– Не совсем, – возразила я. – Ведь в те дни, когда я водила Ники, билет записан один. А было-то два. Мой и его.

– А в ноябре и декабре, – потребовал отчета Леша, – ты никого не водила?

– Водила, – откликнулась из телефонной трубки увлеченно вслушивающаяся Маша, – в основном японцев. Никиных друзей.

– А числа совпадают?

Я пожала плечами:

– Абсолютно ничего по этому поводу не помню. Они звонили, я водила. Потом нас задержали на входе из-за того, что ввели строгости с билетами для иностранцев. После этого я им уже покупала дорогущие золотые билеты – но не у мафии, конечно, а в кассе. Только числа у меня вылетели из головы.

– И перед каким спектаклем вас задержали? Напрягите память! Кто там танцевал, не было ли замен?

– Была, – сообщила Маша. – Вместо Лопаткиной «Умирающего лебедя» танцевала Ниорадзе.

– Теперь посмотри по фотографиям, какого числа это случилось, – скомандовал в трубку Леша. Маша покорно подчинилась. Вот была б на ее месте Настя, хотела бы я тогда на Лешу посмотреть!

– Пятнадцатого ноября, – отыскала нужный файл моя подруга. – А что?

– Пятнадцать одиннадцать два бэ ш! – просветила ее я. – Так записано у инопланетян. «Ш» – с большой буквы и с восклицательным знаком.

– Значит, ты водила в театр иностранцев? – спросил Леша.

– Да. Математиков. Только я не понимаю, кому какое до этого дело. Зачем это записывать? Если записано и вправду это.

– Вообще-то, если бы это происходило у нас в Эрмитаже, то кое-кто мог бы и записать. У нас к вопросу иностранцев подходят очень строго. Во-первых, для них специальные билеты, а во-вторых, никому, кроме работников Эрмитажа, не разрешается проводить для них экскурсию.

– Да? – поразилась Маша. – А если я привела своего друга и рассказываю ему то, что знаю?

– А это как повезет. Можете нарваться на строгую служительницу, которая воспримет ваш рассказ как экскурсию и попробует запретить. Хотя, разумеется, когда с вами всего один человек, то обычно такого не случается. Вылавливают группы. В конце концов, я считаю, пусть лучше доход от иностранцев получает сам Эрмитаж, чем паразитирующая на нем мафия.

– На Эрмитаже тоже паразитирует мафия? – уточнила я.

– Как и на всем остальном. А в Мариинке с этим как?

– Хорошо, – заявила Маша. – В смысле: плохо. Мафии полно. А что?

– Вот кому могло бы не понравиться, что Катя через их голову водит иностранцев. Второй вариант – администрация театра. Те и другие теряют на этом доход.

– И, чтобы его восполнить, похищают куски моего сизиса, – вставила я. – Это надо быть сумасшедшим!

– Да, не сходится… – кивнул Леша. – Ну ничего. Утро вечера мудренее. Сегодня я уже ни на что не способен.

– Сегодня и так многое объяснилось, – уверила его Маша.

На сей оптимистической ноте мы завершили обсуждение. Надо заметить, что Лешино присутствие весьма прибавило этому обсуждению плодотворности. Зато, увлекшись, мы совершенно забыли о времени. Шел четвертый час утра, отправлять в это время человека на улицу мне показалось жестоким, и я поставила Леше на кухне раскладушку.

– Посторожу твой любимый холодильник, – хмыкнув, заметил он.

Я уверила его, что холодильник того стоит, ибо предыдущий ночами скакал и спать в его обществе рискнул бы не каждый. А этот смирный.

Наутро, пока я дрыхла, Леша успел сбегать в хозяйственный магазин и приволочь оттуда очередное чудо техники в виде новомодного замка. Тот был, слава богу, без пимпочки, зато с каким-то подозрительным ключом. Плоским и длинным. Несколько ошарашенная мама стояла рядом с гостем и подавала ему инструменты, а он что-то делал с дверью.

– Вот, – только и нашлась, что сказать, мама.

– Вижу, – кивнула я.

– Хотя оптимальный вариант – сменить дверь, – заявил Леша. – Но это я без подготовки не могу.

– И стены, – продолжила я. – И потолок. И квартиру. И жильцов. Я вчера думала, что ты шутишь!

