– Это самый большой собор на севере, – пояснил я. – По высоте он почти не уступает собору Святого Павла.

Взглянув на исполинские двери, увенчанные затейливо украшенной готической аркой, я увидел на крыльце несколько человек, по виду состоятельных купцов, которые оживленно о чем-то разговаривали. Ниже, на ступеньках, устроились многочисленные нищие с чашами для подаяния. Мне не терпелось заглянуть внутрь собора, однако прежде всего необходимо было отыскать брата Ренна. Мы и так слишком задержались в пути. Припомнив данные мне объяснения, я направился прямиком к дому, над дверями которого красовался королевский герб.

– Это где-то рядом, – бросил я, обернувшись к Бараку.

Стараясь не поскользнуться на опавших листьях, мы пересекли соборную площадь.

– А что за птица этот брат Ренн? – поинтересовался Барак.

– Мне известно лишь, что он один из самых уважаемых стряпчих в Йорке и в ведении его находится немало официальных дел, – ответил я. – Полагаю, что это человек весьма почтенного возраста.

– Надеюсь, не настолько почтенного, чтобы впасть в старческое слабоумие, – усмехнулся Барак.

– Уверен, ваши опасения безосновательны. В противном случае брату Ренну не доверили бы разбирать прошения, поданные королю.

Мы подошли к ряду старых домов, теснящихся вплотную друг к другу. Следуя полученным указаниям, я подошел к тому, что стоял на углу. Дом оказался высоким и очень древним на вид. Я постучал. Раздались шаркающие шаги, дверь распахнулась, и перед нами предстала женщина довольно преклонных лет. Круглое морщинистое лицо ее обрамлял белоснежный чепец. Она неприветливо уставилась на незнакомцев.

– Что вам угодно?

– Это дом мастера Ренна? – спросил я.

– А вы что, из Лондона?

Я слегка вскинул бровь, давая понять, что не привык к столь неучтивому обращению.

– Да. Меня зовут Мэтью Шардлейк. А это мой помощник, мастер Барак.

– Мы ждали вас вчера. Бедный мой хозяин очень беспокоился.

– Мы сбились с пути, когда ехали через лес.

– А, понятно, – протянула она. – Вы не первые, с кем случилась такая беда.

– Мы очень устали. И наши лошади тоже, – добавил я, указывая на понуривших головы животных.

– Откровенно говоря, мы с ног валимся от усталости, – вставил Барак.

– Входите в дом. Я прикажу мальчику отвести лошадей в конюшню, почистить и покормить их.

– Это весьма любезно с вашей стороны.

– Мастер Ренн ушел по делам, но он скоро вернется, – сообщила старуха. – Я так думаю, вы не прочь перекусить.

– Вы совершенно правы, – сказал я.

Пирог, который я проглотил, действительно был недурен на вкус, однако лишь распалил мой голод.

Старуха повернулась и, медленно шаркая, провела нас в гостиную, обставленную в старинном стиле. Очаг, в котором горело несколько поленьев, находился прямо в центре комнаты; дым лениво поднимался к отверстию, зиявшему посреди черных стропил. Серебряные тарелки, красовавшиеся на буфете, были начищены до блеска, однако занавеси на окнах и скатерть на столе посерели от пыли. На жердочке поблизости от огня восседал серый сокол, скосивший на нас свой хищный взгляд. Повсюду: на стульях, на дубовых шкафах, даже на полу – высились груды книг, готовые вот-вот обрушиться. Ни в одном доме, за исключением, разумеется, библиотек, мне не доводилось видеть такого количества книг.

– Вижу, ваш хозяин любит читать, – сказал я.

– Что верно, то верно, – откликнулась старая служанка. – Пойду принесу вам похлебки.

Она зашаркала прочь.

– Мы не отказались бы выпить пива! – крикнул я ей вслед.

Барак меж тем плюхнулся на скамью, покрытую толстой овечьей шкурой и заваленную подушками. Я взял в руки один из увесистых томов в кожаном переплете и, открыв его, удивленно вскинул брови.

– Госпожи боже! Это одна из старинных книг, переписанных монахами. С иллюстрациями, сделанными вручную.

Я пролистал несколько страниц. Передо мной и в самом деле была старинная копия «Истории» Бида, переписанная каллиграфическим почерком и снабженная восхитительными иллюстрациями.

