— Два года — пустяки. На Кише приготовились?

Никак не выберусь туда. Хлопоты без конца. Ты в Москву? Так вот, пособи одно дело пробить. Перемены я задумал, товарищи подсказали. Придвинуть руководство ближе к производству. Вот что.

— Заповедник — не производство. Это наука.

— Шутишь! Еще, какое производство! Надо иттить в ногу с народом, деньги делать на месте, а не надеяться на государство. Что на одну дотацию сделаешь? А мы сами как бы на деньгах сидим. Лес у кого? Пиловочник, дранка, дрова? Орехи тож, пушнина какая ни на есть!

— В заповеднике нельзя рубить-стрелять. За-по-вед-ник!

— Значит, пусть трава пропадает на лугу? Ни сам не гам, ни тебе не дам, так? Не согласный я! Просеки нужны?

Нужны. Вот и лес. В общем, так: я перевожу управление из Майкопа в Гузерипль. Поддержи там, в комитете. Объясни.

— А дорога? До Гузерипля только на вьюках. Не навозишься.

— Будет и дорога, были бы деньги. Деньги я сделаю. Какие еще возражения?

— Ученые весь сезон в горах. Но зимой приезжают в город обрабатывать материалы, писать труды. Им нужна постоянная связь с университетами, с другими учеными. А Гузерипль отрезан зимой от мира. Сложности им создаете.

— Ну, ты, это самое… В общем, решено и в крае согласовано. А вот зубры… Может, повременим с ними? Когда разбогатеем, тогда и примем. Сперва хозяйство наладить надо. Так и скажи там: директор деньги просить не будет. Мы и зубров скупим по заграницам, нечего по копейкам в народе собирать. Тут тыщи под ногами.

Зарецкий ушел. Ну, кажется, «повезло» заповеднику! Расспросил, кто он такой: руководил мельничным трестом в Ростове и что-то там не сумел. Определили на спокойную работу.

В Краснодар Михаил ехал расстроенный. Все вспоминал директора. Рассказывая о нем дома, постарался внести в эту историю побольше юмора. Смех, да и только!

Отец слушал серьезно, постукивал пальцами по столу. Сказал коротко:

— Вреда понаделает. Не везет заповеднику с директорами. Что он о зубрах думает?

— Спросил, нельзя ли подождать? Я, конечно, высказался. Нельзя. И так ждем более десятка лет. Ты ведь тоже дни считаешь?

— Будет кавказское стадо, можно умирать спокойно… — Отец вздохнул. — Кто отмахивается, а кто действительно ждет не дождется.

— Ты, как Телеусов, принимаешь прошлую гибель зубров на себя. — Сын рассердился. — При чем здесь ты? Война их съела! Вы сделали все, что могли. Чего терзаться?…

— Повзрослеешь, поймешь. Есть в человеке великая ответственность за все происходящее. Хочется оставить после себя мир получше, поустроенней, чем он был. Вот

с этих позиций…

— Еще год или два — и Кавказ получит зубров. Все идет к тому. Помех не вижу.

Зарецкий строго посмотрел на сына.

— Ты газеты читаешь? Мир под угрозой. Этот Гитлер… Не прошло двух десятилетий, как опять пушки наготове.

— Не надо о войне… — Данута Францевна обняла их обоих. — Расскажи лучше о себе, сынок, о своих друзьях. А мы послушаем.

В теплом доме родителей ему было так хорошо, так покойно, как это бывает только в детстве. И разговор пошел добрый, смешливый, но вертелся он все-таки около зубров, отец с сыном обговорили между делом каждую деталь. Вспоминали, конечно, друзей, было радостно, что Задоров, Телеусов, Кожевников остались верны старому своему призванию, что увлеченная молодежь тоже переняла от стариков влюбленность в природу.

— Новое пополнение прибывает, — сказал Михаил. — Я встретил в Майкопе двух девушек. Не убоялись медвежьего угла! С хорошим настроением поехали.

— Дурнушки, поди, — шутливо спросила мать. — Прячутся от людей.

— Что ты! Напротив…

— Ты познакомился, надеюсь?

— А как же! Зоолог Лидия Шарова. И Веля Альпер, ботаник. Славные девушки!

Отец вышагивал по комнате, руки за спиной, что-то обдумывал. Остановившись перед Михаилом, сказал:

— Мы вот тут обсуждали с мамой… Как ты смотришь, не перебраться ли нам опять в Майкоп? Ты будешь близко, старые друзья. Мне предлагают лесничество, смогу наведываться на Кишу, в Гузерипль, вдруг и помогу чем-нибудь. Что-то мне в этом городе не по себе. Ты у нас один. Появится своя семья, дед с бабушкой и пригодятся.

