– Эй, жмурик! – Первые слова, услышанные мной после пробуждения, не вселяли никакого оптимизма. Я уже не сомневался, что, скажи я им местонахождение дискеты, головорезы все равно, не раздумывая, оторвали бы мне сначала руки, затем выкрутили ноги, а потом – проломили череп. Так что исход один. Но это в случае, если разбирались бы они со мной одним. Но рядом Рамона, вынужденная теперь расплачиваться за вновь вспыхнувшие ко мне чувства и предоставленный кров. Несправедливо.
«Думай, майор, соображай! Ищи выход».
Как только я открыл глаза и осмотрелся по сторонам сквозь застилающую глаза красную пелену, настроение мое моментально сошло на нет. Я крепко привязан к стулу, раздет догола, если не считать носков и порванной везде, где только возможно, рубашки без пуговиц. Один отвод оголенного на конце провода держит в волосатой рыжей лапе садюга Альберт, а второй крепко обвязан у меня… чуть ниже паха. Прямо там, сволочи!
Я почувствовал, как все тело начинает трясти, будто ток уже включен, и как встает дыбом каждый волос на моем кожном покрове.
– Где дискета? – опять спокойно спросил «главный», расползаясь в отвратительной гадкой улыбочке. Он достал из кармана пиджака деревянную трубку, кожаный мешочек с табаком и не спеша стал набивать им курительный допотопный прибор. Пижон хренов. Сигареты его не устраивают. Попадаются же еще на свете такие показушники.
– Куда вы дели Рамону?! – рявкнул я, неожиданно обнаружив ее отсутствие на прежнем месте. Не было и одного из громил.
– Волнуешься? – «Трубочник» с надеждой взглянул мне прямо в глаза. Я заметил, что выражение его зеленых «пуговиц» не такое уж невозмутимое по сравнению с внешним видом их хозяина. Он начинает сомневаться? Но пытку все же приготовил. Черт ублюдочный.
– Ты скажи мне, где контейнер генерала Крамского, я сразу отпущу тебя и твою белобрысую шлюху, – мужик начинал играть на нервах. – Рот у нее хороший, рабочий… Ты ведь должен это знать, правда, майор без штанов? – И он громко расхохотался, сразу же поддержанный Альбертом и Соловьем.
Надо признаться честно и без бравады – чувствовал я себя полным кретином. Рамону увели неизвестно куда, а я, герой, мать вашу, сижу привязанный к стулу, с опутанным электропроводом концом! Тут есть только два выхода – молчать, как Зоя Космодемьянская, и позволить медленно и мучительно изжарить себя на электрическом стуле, или – рассказать все и…
– Приведите ее! – рявкнул я что было силы. – Иначе никакого разговора не будет.
Громилы переглянулись, «главный» быстро сориентировался, кивнул, и Соловей направился к ведущей на второй этаж лестнице. Он сделал буквально три шага, как до меня донесся пробивающийся сверху крик Рамоны. Я чисто машинально дернулся, едва не опрокинув стул вместе с собой, а Соловей бросился бегом по ступенькам. Заволновались и двое оставшихся. «Главный» нервно поднес к трубке две зажженные спички, раскурил, свистя воздухом, и выругался.
– Маньяк, в рот ему ноги! Не может просто так на бал смотреть…
Я еще раз, опять по инерции, дернулся, и сразу же кулак с рыжими, как кляксы, веснушками с размаху въехал мне в челюсть.
– Сиди, падла, – сквозь зубы процедил Альберт, нагнувшись ко мне, к самому рту. – А то разом гланды вырву.
– То-то я смотрю – тебе уже вырвали, картавишь! – не сдержался я.
– Ах ты-ы… – зашипел от ярости рыжий и уже размахнулся для очередного удара, но тут на его запястье легли кряжистые пальцы «главного».
– Поаккуратней! Зачем он мне мертвый и без дискеты? Всему свое время, успеешь еще, – он выпустил в лицо Альберта мутный сноп синеватого дыма. – Вон, и дамочку уже ведут… Сейчас разговор будет.
Рамона, в сопровождении Соловья и другого мордоворота, спускалась по винтовой лестнице. Она дрожащей ладошкой размазывала по лицу слезу и все искала глазами меня. Наконец наши взгляды пересеклись. Секунды хватило на то, чтобы я несколько расслабился. Все в порядке, Соловей успел вовремя. Когда я смог разглядеть внимательней второго «гангстера», то с удовлетворением отметил распухающую ссадину у него под левым глазом. В их «организации» все-таки еще следили за порядком.
