OCR Anita, вычитка Riya35

«Брак не по расчету»: М.: Панорама; 1996

ISBN 5-7024-0475-0

Оригинал: Harriet Gilbert; 1972

Перевод: А. Ф. Николаевой

Их было двое в доме в тот закатный час – молодая мать и маленькая девочка лет семи.

В красивом интерьере нарядной комнаты приютились друг подле друга два любящих существа. И так мирно их сообщество, так хороши они, что просится сцена семейной идиллии на полотно. И не жалей красок, художник, – удивительно живописны эти модели. Они похожи одна на другую лишь тем, что обе прекрасны: одна – торжествующей, уже сбывшейся красотой, другая – обещанием прелестной женственности. Мать стройная, классически пропорционально сложенная – при взгляде на нее невольно приходило сравнение с языческой богиней. Что придавало ее лицу это особое спокойное очарование? Щеки лишены явного румянца, и, тем не менее, ощущается их тепло. Каштановые с золотым отливом волосы, мягкое свечение зеленых глаз. Губы не то чтобы улыбаются, но будто хранят постоянный намек на улыбку – мягкие, нежные, чувственные, с чуть углубленными приподнятыми закраинами. Девочка, если и замерла, то явно ненадолго. Спокойствие не было и, возможно, никогда не станет ее добродетелью. Даже при внешней умиротворенности ее позы веселые, ярко-голубые глаза под шапкой черных кудряшек скрывали озорство. У старшей свидетельством расположения – приглушенный свет улыбки, у младшей – заразительный смех. Каким же сильным должно бить генное вмешательство отца, чтобы так резко развести красоту одной и бутонно намеченную красоту другой!

Удивительно хорошие минуты выдались им обеим. Дочь неосознанно ощущает редкое блаженство покоя. Мать всем существом своим упивается покоем, который не часто дарила ей жизнь. Пусть бы и длилось невидное чужому глазу счастье. Да разве уговоришь его задержаться?

Расслабленная поза, улыбка нашла место в каждой черточке лица, мимика желает остаться в своей приятной сохранности, руки ленятся сделать лишний жест, мозг не ждет никаких откровений...

Ах, как хорошо! Как тихо... В таком благолепии невзначай вырвавшееся слово может прозвучать громом. Ну и не надо слов. Так хочется длить ощущение любви, взаимопонимания, тепла, покоя...

Однако логика жизни препятствует статике поз и настроений. Угроза умиротворению уже зреет в черноволосой головке. Вопрос, готовый сорваться с губ, пока не сформулирован до конца, но вот-вот родится. Что взять с ребенка? Не сегодня и не завтра научится девочка, если вообще научится когда-нибудь, ценить подобные минуты безмолвного согласия, созвучия дыханий.

– Мама, а почему у меня два папы?

Вопрос прозвучал. Гром грянул. И все! Нет величественного покоя – ни телу, ни глазам, ни лицу, ни душе. Старшая из двух будто стерла то, что секунду назад виделось долгим спокойным очарованием на той самой не написанной художником картине.

– Ох, девочка, о чем ты? – Слова вплелись в судорожный вздох.

Маленькая не поняла всей разрушительной силы своего любопытства, но почувствовала болезненный срыв в настроении матери.

– Мамочка, ты только не волнуйся. Расскажи мне про моих пап. Я же все пойму. Я же взрослая уже...

Взрослая! Вы сейчас так рано становитесь взрослыми... И все-то вы знаете. И всех безоглядно судите. Мать взглянула на своего юного голубоглазого прокурора и пришла к выводу: еще не настало время объяснять ей свою жизнь, свои грехи, ошибки, беды, промахи. Свое счастье.

– У каждого, малышка, есть только один папа. А если ты кого-то другого хочешь назвать прекрасным словом «папа», значит, он очень хороший человек. Хороший, как папа...

– Но дети-то не от двух пап бывают? И у меня – один? Который из них?

– А кого ты так называешь?

– Мамочка, не запутывай меня, пожалуйста! Ну, вот я никак не пойму...

– Вот видишь – не понимаешь, а еще твердишь, что взрослая.

– А ты понимаешь?

– Но я же, согласись, взрослая.

– Вы, взрослые, только все запутывать и умеете!

