– Да, – опешив, ответила я симпатичной женщине лет сорока пяти, смотрящей на меня с искренним интересом.

– А вы знаете дорогу?

– Да, – все столь же ошарашенная, кивнула я. Я явно видела эту женщину впервые.

– Вот и замечательно, – улыбнулась она. – А то я две недели проболела и еще ни разу не была на занятиях. А адрес куда-то сунула, а куда, не помню.

Я внимательно оглядела себя. Нет, ничего такого на мне нет. Из сумки вовсе не торчит листок с надписью «ФПК», и в петлицу пиджака вдет бархатный цветочек, а не список предлагаемых нам дисциплин. Я не выдержала:

– Скажите, а почему вы решили, что я еду именно туда? В метро ведь полно народу.

– Не знаю. Я вас заметила и сразу поняла, куда вы едете. Ну, это было как-то несомненно…

– Наверное, у меня вид человека, нуждающегося в срочном повышении квалификации, – догадалась я.

Мы засмеялись.

– Меня зовут Даша, – представилась незнакомка. – Я преподаю в медицинском русский язык для иностранцев. А вы, значит, математик? Я так и думала. А вот любопытно, кто по специальности этот бородач?

– Какой бородач? – не поняла я.

– А вон, на другом конце вагона. Я сразу заметила, что он за вами следит. Наверняка догадался, что вы на ФПК, и, как я, тоже забыл адрес. А обратиться стесняется. Вдруг вы решите, что это вульгарное приставание…

– Даша, – возразила я, – я еще могу поверить, что вы в приступе женской интуиции опознали во мне коллегу. Но какой-то бородач в придачу – это слишком. Он наверняка едет по своим делам, и до меня ему нет никакого дела.

– Возможно, он и не коллега, – не стала настаивать Даша. – Но вами интересуется. Это точно. Кстати, он довольно привлекательный. Давайте я вас познакомлю.

И не успела я воспротивиться, как Даша отправилась на другой конец вагона, где и впрямь торчал некто с бородой. Лица я не разглядела. Я близорукая, а очки надеваю лишь в театре, и то когда уже выключен свет. У каждого свои предрассудки.

Однако замечательную сцену я узрела даже невооруженным глазом. При виде безобидной женщины, пробирающейся между людьми, бородатый тип заметался, словно птица в клетке. Нет – словно бабочка! Он бросился на стеклянную дверь и принялся биться о нее, да еще как-то странно ощупывать, будто ища кнопку, нажав на которую, можно выскочить между станциями прямо в туннель. На красующийся рядом стоп-кран он при этом не обращал ни малейшего внимания.

Даша остановилась в недоумении. Этой заминки хватило, чтобы поезд остановился и нервный бородач дал стрекача по платформе.

– Наверное, он действительно спешит по своим делам, – сообщила мне разочарованная Даша. – Хотя я прямо-таки видела, что он за вами следит.

Идея о следящем бородаче наводила на какие-то смутные и приятные мысли, однако развивать их не было времени. Мы пришли.

Перед дверью нужной аудитории мы остановились, дабы сделать милые извиняющиеся лица. Остановились – и застыли. Ибо то, что мы услышали, не вдохновляло.

Из-за двери доносились душераздирающие стоны.

– Нам точно сюда? – попятилась Даша.

Я сверилась по бумажке:

– Сюда. И написано, что занятия для всех специальностей сразу. Только мне кажется, что сегодня тут как раз ваша специализация. В смысле: медицина. Режут кого-то.

– Я не медик, – поспешно возразила моя коллега. – Я гуманитарий. Я и живых-то лягушек боюсь.

– Тут режут не лягушек, – вздохнула я после очередного стона. – А людей. Без наркоза.

Даша попыталась найти в двери щелочку и подглядеть, однако успеха не достигла. Я выдвинула новое, более приятное предположение:

– Может, там просто ругают не сделавших домашнее задание? Или опоздавших к началу занятий. Таких, как мы. Ну а те стонут. С непривычки. Ведь мы все давно сами преподаватели и предпочитаем ругать других.

Мы снова прислушались. Стоны прекратились, сменившись не менее странными звуками. За стеной дружно выли. Дружно и как-то самозабвенно.

– А может, там театральный кружок? – оживилась Даша. – Я в школе участвовала, так до сих пор помню. А наше повышение квалификации перенесли в другое место.