– Это про замок-то? Какие тут шутки! Жизнь у тебя одна.

У меня на языке завертелась фраза о перевоплощениях и том, что, чем скорее я перейду в стадию вороны, тем мне будет легче, однако я заставила себя сдержаться и лишь улыбнулась:

– Спасибо!

– У меня нет денег! – мрачно и громко зашептала мне на ухо мама. – Чтобы отдать за замок! А у тебя есть?

– Три доллара, – честно призналась я. – Из полученных за статью. Восемьсот мы продали, три осталось.

Леша отвлекся от работы:

– Ну, еще не хватало! С замком была моя инициатива, и довольно странно расплачиваться за нее вам. Отвертку, пожалуйста…

Мама покорно протянула клещи, гость вежливо осмотрел их, вздохнул и сам пошел к ящику с инструментами.

В тот день в театр я не собиралась, поскольку меня послали принимать экзамен на вечернем факультете. Леше, впрочем, тоже надо было на работу. Поэтому встретиться мы договорились завтра. В Мариинке, разумеется.

На экзамен я отправилась не без любопытства. Я никогда не имела дела с вечерниками, а говорят, ощущение незабываемое. Ходят слухи, что после общения с ними ты потом без зазрения совести ставишь зачет любому, умеющему сложить два и два, а уж умеющего сложить их правильно и вовсе считаешь гением. Мне было интересно, нет ли тут преувеличения. Конечно, работать и учиться труднее, чем просто учиться, однако неужели контраст столь велик?

– Будьте с ними помягче, – предупредил меня лектор вечерников, едва я вошла в аудиторию. – Если человек не знает своего билета, попытайтесь понять, а что же он все-таки знает?

«Он знает, откуда берутся дети, – подумала я, оглядевшись вокруг и узрев толпу спортивно развитых парней, и без того мощные формы которых были увеличены выпирающими через одежду стопками шпаргалок. – Но это, к сожалению, не из области высшей математики».

Впрочем, я, как мне казалось, сумела подготовиться к тому, чтобы без положительной оценки от меня не ушел никто. Я решила спрашивать студентов, что такое векторное произведение. Это один из первых в данном курсе и потому самых простых вопросов. К тому же он не требует доказательства – сказал определение, и баста. Векторное произведение обозначается не точечкой, а крестиком, поскольку точечкой обозначается другое произведение векторов, скалярное. Скалярное произведение изучают в школе – по-моему, в седьмом классе. Ну, векторное чуть посложнее – это вектор, построенный по некоей коротенькой формуле, – однако я решила, что в двадцатилетнем возрасте запомнить одну формулу вполне доступно каждому.

Гордая собой, я провозгласила:

– Кто готов отвечать?

Ко мне ринулись сразу несколько жаждущих. Очевидно, у меня более покладистый вид, чем у их лектора, ничем другим объяснить это я не могу. Ну что ж, они во мне не ошиблись!

Своего билета, разумеется, не знает никто. Ладно! Итак, коронный вопрос:

– Кто мне скажет, что такое векторное произведение?

Гробовое молчание. Несколько ошарашенная, я пишу на бумажке: «а х в», пихаю бумажку отвечающим и нежно сообщаю:

– Ну вот это!

– Аха бэ, – подумав, читает кто-то. Я (кротко):

– Разве это «ха»? Попробуйте вспомнить. Другой студент (радостно):

– Знаю! Икс! А икс бэ! Я (в отчаянии):

– Ну какой еще икс?!

Тот же студент(удовлетворенно):

– Неизвестное число!

Я (не выдержав):

– Это знак умножения! Умножения! Так обозначают векторное произведение!

Еще один студент (с недоверием):

– Да?

Я (взяв себя в руки):

– А что такое векторное произведение? Помните, была такая формула?

Тот же (с еще большим недоверием):

– Да?

Я (покладисто):

– Ладно. Формулы не надо. Скажите приблизительно. Векторное произведение – это объект какой природы?

Все:

– ???

Я (чувствуя свою промашку):

– Это стол? Стул? Человек? Все (дружно):

– Нет!

Я (с облегчением):

– Молодцы! Так что же это? Все (дружно):

– Число!

Я (собрав в кулак свои педагогические способности):