Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мария не была полностью недовольна ответом Елизаветы. Она предпочла его откровенному отказу, который окончился бы для Елизаветы водворением в Тауэр.

– Я пришлю вам профессоров, которые будут учить вас истине, – пообещала королева.

– Ваше величество настолько милостивы, что я осмелюсь обратиться еще с одной просьбой.

– С какой?

– Мне было бы легче учиться в деревне, вдали от двора. Для того чтобы далеко продвинуться в изучении новой веры, потребуется большая сосредоточенность…

– Вы не покинете двор, – сурово возразила Мария.

Не начала ли она лучше понимать свою сестру, которой удается выпутываться из многих неловких ситуаций с помощью своего старого друга – времени?

«Ну, – подумала Елизавета, – мне придется продолжать подвергаться великим опасностям. Но, разумеется, королева тоже должна понимать, что потребуется немало времени, чтобы я прониклась такими великими истинами, которые сейчас мне совершенно чужды!»

Предстояла коронация, и мысли большинства людей теперь были направлены на это событие. Но Елизавету и герцогиню Нортумберленд тревожило и заботило иное.

Елизавета постоянно думала о собственной безопасности. Джейн Дадли – о ее сыновьях. Однажды просто по простоте душевной Джейн навестила одна из придворных дам. Оставив свою баржу около частной лестницы, она, закутавшись в плащ, торопливо пробежала по лужайкам. Посещать резиденцию Нортумберленд теперь стало так же опасно, как когда-то было почетно.

– Ах, Джейн, Джейн, вы не должны отчаиваться! – вскричала эта дама, обнимая старую подругу. – Королева добра от природы. Это хорошее предзнаменование, что ваш старший сын до сих пор в камере. Говорят, она не хочет отправлять леди Джейн на плаху, даже несмотря на то, что Гардинер и Ренар убеждают ее это сделать. Королева хочет проявить милосердие, и я чувствую, так она и поступит. Только… на некоторое время они останутся в тюрьме. Подождите, пусть пройдет коронация. На троне ее величество почувствует себя в безопасности, а чем в большей безопасности она окажется, тем милосерднее будет.

Джейн заплакала.

– Это потому, что вы вселили в меня надежду, – пояснила она.

– Как только закончится коронация, я попытаюсь замолвить за вас словечко в нужном месте, дорогая Джейн. Возможно, вам позволят повидаться с вашими мальчиками. Не падайте духом. Чем больше времени пройдет, тем больше вероятности, что их выпустят. Вспомните, трех младших еще даже не судили.

После этого жизнь стала казаться Джейн более сносной. Она тоже с нетерпением стала ждать коронации.

Какое ликование охватило весь Сити, когда появилась Мария! Она ехала в карете, покрытой серебряной парчой, которую везли шесть прекрасных белых лошадей. Карету окружали семьдесят придворных дам, одетых в алый бархат. Сама королева была в голубом бархате, отделанном горностаем. На голове – шапочка из золотой сетки, расшитая алмазами и жемчугами. Шапочка получилась такой тяжелой, что Мария с трудом держала голову прямо, это было очень неудобно, поскольку она страдала мучительными головными болями. Госпожа Кларенцис, ее старая няня, которой Мария доверяла больше, чем кому бы то ни было, время от времени встревоженно поглядывала на королеву, страстно желая снять с нее тяжелое украшение, которое, она знала, причиняет ей боль и неудобство.

Но в тот день Мария страдала не только от головной боли. Она остро ощущала присутствие младшей сестры. Королева знала, что многие в стране станут их сравнивать: болезненный вид одной с цветущим здоровьем другой, старость с юностью, католичку с протестанткой. Был ли прав Гардинер? Был ли прав Ренар? Не безумие ли это – оставить Елизавету в живых?

Елизавета наслаждалась королевским выездом. Возможно, вскоре ей придется умереть, но такая парадная пышность, в которой она играла заметную роль, принадлежала дочери Генриха VIII по праву рождения. Рядом с ней сидела четвертая жена ее отца – Анна Клевская, единственная из шестерых оставшаяся в живых. Они были одеты похоже, в платья из серебряной парчи с длинными свисающими рукавами, что для Елизаветы послужило преимуществом. Анна Клевская никогда не отличалась красотой, рядом с ней двадцатилетняя сияющая девушка выглядела еще более великолепно.

