Москва, 1995 год, сентябрь

– Ну и где же ваша хваленая стабилизация? Дунуло холодным ветерком, даже не ветром, а так – сквознячком, и вся ваша банковская система чуть не развалилась как карточный домик! – Фурнье был возмущен и бранных слов не жалел.

Только что в августе – роковом для России месяце – случился банковский мини-кризис. Кто-то задолжал, не отдал вовремя кредит, а тот, кому не отдали, в свою очередь, подставил другой банк, и оказалось, что свободных денег в банковской системе попросту нет. Еле удалось остановить панику вкладчиков, а иначе случился бы «эффект домино» – массовые банкротства банков, предприятий, а затем и полный коллапс. И все это – от небольшого по масштабам финансового сбоя.

Победителей, конечно, не судят, но они чуть-чуть не оказались проигравшими, а этих судят или попросту убивают, причем с превеликим удовольствием.

Рюмин не нашелся что сказать и предпочел внимательно изучать меню только что открывшегося в Москве дорогого китайского ресторана. В бассейне посреди зала плавали золотые рыбки, в беседках веяло сладковатыми ароматами, по мостикам, перекинутым между искусственными прудами, семеня ногами в узких халатах, сновали специально привезенные из Поднебесной китаянки.

Негодование Фурнье было понятно – на мини-кризисе он потерял солидные деньги. А если случится более серьезное потрясение? Есть от чего прийти в расстройство.

Ровно через год после первой поездки Рюмина в Париж Фурнье приехал руководить представительством компании своего отца, созданным в России. Валентин Борисович рассчитывал, что Жан появится пораньше, но пришлось подождать, постоянно слыша от начальства: «Упустил француза, нужно было его вербовать и получить закрепляющие материалы. А так ищи ветра в поле».

Наконец Фурнье возник на московском горизонте и не возражал против встреч с Рюминым.

А дальше все пошло совсем не так, как обычно. Было непонятно, кто кого, собственно, привлек к сотрудничеству.

Фурнье не возражал против того, чтобы снабжать Рюмина информацией о деятельности или, как было принято говорить в конторе, устремлениях западных компаний в России в обмен на поддержку его собственных проектов государственными структурами. Проблема состояла в том, что как раз эту самую поддержку Рюмин организовать уже не мог. Государство разваливалось на глазах, превращаясь в некоторое подобие товарно-сырьевой биржи. В конечном итоге Рюмин при первой возможности покинул тонущий корабль и занялся самостоятельным бизнесом.

Пользуясь старыми связями, он наводил инвестиционную компанию Фурнье на интересные предприятия и помогал скупать за бесценок их акции, которые предприимчивый француз затем перепродавал западным корпорациям намного дороже.

Спекуляции давали солидную прибыль и были взаимовыгодными. Рюмин и Фурнье стали компаньонами, а затем и приятелями, насколько это возможно в отношениях между двумя особями, не имеющими никаких моральных принципов и получающими наслаждение от пожирания добычи.

Вечер в китайском ресторане был посвящен грустному поводу – Фурнье, и так засидевшийся в Москве, собирался возвращаться во Францию. На ужин прижимистого француза пригласил сам Рюмин, так как Жан, по своему обыкновению, пытался отделаться прощальным бокалом вина с орешками у себя дома. Рюмин с грустью думал, что ему будет не хватать общения с предприимчивым и предельно циничным Жаном, которого он в свое время так наивно собирался вербовать.

– Обязательно возьмем утку по-пекински, – сказал Фурнье. – Хочу попробовать. Вообще-то я не люблю всякие «шинуазри».

Рюмин улыбнулся. Жан часто употреблял это французское словечко, которое переводилось как «китайщина», но имело и другие значения – хитрость, подвох, подделка, надувательство.

– Зря уезжаешь. В России сейчас интереснее, – сказал Валентин Борисович.

– Не возражаю, но отец стал плох – не контролирует бизнес. Я тут зарабатываю, а у него все разворовывают. «Шинуазри» сейчас во Франции побольше, чем в Китае. Так ты заказал утку по-пекински?