– А я думал, все монастырские книги оказались в кострах, – протянул Барак. – Этот ваш Ренн напрасно держит их на виду. Так можно навлечь на свою голову крупные неприятности.

– Да, ему следует быть осторожнее, – согласился я, опуская книгу на место. – Итак, мы с вами выяснили, что брат Ренн не относится к числу сторонников реформы. И держит у себя домоправительницу, которая явно пренебрегает своими обязанностями, – добавил я, закашлявшись от пыли.

– Да, старушенция не слишком утруждает себя уборкой, – заявил Барак, удобно устраиваясь на подушках. – Но как знать, может, она не просто служанка. Если это так, Ренн обладает довольно странным вкусом.

Я опустился в кресло и вытянул усталые ноги. Глаза мои закрывались сами собой. Но тут в комнату вошла домоправительница с подносом, на котором стояли две дымящиеся тарелки с похлебкой и две кружки пива. Мы с Бараком с пылом набросились на еду. Гороховая похлебка оказалась пресной и невкусной, но тем не менее нам удалось наконец утолить голод. Насытившись, Барак вновь развалился на скамье и закрыл глаза. Я уже хотел растолкать его, ибо спать в гостиной чужого дома было верхом неучтивости. Однако у Барака был такой утомленный вид, что я отказался от своего намерения. В комнате было тепло и уютно, огонь тихонько потрескивал, уличный шум почти не проникал сквозь застекленные окна. Веки мои налились неодолимой тяжестью, рука вновь потянулась к карману, нащупав печать архиепископа Кранмера. Мысленно я унесся на две недели назад, к самому началу той цепи событий, что привели меня в Йорк.

В последний год на долю мою выпало множество бед и неприятностей. После падения Томаса Кромвеля водить знакомство с бывшими его сторонниками стало небезопасно; именно поэтому многие клиенты сочли за благо отказаться от моих услуг. К тому же я нарушил давнюю традицию, ибо, представляя интересы лондонского Городского совета, выступил в суде против своего собрата по корпорации. Стивен Билкнэп по праву заслужил звание величайшего мошенника из всех, кого когда-либо носила земля, тем не менее многие законники сочли подобное нарушение сословной солидарности недопустимым и более не желали со мной сотрудничать. Положение усугублялось тем, что Билкнэп имел весьма влиятельного покровителя. За его спиной стоял сам сэр Ричард Рич, глава Палаты перераспределения монастырского имущества.

В начале сентября я получил известие о смерти отца. Несколько дней спустя, пребывая в состоянии самой глубокой печали и мучаясь сознанием собственной вины, я вошел в свою контору и встретил обеспокоенный взгляд Барака.

– Сэр, мне надо безотлагательно с вами поговорить.

Джек многозначительно посмотрел на моего клерка Скелли, который, посверкивая очками, сосредоточенно переписывал бумаги. Барак кивнул в сторону моего кабинета. Войдя туда вслед за ним, я плотно закрыл дверь.

– С утра пораньше сюда приходил посыльный, – взволнованным шепотом сообщил Барак. – Из дворца Ламбет. Архиепископ Кранмер желает вас увидеть. Сегодня, в восемь часов вечера.

– А я-то надеялся, что сильные мира сего более никогда не заинтересуются моей скромной персоной, – вздохнул я, тяжело опускаясь в кресло.

Беспокойство Барака передалось мне в полной мере. Ни для кого не являлось секретом, что прежде мы оба работали на Кромвеля и ныне не испытывали недостатка в могущественных врагах.

– Как вы полагаете, какими последствиями чревато подобное приглашение? – обратился я к Бараку. – Возможно, до вас дошли какие-нибудь слухи?

Мне было известно, что помощник мой по-прежнему поддерживает связь со многими придворными осведомителями.

– Я ничего не знаю, – покачал головой Барак. – За исключением того, что никакая опасность нам не грозит. Так, по крайней мере, меня заверили.

В тот день мне так и не удалось сосредоточиться на делах. Я рано оставил контору и направился домой, намереваясь пообедать. Я уже подходил к воротам Линкольнс-Инн, когда заметил, что навстречу мне движется какая-то высокая тощая фигура в шелковой мантии и круглой шапочке, из-под которой выбиваются светлые кудри. То был Стивен Билкнэп, самый алчный и бесчестный законник из тех, кого мне когда-либо доводилось встречать. Он отвесил мне преувеличенно почтительный поклон.