– Он хоть сумеет всё правильно описать? – с некоторым беспокойством, зная молчаливый нрав и лаконичный язык Гойтемира, спросил Док Доусон.

– Он сумеет выделить и рассказать главное, – гарантировал Берсанака. – А описывать всё будешь ты сам…

– Самому бы посмотреть… Вот же, проклятая неосторожность…

Препарат, который они должны были испытывать, содержался в аэрозольной упаковке. Когда заело колпачок баллончика, полковник сам взялся ремонтировать его. И случайно брызнул себе на штанину. Влажное пятно высохло через пять минут, и все забыли про него. И только на следующий день, когда они входили в село к своему человеку, чтобы провести у того ночь, откуда-то выскочил белый кавказский волкодав и без всякого лая, без предупреждения бросился на Дока. И только реакция Берсанаки спасла полковника Доусона от больших неприятностей. Но после стрельбы в село входить было нельзя. Да и кто знает, как поведут себя другие собаки… Никто не сомневался, что именно неосторожность Дока сыграла с ним такую злую шутку. Собаки от запаха препарата должны с ума сходить от ярости и набрасываться на любой предмет, даже на камень, на который из аэрозольного баллончика брызнули. Док знал это, но вовремя не выбросил испорченные камуфлированные штаны…

Посмотреть со стороны, Гойтемир шёл быстро. Хотя для него самого такая походка была явлением естественным и более короткий шаг казался бы уродливым топтанием на месте. Будучи уже второй десяток лет в постоянной боевой готовности, он давно разучился ходить прогулочным шагом. И даже бывая в городах, где люди далеко не всегда спешат, а часто, даже при необходимости передвигаться быстрее, шествуют чинно, солидно, что свойственно восточным людям, Гойтемир выделялся стремительностью движений. Он вообще не понимал, что такое прогулка, и если шёл куда-то, то только по необходимости.

А уж в родных горах, да ещё когда вокруг обстановка, сулящая постоянные опасности, он предпочитал не задерживаться, чтобы не дать кому-то возможности качественно прицелиться. Тем не менее Гойтемир никогда не торопился настолько, чтобы забыть о других мерах безопасности. Таких, как неоставление следов. И потому смотрел с высоты своего роста далеко вперёд, заранее выбирая направление, чтобы потом не возвращаться, и заранее обходил места, где снег ещё не растаял. А снег таял по какой-то непонятной системе, выбирая участки вроде бы ничем не примечательные. Может быть, земля там была более тёплой, потому что под землёй были какие-то тёплые минералы, может быть, земля в этих местах лучше влагу впитывала, может быть, трава здесь была другая. Но на склоне холма, вроде бы везде одинаковом по уровню, проталины от вершины спускались языками, оставляя ниже совсем подтаявшей вершины целые снежные полосы, местами плавно сомкнутые между собой. И именно такие места, где проталины прерваны сомкнутыми снежными полосами, Гойтемир обходил, сворачивая в сторону. И так, постепенно, он слегка уклонился от направления. Но, спустившись, оказавшись в лесу, где снег лежал повсеместно, хотя и был таким же талым, он уже вынужден был следы оставлять, как оставлял их совсем недавно, когда выходил навстречу Алхазуру Чочиеву. Сначала Гойтемир в свой же собственный след ступил и половину пути до места убийства прошёл прямо. Но дальше так же идти было опасно, потому что путь начинался под уклон, лес был жиденьким и клочкастым, и если кто-то подойдёт к телу убитого Чочиева с другой стороны, то может увидеть и Гойтемира. И уж наверняка увидит, когда Гойтемир будет отходить.

И потому пришлось со своего старого следа свернуть и двинуться прямиком в сторону соседнего холма, откуда, как Гойтемир предполагал, ему будет прекрасно видно место убийства, к которому сейчас с другой стороны подбираются «краповые» и менты. При этом Гойтемир сделал свой широкий шаг ещё более широким, таким образом добавляя скорость, потому что ему предстояло и соседний холм обойти и подниматься на него сбоку, иначе его след останется на обращённой к «краповым» стороне, и если кто-то вздумает бинокль поднять, чтобы хотя бы место определить, откуда стреляли, что выглядит вполне естественным, то могут и пойти по следу Гойтемира. Конечно, след всё равно найдут и по нему пойдут. Но хотелось верить, что найдут его не сразу и дадут время, чтобы уйти на безопасное расстояние и позволить уйти также Берсанаке с полковником Доком Доусоном.