– Да, заказал! Еще мы берем курочку в кисло-сладком соусе с орехами кешью, карпа на пару и королевские креветки. Ну и, конечно, пирожки и жареные пельмени.

– Не забудь паровой рис для меня вместо хлеба. А нормальное вино они подают? От сливового меня тошнит.

– Возьмем лучше зеленый чай.

– Ладно. Бордо буду пить уже в Париже. Ты прав. Моя милая и нежная Франция покажется мне слишком спокойной, а француженки – фригидными.

– Можно выписать девушек отсюда.

– От них тоже нужно отдохнуть. Пожалуй, я найму азиатскую прислугу. Люблю тайский массаж и прочие их фокусы. Чай чем-то пахнет. Закажи все же двойное виски – хочется выпить.

– Неужели не вкусно?

– Вкусно, но когда же принесут утку по-пекински? – озабоченно спросил Фурнье, уже проглотивший тонко нарезанные кусочки утиного мяса и не заметивший этого.

– Ты действительно думаешь, что нас ждет острый кризис? – спросил Рюмин.

– Убежден. Вы живете на подаяние Международного валютного фонда. Резервов никаких. Если залихорадит мировые рынки, волны тут же дойдут до России. А свою устойчивость вы в августе показали. Все врете, хвалитесь, а на самом деле...

– Да, и Москву мы сами подожгли, чтобы не отдавать Наполеону.

– Я бы на месте Наполеона не стал завоевывать Россию. Слишком дорогой проект. Гарантий никаких, – серьезным тоном заметил Жан.

– Слава Богу, нашелся хотя бы один разумный человек.

– Я-то разумный – в отличие от ваших правителей. Они строят финансовые пирамиды – государство берет в долг, а отдавать ему нечем. Что, не придумали других занятий? Страна огромная. А у вас все время получается как-то не так, нелогично. В общем, прогноз у меня неблагоприятный.

– Поэтому ты и возвращаешься во Францию?

– И поэтому тоже.

Рюмину было ехать некуда. Богатый папенька, как Жана, его в спокойной Франции не ожидал. Начинать жизнь с нуля было поздно, да и неразумно. Свои знания он мог максимально эффективно применять только в России.

К тому же страна стремительно менялась. Ее уже не назовешь краем непуганых идиотов. «Жан не понимает, – думал Валентин Борисович, – что потрясения России необходимы. Да, ожидание кризиса висит в воздухе. Но он сметет все обветшалое, даст дорогу более умным, хитрым, расчетливым».

Таким, как он, Рюмин.

В России всегда будут грабить награбленное. Поставить точку в этом увлекательном занятии немыслимо. Это противоречит национальным традициям и характеру русского человека. Передел собственности будет продолжаться вечно. Правда, придется попотеть, а может, и пролить кровь. Но он к этому готов, он даже хочет, жаждет этого.

«Эх, не поймешь ты, баранья душа, как сладок аромат денег, когда он отдает запахом крови», – отвлекся от беседы с погрустневшим французом Рюмин.

В понятие победы Валентин Борисович вкладывал многое. О необходимости скрепить бизнес кровавыми жертвами он думал и говорил скорее для красного словца, хотя ни на секунду не остановился, если бы потребовалось принести в жертву реальных людей. О нем так и говорили: «Увидит, что ему нужно подъехать на своем джипе к киоску, а мужик мешает, даже задумываться не станет – переедет и не поморщится».

И все же победа значила для Рюмина не только достижение поставленной цели, а прежде всего личное самоутверждение и превосходство. Какое наслаждение – прикинуться слабым, убогим, простовато-честным, даже наивным, чтобы дать противнику раскрыться и показать все свое нутро, а потом ошарашить, вбить в пол, заставить унижаться, ползать на коленях, умолять о пощаде! И в ответ – поправить очки профессорским жестом, изобразить некоторую растерянность, неудобство и извиниться, обязательно извиниться за то, что не можешь поступить иначе. А потом предложить: «Поставьте себя на мое место», – заранее зная, что этот наглец только об этом и мечтает. Но не суждено ему, не выйдет, потому что мозгов не хватает!

– А ты чем займешься? – спросил Жан.