В очередной раз убедив себя в правильности избранного пути, Николас закрыл глаза, привалился к стенке и задремал. Нервная и физическая усталость возобладали над холодом, но снилось Фандорину только одно: что он мерзнет и никак не может согреться. Пробуждение было неприятным. Кто-то грубо тряс спящего магистра за плечо.

Николас открыл глаза, увидел над собой давешнего сержанта.

— Документы, — сказал сержант и протянул руку.

Хлопая глазами, Фандорин пытался сообразить, как себя вести.

— Они в пиджаке, а пиджак в машине. Я же вам сказал…

— Был я в авторемонтных, — перебил милиционер. — Там замок. А Лёха третий день в запое. Документы, я сказал!

Николас молчал.

— Нет документов? Тогда пошли. Сержант взял задержанного за плечо, заставил подняться. Николас был выше на целую голову, и милиционер на всякий случай погрозил ему дубинкой.

— Смотри…, у меня. Вмажу — пополам согнешься.

Ну вот, всё решилось само собой, думал Фандорин, чувствуя, как в руку впиваются жесткие пальцы патрульного. Свобода выбора утрачена, я превратился в предмет, двигающийся с ускорением 981 сантиметр за секунду в квадрате.

На перроне был еще один милиционер — без фуражки, но в блестящей черной куртке с погонами. Он повертел головой туда-сюда, потом обернулся в эту сторону, и Николас чуть не всхлипнул от облегчения.

Капитан Волков! Слава Тебе, Господи.

Через две минуты Фандорин сидел в припаркованных за станционными пакгаузами милицейских «жигулях» и тер закоченевшие ладони. Оперуполномоченный снял с себя куртку, надел на страдальца, да еще включил печку. Жизнь, что называется, налаживалась.

— Куртец дрянь, — сказал Волков. — Дерьмантин. Не моя — тут, в тачке валялась. Тачка тоже дрянь, из разъездных. Взял, какую дали — к тебе торопился. Ну, что за новые кошмары в твоей увлекательной жизни?

— Я д-думал, Татьяна не п-передаст, — достукивал зубами остатки озноба Ника. — П-почти не надеялся.

— Кто, Танька-то? Она баба надежная. — Капитан вздохнул. — Вот скажи, Коль, отчего это из баб самые надежные — шалавы? Ты как про это думаешь?

Вопрос был несложный, Николас легко мог бы объяснить Волкову этот феномен, но момент для отвлеченных бесед был неподходящий.

Прежде чем перейти к делу, Фандорин осторожно спросил:

— Как у тебя с теми? Звонили?

Оперуполномоченный махнул рукой:

— А как же. Через полчаса после того, как ты растворился в ночи. Послал я их — туда, куда собирался.

— И что?

— Да ничего. Отключили мне мобилу. Но это фигня, я за двенадцать баксов симкарту поменял, взял федеральный номер — он дешевле. Я тебе потом запишу.

Из темноты, светя мощными фарами, подкатил вседорожник, остановился прямо перед капотом «жигулей». Волков весь напружинился, сунул руку в карман, да и Николас с тревогой уставился на непроницаемые черные стекла большого автомобиля.

Но из монстра вышла элегантная и, судя по движениям, молодая женщина. Пискнула пультом, поцокала каблучками по мостовой и растаяла в ночи.

— Тьфу, — сплюнул капитан, вынимая руку из кармана. — Я уж подумал… Хитрая бабца — нарочно у ментовской тачки припарковалась, чтоб ее красавца не раздели. Ну, что у вас стряслось, гражданин Останкин? Давайте только факты. Аргументы потом.

И Николас дал только факты. Поразительно, каким простым и коротким получился рассказ, изложенный без описания собственных эмоций: ассистент привел на хвосте бандитов, они хотели ассистента убить, поэтому пришлось одного бандита застрелить, а от остальных убежать. Только и всего? А когда шел по мертвому лесу, чувствовал себя по меньшей мере героем шекспировской трагедии.

Но оперуполномоченному рассказанная история, похоже, не показалась тривиальной.

— Дерьмам делам, — озабоченно сказал он. — В тюрягу тебе, Коля, нельзя. Запросто сыщется какой-нибудь паскуда в погонах, кто человека за бабки на смерть сдаст. И возьмет-то недорого. За своего бандосы тебя точно порешат, я их повадки знаю. Хоть в Австралию умотай — всё равно достанут. Так что теперь на тебе два смертных приговора. Ты делаешь карьеру.