— Категорически одобряю! — весело крикнул Михаил. — Меня Москва не удержит, хотя и много там для души и ума. — Он засмеялся. — Я ведь сам хотел вам предложить… Категорически одобряю!..

— Не помешают бирючьи настроения науке? — Зарецкий, похоже, шутил, но была в этом вопросе и озабоченность.

— Напротив! Мои руководители Мантейфель, Гептнер и Кожевников стараются привить ученикам страсть к походам, к диким уголкам природы. Успех с зубрами — дело их рук. Когда восстановим стадо, их имена будут вписаны в историю России. Не только полководцами и строителями славится государство, правда, папа?

— Видимо, так. Кажется, еще Фабр говорил, что земледельцам и украшателям нашей планеты почему-то меньше везет с историей, чем воителям и королям. История помнит Кира, Чингис-хана, Македонского, Карла, названного даже Великим, но забыла тех, кто создал плужок, нашел виноградную лозу и стебли ржи, кто построил каналы в пустыне и превратил дикие места в чудную пашню или сад. Да, вот что хотел узнать: сроки намечены?

— Еще не знаю. Детали вырабатывает комиссия по зубрам. Создается наша, советская Племенная книга зубров и зубробизонов. Продолжается отбор и оценка

гибридов. Очень нужен еще один чистокровный зубр!

— Вы продолжаете сбор денег в зубровый фонд? Я послал свой вклад.

— Дело идет, движется. Из копеек и рублей собралось около семи тысяч.

— Сколько стоит один зубр?

— Шведы оценивают своих по восемь тысяч золотом.

— Вот так! — Андрей Михайлович даже присвистнул. — Какую ценность мы утеряли! Пятьсот зубров. По восемь тысяч!..

— И столько же в Беловежской пуще, — поспешил добавить сын. — Правда, там сегодня уже есть двенадцать голов. Поляки приобрели в Германии Гагена и Гатчину, но они были уже в возрасте, поэтому купили Борусса, Бискайю и Бизерту. Парадокс, папа! У них в резервате, таким образом, разводятся не чистые беловежцы, а кавказско-беловежские гибриды. Вот что натворил один ваш Кавказ! Но на польской земле есть и чистые беловежцы, более десятка, уцелели в Пшине, где зубропарк князя Плесса. Плесская линия.

— Ты отсюда в Асканию-Нова?

— Нет, в Москву. Документы для Племенной книги уже в комиссии.

— Ты входишь в состав этой комиссии?

— Да, папа. — И Миша покраснел. Понимал, какая честь.

Летом 1937 года из Москвы в Асканию-Нова выехали сотрудники Комитета по заповедникам и ученые биологического отделения Академии наук.

Отсюда на постоянное местообитание отправляли первую партию гибридных зубробизонов. В Крым…

Эта неожиданная новость как гром обрушилась на Михаила Зарецкого. Он срочно приехал в комитет по заповедникам. Настроение у него было отчаянное.

— Почему не на Кавказ? — с обидой спрашивал он в комитете. — Ведь мы готовили стадо для Кавказского заповедника! Там основное обиталище зубра. Кто принял такое решение?

Заместитель председателя комитета Макаров, который после смерти Смидовича руководил заповедниками, вышел из-за стола, сел рядом.

— Обижен? Гневаешься, что обошли Кавказ? Послушай меня. Вот некоторые аргументы. Природные условия в Аскании схожи с крымскими больше, чем с Кавказом. Опасность неудачной акклиматизации для зверя меньшая. Ну, и письмо из местного Совета…

— Какое письмо? — Зарецкий уже догадывался.

— Директор заповедника просил отсрочить перевозку зубров на год-другой. Ссылался на условия: не готовы к приему.

— Да это же ложь! — Михаил вскочил. — Директору не хочется, как он выразился, лишней обузы! Мы готовы. И место давно выбрано. Ладно, мне можете не верить. Так почему не спросили у Насимовича, который лучше знает?

— Насимовича на Кише уже нет. Он будет работать в комитете. Ты, Михаил Андреевич, возьмешь на себя заботу о сохранности зубров. Научным сотрудником поедешь. Помощником у тебя будет зоолог Шарова. И пожалуйста, не торопи нас. Время летит быстро. Придет твой час.