– Вы думаете, – удивленно спросила Варвара, – что…
– Именно так я и думаю, – перебил Борисов. – Я ни о чем его не спрашивал, он сам начал говорить о Лесосибирске и что именно в то время он был в отпуске. Назвал числа и место, где находился. И что это могут подтвердить. А в убийстве лесника сам признался. Но меня не покидает ощущение, что Букин все знал о событиях в Лесосибирске. В общем, мне нужно его личное дело.
– Букин служил до девяносто второго в Лесосибирском РОВДе, – сказал Арин.
– Начальство рвет и мечет, – сообщил, войдя, Цыгин. – Мол, ни на йоту не продвинулись в деле о вешателях. И что вот-вот приедет следователь из Генеральной прокуратуры. Вас вызывают, Игорь Васильевич.
– Иду. – Борисов вышел.
– А что-то действительно вешатели затихли, – сказал Соколов. – Получается, что мы у них работу забрали.
– Срочно на выезд! – услышали они крик Борисова. – Сбылась твоя мечта, – сообщил он выскочившему первым Цыгину. – Горелого повесили.
– Наконец-то, – усмехнулся Павел.
– Вы поезжайте, – сказал Борисов, – а я на ковер.
– Он какой-то странный стал, – плача, рассказывала пожилая женщина. – Как телефон зазвонит, за что попало хватался. Раз чуть утюгом голову почтальонке не проломил. Ты, говорит, хочешь меня повесить. А тут пришла я из магазина… – Она зарыдала.
– Одной гнидой меньше, – прошептал стоявший у подъезда в толпе жильцов дома пожилой мужчина. – Девчонку до самоубийства довел, а теперь и сам вздернулся. Мало, гниде! А вы что сопли распустили? – Он покосился на трех вытиравших глаза пожилых женщин. – Радоваться надо. Теперь за дочек и внучек все ж спокойнее будете. Одним паразитом меньше стало. Молодец, кто эту заразу изводит. Их бы опрыскивать, как жука колорадского.
– Ну, – посмотрел на идущего рядом Соколова Цыгин, – слышал, что люди глаголят? Если мы возьмем этих вешателей, то народ за них стеной станет. Жаль, если Горелый сам вздернулся. Ему бы табличку: «Так будет с каждым».
* * *
– Где Угаловский? – недовольно спросил прокурор края. – Что есть нового по делу об этих вешателях? Сегодня еще одного нашли. А у вас снова ни единой зацепки.
– Почему ни единой? – не согласился Борисов. – Надо взять Будина и…
– Будиным занимаются другие, – перебил прокурор. – Если дело будет вестись так же, я отстраню вас от него. Нужен результат.
– Поверьте, – Борисов вздохнул, – мы делаем все возможное. Я уверен: это затеяно ради напоминания о деле девяносто первого года в Лесосибирске. Стоит нам узнать фамилии всех убитых тогда, и выяснится, кто мстит. Он рядом, даже, возможно, среди нас.
– А может, Борисов прав? – вздохнул сидевший у окна полный мужчина в штатском.
– Полковник ФСБ Горюнов, – представил его прокурор.
– Дело вы будете вести и дальше, – сказал Горюнов, – но постоянно держите нас в курсе. Появилась интересная для нашего ведомства информация, и я хочу попросить вас, Игорь Васильевич, вот о чем…
– Ментов кругом полно, – сообщил подошедший Митрич. – На автовокзале и особенно на железнодорожном. Так что если ваши морды знают, вам не выбраться.
– Нам не вывести вас из города, – поддержал отца Лохматый, – а вас ищут. У меня мент знакомый есть, он и заикнулся про вас. Мол, не взяли тогда у Топорика столичных, а сейчас искать приходится. Дом цыгана взорвали, а туда курьер из Москвы ехал. Точнее, только вошел, и тут взрыв. Поэтому менты вас и начали искать. Суцкий, видимо, о вас напел. Так что вам пока не выбраться.
– Вот влипли! – Геракл выругался. – Надо было выбираться сразу. Но куда? Грозный нас наверняка приговорил. Слушай, а ведь и тебя могут потянуть, – кивнул он Лохматому. – Этот адвокатишка хренов знает, что ты…
– Обо мне он не знает, – сказал Лохматый. – Топорик обо мне ничего сказать не может. Грозный – тот да. Но трупы он на меня не повесит. А пушнина, мясо и древесина – это еще доказать надо. Так что на этот счет я спокоен. Нет на меня у них ни хрена. А вот я много чего сказать могу. Так что никому не выгодно меня ментам дарить. Если потянут, я им немало интересного расскажу и о Топорике, и о Грозных. О приятеле их, Литовце. Он сюда приезжал пару раз. Вроде как на отдых. А сам золотишко по дешевке брал. Кое-кого и на гоп-стоп ставили, и даже трупы имеются по этому делу. Так что я спокоен, невыгодно им меня подставлять.