Авторитетное мнение эксперта избавило Нику от иллюзий по поводу налаживающейся жизни.

— Что ты мне посоветуешь, Сергей? — спросил специалист по советам, голос у него изменнически задрожал.

Ответить капитан не успел.

Покинутый хозяйкой джип вдруг включил огни: и дальний свет, и противотуманный прожектор на крыше. От ярких лучей, направленных прямо в лицо, Николас ослеп.

Отвернулся, но сзади тоже горели фары — там, метрах в десяти, тоже стоял джип.

— Браво, капитан! — крикнули не спереди и не сзади, а откуда-то слева, из темноты. — Обеспечил товар в лучшем виде!

Фандорин узнал голос — тот самый вежливый бандит, который у них за главного. Но не это потрясло магистра больше всего, а чудовищное предательство МУРовца. Как убедительно врал, каким рубахой-парнем прикидывался!

— Выходим, господа! — продолжил веселый голос. — Нас ждут великие дела!

Волков свистяще выругался, ударил кулаком по рулю.

— Суки! Маяк прицепили! Как лоха последнего…

Кажется, оперуполномоченный в подлости был неповинен, и, хотя это мало что меняло в нынешней ситуации, Фандорин почему-то испытал неимоверное облегчение. — Я выйду, ты оставайся, — сказал он, кладя капитану руку на запястье. — Ты тут ни при чем. Спасибо, что хотел помочь.

Взялся за ручку двери, но Волков больно двинул его локтем в плечо.

— Сиди, телебашня долбаная! Что тебе Серега Волков — мальчик-колокольчик? Щас, щас…

Капитан быстро закрутил головой — влево, назад, снова влево, вперед.

— Не, не вырулю, зажмут. Тогда так. Внизу что-то щелкнуло. Николас опустил взгляд и увидел зажатый в руке милиционера пистолет.

— Не писаем в штаны, Коля. У меня кандидатский по стрельбе, прорвемся. Щас сажаю переднему по фарам, и ты сразу сигай вправо, а я влево. Чеши через кусты, не оглядывайся. Бог, он знает, кому пора, а кому еще нет.

Фандорин хотел возразить против этого самоубийственного плана, но отчаянный капитан уже вскинул руку с пистолетом и нажал на спуск. Прожектор на крыше переднего джипа лопнул.

Выстрел был всего один, но дырок в лобовом стекле почему-то образовалось две. Волков энергично ударил затылком о подголовник и остался сидеть в этой позе, руку же с пистолетом опустил. Оглохший Ника увидел, как губы капитана надулись, словно он собирался прыснуть со смеху, но изо рта вырвался не смешок, а бульканье, и на подбородок милиционера потекла черная жидкость, в которой поблескивали осколки зубов.

Так и не поняв, что за беда стряслась с Сергеем, магистр дернул ручку дверцы, выкатился на землю и, бешено орудуя локтями, дополз до придорожных кустов. Там вскочил и, не разбирая дороги, понесся в темноту.

— Живьем! — крикнул кто-то сзади.

Голос был высокий, тонкий, будто кричал подросток.

Николас ударился голенью о какой-то ящик, но даже не почувствовал боли.

В голове пронеслось: хорошо, что я в черной куртке, в белой рубашке было бы видно издалека.

Сзади доносился топот. Непонятно, сколько было преследователей, но не один и не два — это уж точно. Взревел мотор, потом второй.

Длинные ноги, обутые в мягкие тапочки, беззвучно касались земли. Ника повернул в щель между складами, с разбегу прыгнул на забор, подтянулся (и откуда взялось столько сил?), приземлился по ту сторону.

Рельсы, в стороне огни станции.

По дальнему пути, тяжело погромыхивая, катился грузовой состав.

Фандорин подбежал, некоторое время огромными скачками несся рядом, потом, улучив момент, вцепился в поручень тормозной площадки последнего вагона и повис. Ноги поджал, чтобы не волочились по земле. Поставил на ступеньку одно колено, второе. Оглянулся.

Сзади на путях метались какие-то тени, туда-сюда ерзали лучи фонарей.

Видели или нет?

В любом случае, чем дальше от Лепешкина он отъедет, тем лучше.

Николас потер ушибленную голень и сел на металлический пол. Наплевать, что пыльно, грязно, перепачкано мазутом или еще какой-то пахучей дрянью.