На Фенчерч-стрит четверо мужчин, каждый ростом почти в семь футов, продекламировали поздравления. На Грейсчерч-стрит процессия замедлила движение, чтобы трубач, наряженный ангелом, смог сыграть соло для королевы; у ворот школы Святого Павла поэт Хэйвуд прочитал свои стихи, посвященные Марии. И повсюду ликующие люди веселились и кричали, приветствуя королеву, принцессу Елизавету и молодого красивого Эдуарда Куртенэя, которого теперь сделали герцогом Девонширом. Красное вино текло рекой, и это доставляло народу не меньшее удовольствие.

Елизавета с Анной Клевской шли сразу за королевой. Елизавета была полна самых радужных надежд. Конечно, рассуждала она, Мария ей вполне доверяет, коли позволила занять такое заметное место в церемонии. И все время представляла себя на ее месте.

Послышался голос Гардинера:

– Перед вами Мария, законная и несомненная наследница короны, по законам Господа, человека, королевств Англии, Франции и Ирландии. Сегодняшний день назначен всеми пэрами нашей земли для освящения, помазания и коронации превосходной Марии. Будете ли вы служить ей, даете ли ваше согласие на это освящение, помазание и коронацию?

И Елизавета вместе со всеми присутствующими вскричала:

– Да, да, да! Боже, храни королеву Марию! Но ей казалось, что она слышит имя не Марии, а свое собственное.

Пока свершался ритуал помазания и вокруг Марии читались молитвы, Елизавета представляла себя в бархатных одеждах, с короной на голове, со скипетром в правой руке и державой – в левой. Придет день, и это перед ней склонятся пэры в знак почтения и преданности, это ее будут целовать в левую щеку. «Боже, храни королеву Елизавету!» – почти звучало в ее ушах.

Когда они покидали аббатство, Елизавета заметила среди ликующей толпы женщину с бледным, трагическим лицом и скорбными глазами, которой было явно не до веселья. «Не горюющая ли это герцогиня Нортумберленд?» – подумала Елизавета и поежилась. Вот так несчастье может соседствовать с триумфом.

Несколько недель спустя, когда уже наступила зима, множество людей вышли на холодные улицы в ожидании другой процессии, совсем не похожей на праздничное зрелище коронации королевы.

Ее возглавлял епископ Ридли, а среди тех, кто шел за ним, был лорд Роберт Дадли.

Роберт высоко держал голову и выглядел браво. Он, так жаждавший приключений, радовался даже такому небольшому путешествию по узеньким улочкам до Гилдхолла, где мог лишь пожать своими могучими плечами, ибо отлично знал, что его ожидает. Эмброуза, Гилдфорда и леди Джейн уже осудили, они вернулись в свои камеры. Теперь настал его черед. Ничто не могло его спасти – человека, который, без сомнения, участвовал в заговоре против королевы. Было бесполезно что-либо делать или говорить, кроме как признать себя виновным.

Приговор не стал для него сюрпризом. Обратный путь в Тауэр он проделал осужденным на ужасную смерть изменников: быть повешенным, снятым с виселицы живым, а затем обезглавленным.

Но Роберт по натуре был оптимистом. Вернувшись в камеру башни Бошамп, где теперь ему предстояло ожидать приглашения на холм Тауэр, он вспоминал сочувствующие взгляды женщин из толпы, пришедшей поглазеть на узников. Похоже, жизнь в жалкой камере не лишила его власти обаяния.

– Какой красивый молодой человек! – шептались они. – И такой молодой, чтобы умереть.

Именно его, Роберта, люди провожали взглядами.

Но осужденный узник не знал, что среди них стояла женщина, которая очень хотела окликнуть его по имени, и все же она сдержалась, опасаясь, что он огорчится, увидев ее. Как благородно он держится, думала она, как беспечно относится к ожидающей его судьбе! Но именно таким она и мечтала видеть своего гордого Робина.

14
{"b":"104938","o":1}