Уходить следует в любом случае. Это ещё Берсанака решил сразу после того, как пришлось застрелить Алхазура Чочиева. Не зря Гойтемир застрелил его племянника. Микаил проболтался дяде, рассказал, где прячется группа, и Алхазур шёл прямиком туда. И неизвестно, кому Микаил ещё рассказал это, и неизвестно ещё, кому Алхазур мог рассказать… Место пребывания следовало менять, но сделать это можно только после наблюдения за действием препарата. Скорее всего, Берсанака примет решение уходить сразу после возвращения Гойтемира…

Поднимаясь на склон холма, откуда собирался вести наблюдение в бинокль, Гойтемир несколько раз оборачивался. Он не чувствовал преследования или какого-то взгляда со стороны, как другие, говорят, могут это чувствовать. Он просто привычно страховался. И ничего подозрительного не заметил. Да и не могли «краповые» оказаться у него за спиной, потому что они совсем с другой стороны подходят и направляются к телу Алхазура Чочиева. То есть не минуют его так быстро, чтобы проверить, откуда в Алхазура стреляли. Проверять они пойдут. Это сомнению не подлежит. Но Гойтемир работал аккуратно и следов не оставлял. Кроме тех, которые хотел оставить. Он даже стреляную гильзу не подобрал, чтобы его позицию обнаружили, на какое-то время застряли там и дали ему самому возможность правильно сориентироваться. А других следов мало. И уж, конечно же, не плясал на снежном насте. Правда, тот участок, где всё же по насту идти пришлось, хоть он и отстоит от места стрельбы на добрых семьдесят шагов, «краповые» обязательно найдут. И тогда поломают голову и снова время потеряют… Один след ведёт к ним навстречу, сверху второй след, который уже от них ведёт, потом, на середине, снова встречный след, который ещё и в сторону свернёт… Куда идти? Они пойдут, конечно, в сторону, потому что третий след все остальные перекрывает. А сам Гойтемир к тому времени уже поднимется на сопку к Берсанаке с Доком, и все вместе они двинутся к новому убежищу, заранее уже осмотренному на предмет пригодности тем же самым Гойтемиром…

На вершине нового холма рос негустой лесок с многочисленными группами кустов. Гойтемир долго пристраивался, выбирая позицию для наблюдения. Ни одна из первых пяти опробованных позиций его не устроила – если не было препятствия сразу под носом, то дальше деревья вставали так, что частично закрывали видимость и мешали рассмотреть в подробностях то, что будет происходить рядом с телом Алхазура. Других позиций, обеспечивающих безопасность, на вершине просто не было. И потому пришлось уйти чуть дальше, не вперёд, где его можно было бы нечаянно заметить «краповым», а вбок, где и самому укрыться можно было без проблем и видимость была лучшей. Там Гойтемир устроился вообще с удобством, отыскав между кустов углубление, в которое мог сесть, и спину при этом привалил к большому камню. Здесь, подняв к глазам бинокль своего командира, он убедился, что видит и лежащего меж деревьев Алхазура, и всё вокруг него. Там, рядом с телом, снега не было. И Гойтемир, когда обильно брызгал на спину, на руки и на горло убитому из аэрозольного баллончика, не оставил следов. И сейчас хотелось, чтобы местный участковый Идрис Дударков прибыл вместе с «краповыми» побыстрее. Действие препарата Гойтемир видел пока только на самом Доке. Глупо тот попал, но у кого не бывает промахов. Сам теперь и расплачивается. А вот что будет с телом Алхазура – на это посмотреть интересно. Дударков хвастался, что его белый кавказец ходит по следу ничуть не хуже любой немецкой овчарки, несмотря на свой рост. Но, чтобы взять след, его следует сначала найти. Но до того, как след найдут, можно будет полюбоваться представлением…