– Вот тебе и хрен, – проворчал Митрич. – Я думал, мой сын просто браконьер со стажем, а он, выходит, шестеркой у московских бандюг ходит.
– Да ты, батя, не особо меня в шестерки записывай, – неожиданно обиделся Василий. – Просто…
– Хоть просто, хоть, значит, сложно, шестерка, он и есть шестерка. А как тебя еще назвать-то? Ты ж на них, едрена вошь, ишачил. А сейчас, значится, ты в героях ходишь. Не упомянут, мол, меня, потому как я за ихние темные делишки ой сколько знаю. Так на кой им тебя ментам отдавать? Проще тебе совсем рот закрыть. Пришлют сюда пару ребят веселых, вот вроде этих, – Митрич кивнул на Геракла с Суслиным, – и пришибут тебя вместе со мной. Уж тогда-то точно никому ничего не разболтаешь.
– А отец твой прав, – хмуро проговорил Суслин. – Так скорее всего и будет. Насчет Грозного не скажу, он вроде на это не идет. А вот сын его, Ванька, запросто может прислать парочку киллеров. Про Литовца ты вообще зря упомянул. Слышал я о нем, та еще мразь, ничего святого нет. И лучше бы, если б он о тебе не вспомнил, а то хана тебе.
– Пусть сунется, – самодовольно произнес Лохматый, – я его встречу.
– Чем? – усмехнулся отец. – Карабином, что ль, привечать станешь? Так ежели тебя убить засобираются, не пойдут они на тебя в открытую. Из-за угла пулю влепят, и поминай как звали. И усадьбу подожгут на всякий, как говорится, случай. Потом ищи ветра в поле. Слушай, что тебе эти бандюки говорят, они-то знают толк в этих делишках. Чай, не одного на тот свет спровадили. Я вот как тебя увидал, – кивнул он Гераклу, – сразу понял: бандюга, людей убивал. Только не говори, что нет.
– Приходилось, – усмехнулся Геракл, – и не раз. Но все это в прошлом. Если тронут, постоять за себя смогу. А тебе, в натуре, поосторожнее надо быть, – сказал он Лохматому. – Литовец тот еще тип. Для него жизнь человеческая ни хрена не стоит. Ты, Кирка, говорил, Татарин там вешал ваших. А кто еще был?
– Да не видел я Татарина. Просто базар слушал. Про Литовца, кстати, тоже пару раз говорили. Будин там воду мутил, и Букин с ним. Я уже сидел, ко мне Будин пришел. Я, говорит, тебя вместе с Любимовым при попытке к бегству шлепну. А тут Букин нарисовался и про какого-то мента сказал: мол, он копать начал. Надо его тоже кончать. Вот фамилию не помню. Сколько раз пытался припомнить и не мог. А вспомнил бы, пошел к нему. Он жив остался. Будин кому-то… – Кирка нахмурился. – Точно, Будин как раз с Литовцем и базарил. Про золото что-то тер, а потом говорит, что мента этого кончил. А тут Букин нарисовался и сказал, что труп мента исчез. Значит, жив остался. Меня они отоварили путем. А на другой день Погодина появилась. Ну и отпустили нас с Любимовым. Нам Будин напоследок сказал: если вякнете хоть слово, вам не жить, мы вас из-под земли достанем, чтоб обратно мертвыми сунуть. Вот так-то.
– И ты столько лет молчишь! – поразился Митрич.
– Поэтому я и живой до сих пор, – ответил Кирка. – А когда теперь вешать начали, мы с Генкой Любимовым решили, что надо из города исчезнуть. Вот я к тебе и пришел.
– Во дела! – хмыкнул Митрич. – Выходит, запросто могут сюда заявиться эти самые киллеры. Раньше просто мокрушники были, а сейчас их по-иностранному называют. Что будет с Россией-матушкой? Бог, наверное, и то не знает. Давайте-ка, мужики, примем грамм по двести, а то вдруг и выпить больше не доведется. Сейчас заявятся эти отморозки и кончат всю нашу честную компанию. Я литру притащу.
Невысокий мужчина вышел на перрон и, остановившись, прикурил. Носильщики с тележками и встречающие сновали взад и вперед. Поезд Москва – Красноярск остановился.