– Готовятся к Новому году и изображают вьюгу, – поддержала я. – А нас изберут Снегурочками.

Однако и эта мысль была тут же опровергнута, поскольку из таинственной аудитории донесся страшный, громкий, многоголосый крик:

– Денежек нет – поколачивай плешь! Денежек нет – поколачивай плешь!

И – грозное, басистое рычание. Меня неожиданно озарило вдохновение:

– Их тоже перевели на магнитные карты! Они протестуют против невыплаты аванса! Я обязательно должна присоединиться!

И я храбро сделала шаг вперед, а Даша солидарно двинулась за мной.

Увиденное ошеломило меня не меньше, чем услышанное. Не могло не восхищать, что такое обилие и разнообразие звуков издавали всего пять человек, из которых четыре были женщинами, причем довольно хрупкого сложения. Все они (и единственный мужчина тоже) держали в руках по зеркальцу, в котором внимательнейшим образом изучали собственное отражение. И оно было достойно изучения! Язык вытянут вниз, у самых отчаянных доставая до кончика подбородка, верхняя губа ловко оттопырена, полностью открывая зубы. Причем каждый член загадочной секты старательно выговаривает «а-а, а-а» с той неповторимой интонацией, которая известна даже маленьким детям и вызывает однозначные устойчивые ассоциации.

Мое воображение зациклилось на протесте против невыплаты зарплаты, и после первого шока я решила, что таким образом люди дают понять, что они хотят есть, а есть им нечего. И желудки их настолько пусты, что возникли определенные физиологические проблемы.

Преисполнившись сочувствия, я решила что-нибудь сказать, однако меня опередила Даша.

– Это ФПК? – неуверенно поинтересовалась она.

В тот же миг лица людей переменились, засияв улыбками. Нас встретили, как самых желанных гостей, и объяснили, что сейчас проходят занятия по технике речи, или фонационному тренингу. Руководитель, Людмила Ивановна, оказалась очаровательной женщиной, необычайно увлеченной своим делом. Она считала, что преподавателям хорошо поставленный голос нужен не меньше, чем певцам, что мы губим свои голосовые связки постоянным перенапряжением, вместо того чтобы научиться ими должным образом владеть.

Я была целиком и полностью с нею согласна, поскольку нередко после работы была способна лишь хрипеть или шептать и как раз недавно с ужасом думала, что же меня ожидает, когда я начну читать лекции большому потоку. Так что Людмилу Ивановну смело можно было назвать подарком судьбы.

Однако не все, кого жизнь занесла на ФПК, разделяли мое мнение, и подавляющее большинство слушателей отсеялось после первого же занятия. Поэтому каждый неофит был на счету, особенно такой, как Даша или я, тут же с энтузиазмом бросающийся в пучину новой, неизведанной науки. Фонационный тренинг до конца остался для нас любимейшим предметом из тех, которые руководство университета предназначило для повышения нашей квалификации. Замечательные уроки доставляли мне массу удовольствия. Где еще взрослому человеку удастся вволю порычать, постонать, покричать, повыть? Хотя я не всегда была на высоте. Дело не в отсутствии старания, а в моем складе ума, заставляющем видеть смешное в самых обычных бытовых вещах. Ну как мне спокойно воспринимать хотя бы, например, упражнение, состоящее в зычном повторении фразы «денежек нет – поколачивай плешь»? Разумеется, я тут же представляла себе, что, разучив ее хорошенько, отправлюсь в расчетный отдел и испробую сей шедевр на наших бухгалтерах. Впрочем, они женщины и плешей не имеют. Лучше в ректорат. Там у нас все плешивые. Конечно, те, которые не лысые…

Еще труднее мне приходилось, когда мы перешли к тренировке мощности голоса и принялись регулярно аукать, складывая ладони рупором. Перед глазами у меня моментально вставал исчезнувший профессор Брауэр, и я начинала глупо хихикать. Не говоря уж о том, как я восприняла совет Людмилы Ивановны перед лекциями, едва войдя в аудиторию, обязательно разминать голосовые связки, десяток раз произнося: «Тройки, тройки, тройки». Я так и увидела поток студентов, радостно ринувшихся ко мне после первой же «тройки» с зачетками.