил, тогда бы я не женился.

– Да я тебе много раз говорил – не по нраву она мне. А тебе было плевать на мои слова. И сейчас я не хочу, чтоб эта…

– Тормози, батя, – остановил отца Иван. – Все-таки она моя жена. Значит, объяснить, в чем дело, ты не желаешь? Ну что ж, пусть будет так, как есть. А в Красноярск я все-таки пошлю кого-нибудь.

Красноярск

Человек остановил «семерку», подошел к воротам гаража и открыл замки. Распахнул ворота и въехал.

– Слышь, земляк, – услышал он, – закурить не дашь?

– Чего ж не дать? – увидев крепкого мужика в камуфляже, сказал он. – Держи.

Подошедший к нему человек в камуфляже ударил его в солнечное сплетение. И тут же рубанул по шее ребром ладони. В гараж заскочил еще один. Заклеив рот мужчины скотчем, они надели ему наручники, стянули ноги веревкой и сунули его на заднее сиденье. Плотный сел за руль, другой, втиснув тело хозяина между задним сиденьем и спинками передних, сел сзади. «Семерка» выехала из гаража.

– Погодите, – Борисов остановил спорящих Варю и Андрея, – что-то я не слышал об этом. Сейчас точно узнаю. – Он снял телефонную трубку.

– Да, помню, – говорил по телефону пожилой лысый мужчина. – Это в девяносто первом было. Тогда повесили пятерых. Может, и больше, но нашли пятерых. Дело не завели, на самоубийство списали. Хотя какое там самоубийство – на груди у них плакатики были: «Так будет с каждым». Это я точно помню. В то время никому ничего не надо было, не знали, какому богу молиться. И в столице тогда буча была. Так что…

– Но ведь по такому же делу раньше велось следствие, – перебил Борисов.

– Да. До этого в Лесосибирске двоих повесили. И тоже плакатики на груди были. Золотишко они искали. И говорят, было у них золотишко-то. Ты мне, Игорь, скажи, почему вспомнил об этом?

– Ты наверняка уже слышал – повесили тут двоих. Одного, по заключению экспертов, месяц назад, а другого…

– Про это я слыхал. И вот что я тебе скажу – правильно их повесили.

– Спасибо за информацию. Я вечером загляну. До свидания. – Положив трубку, Борисов засмеялся.

Варвара и Андрей удивленно уставились на него.

– Ты, Андрей, оказался прав. Многие, даже из числа старых, советской закалки ментов, одобряют действия палачей. А вешали и раньше, в девяносто первом. Во время путча. Помните ГКЧП?

Варя и Андрей кивнули.

– И до этого тоже. В Лесосибирске. Там, правда, убийц искали. Но не нашли никого. Варя, съезди в архив, если что-то есть за девяносто первый год, привези. Ведь что-то все-таки должно сохраниться. Нашли повешенных с плакатами на груди, а дело квалифицировали как самоубийство.

– Прошников Анатолий Сергеевич, – негромко произнес сидящий за столом человек в маске, – вы обвиняетесь в лжесвидетельстве в пользу преступников. Тем самым вы способствовали их освобождению. За это вы приговариваетесь к высшей мере наказания – смертной казни через повешение.