Вот тут, девочка, ты права на все сто процентов. Уж что умеем – то умеем. Себя, других... Жизнь, и ту запутываем. А заодно и тебя, малышка.

– Знаешь что, – обратилась к маленькой старшая, – мы сейчас пойдем в твою спальню. Мама ляжет рядом с тобой и расскажет тебе историю. Грустную-прегрустную. Она про несчастную девочку, у которой не было ни одного папы.

– Cовсем-совсем?

– Совсем-совсем...

– И как же она?

– Расскажу, но сейчас – марш в ванную! Встреча в условленном месте!

Ну, слава Богу! Пока миновало! Мысль дочери ушла в сторону от опасной дороги. Есть передышка. А там сообразим, как запутать ребенка пуще прежнего. Впрочем, может быть, настала пора – распутывать?..

Вдоль главной торговой улицы городка, не сливаясь с толпой, шла молодая женщина. Прекрасная фигура, прелестное лицо, которому особую живописность придавали каштаново-золотистые волосы. Ну, кто бы мог сказать, глядя на нее, что не по силам ей тяжесть житейских проблем? Впрочем, пока она под ними не согнулась. Пока она просто убегает от них. И помогает в этом предрождественская суета, царящая на улице. Заботы по дому, непременные и привычные, не требуют ни работы ума, ни усилий души, оттого и не дают желанного спасения от грустных мыслей. Другое дело – магазины. Они отвлекали, они звали к себе, настраивая сердце на добро, а сознание – на удачу совпадения: право, какое чудо угадать подарок, который особенно порадует близкого человека! И дело не в номинальной ценности покупки, тут у нее возможности более чем ограниченные, а в совпадении подарка с невысказанным желанием адресата. Утомительные заботы, но приятные. Айрис Олдфилд, а это именно она сейчас является объектом нашего интереса, не очень любила бестолковые хлопоты предпраздничных дней. Но на этот раз с радостью разрешила суете закружить себя.

Улыбка направо, улыбка налево – «Здравствуйте!», «Как поживаете?». Она приветствовала, ее приветствовали. Да и как могло быть иначе, если прожила в этом небольшом славном городке свою, хоть и недолгую, признаться, жизнь. От улыбки до следующей улыбки лицо не успевало посерьезнеть, и в промежутках между встречами оно по-прежнему озарялось выражением приветливой радости. А это, в свою очередь, смягчало ставшее для нее в последнее время едва ни не привычным состояние мрачной сосредоточенности. И плевать, что она не слишком нарядна, что ее одежде не догнать моду даже двухлетней давности! Впрочем, если быть до конца честной, этот маленький штришок тоже вносил свою печальную лепту в ее и без того не очень комфортное душевное состояние.

Айрис не хотелось признаться даже себе самой, но, назначая встречу с подругами, она интуитивно выбрала кафе, в котором можно не снимать верхней одежды. Стоит ли огорчать близких людей, да и саму себя своим скромным нарядом?

– Прости, что опоздала! – прокричала с порога Айрис, едва переводя дыхание после быстрой ходьбы. И устремилась через переполненный, шумный зал кафе к столику у окна, за которым сидела подруга.

– Могла бы и не торопиться, Жэтрин все равно еще нет. Эта женщина, пока не спустит все деньги, не успокоится. К тому же ее неутолимая страсть – знать все про всех... Недуг, чреватый летальным исходом, – сказала Джун Кемп.

– Что да, то да, – отозвалась приятельница.

Кэтрин, жена богатого и всеми уважаемого адвоката, не давала друзьям сомневаться в том, что составляет круг ее интересов: магазины, сплетни, пикантные новости.

– Ходить по магазинам в канун Рождества – настоящее самоубийство. – Айрис опустила на пол сумки, картонные коробки и облегченно вздохнула.

– Кто бы спорил... – согласно кивнула Джун. – Сегодня только четверг, а народу в супермаркете – как сельдей в бочке. Я не смогла купить даже половины из того, что запланировала. Айрис, будь другом, выручай. Моя драгоценная свекровь – не к ночи будь помянута – собирается подарить себя нам на все время рождественских каникул. Не могла бы ты приготовить для меня большой сливовый пудинг? И немного бисквитов – на случай непредвиденных гостей.