Соловей подошел к «главному», хотел что-то сказать, но тот небрежным движением руки пресек его.
– После будем решать, что с ним делать, – он строго оскалился в направлении получившего в глаз «коллеги». – Надо с Валерием Николаевичем закончить и ехать обратно. Давай, Альберт, за работу, – и «главный» отвернулся в сторону, пыхтя трубкой.
Я даже не успел сжать зубы, чтобы не прикусить язык во время конвульсий, как рыжий инквизитор вставил сетевую вилку в розетку и свободным концом провода полоснул мне по спине…
Огненный вихрь в считанное мгновение вошел в податливое тело и разорвался внутри. Сразу мириады молний, шипящих и клокочущих раскаленной плазмой, пронеслись от спины до паха, от мозга до пальцев ног, сокращая до железной плотности мышцы и выбивая остатки сопротивления из умных, но бессильных перед адским пламенем нервных клеток…
– А-а-а-а-ш-ш-ш-ш!.. – Из моей груди с шипением и слюной вырывался воздух, выдавливаемый дыхательными мышцами через сведенную электрическим спазмом глотку. Руки и ноги вдруг наполнились такой титанической силой, что, не прекрати Альберт свою пытку, они могли бы разорвать связывающие меня веревки, и без того не отличающиеся особой прочностью, а потому намотанные мне на запястья и щиколотки множеством неровных рядов.
– Не останавливайся надолго, – приказал рыжему «главный», стоя лицом к окну и спиной ко мне, плюющему пеной и трясущемуся, как от одновременного укуса ста пауков-тарантулов. – Дал глоток воздуха – и снова прикладывай… Чтобы не расслаблялся.
Альберт был послушным мальчиком и строго следовал советам старшего, в результате чего я начисто потерял счет времени и вообще перестал что-либо соображать. Охваченный пламенем мозг из сложного биологического компьютера вдруг превратился в глупую одноклеточную амебу, с примитивными рефлексами и одной-единственной целью – выжить! Любой ценой.
При любой другой пытке, кроме электрической, даже самая невыносимая боль – от каленого железа, выплеснутой на кожу кислоты или заворачиваемых в кости шурупов – не затрагивает мозг напрямую, только посредством сложных нервно-периферийных связей. Их можно блокировать, потеряв сознание или отключившись от восприятия чувствительных рецепторов, чему меня еще много лет назад научили матерые инструкторы десантно-штурмового батальона. В Афганистане такая наука как нельзя более кстати пригодилась тем из ребят, кто попадал в плен к «духам» и нередко принимал мучительную смерть. Некоторые осваивали науку отключения восприятия до такой степени, что молча, с белым как мел лицом, переносили выкалывание глаза или вырывание пальцев.
Но электрошок – совсем иное. Здесь мозг подвергается такому же воздействию, как и весь остальной организм. А если принять во внимание более сложную структуру нервных клеток, то и в несколько раз большему. И изо всех его сложнейших функций реально продолжает работать только одна – на выживание. Ее невозможно контролировать силой воли и разума. Потому что электрошок уничтожает и то, и другое.
И я сломался. На очередном сеансе «альбертотерапии».
– Все врешь! Мы были на месте падения вертолета еще до появления военных. Он упал на труп Крамского, когда в чемодане уже не было контейнера с дискетой! Его взял ты, упрямый идиот!.. – «Главный» нервно грыз конец трубки и уже не надеялся получить от меня хоть какую-нибудь информацию о секретной программе, как вдруг из моей глотки сами собой вырвались разбавленные урчанием пены и шипением воздуха слова:
– И-ш-ш-р-р-р… С-у-у-м-м-м-к-а-а-а-а… С-у-у-у-м-к-к-к-к-а-а!!!
– Что-о?! – словно подброшенный пружиной, обернулся «главный», и его едва не вытошнило при виде пузырящейся у меня на губах пены и посиневшей кожи. – Сто-о-п!!! Прекрати-и-ть!!!
Альберт убрал провод от моего тела, а Соловей, то ли от страха, то ли для перестраховки, сразу же выдернул сетевую вилку.
