Литмир - Электронная Библиотека

СИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК СОЗДАЕТ СВОЮ СОБСТВЕННУЮ ФИЛОСОФИЮ И МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС. ГОТОВЫМИ ИХ ЗАИМСТВУЕТ У ДРУГИХ ТОЛЬКО СЛАБЫЙ. НО КАКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИМЕЮТ ЭТИ ПОНЯТИЯ? КРУГОЗОР ПЕРВОГО СКЛАДЫВАЕТСЯ ИЗ МНОЖЕСТВА МЕЛОЧЕЙ – СЛУЧАЙНОСТЕЙ, ПОРАЖЕНИЙ, ПОБЕД, ПРЕДРАССУДКОВ – В ТО ВРЕМЯ, КАК ВТОРОЙ ПРИЗНАЕТ ПРЕВОСХОДСТВО ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, С КОТОРЫМ ОН ПЫТАЕТСЯ ОТОЖДЕСТВИТЬ СЕБЯ. КАК Я ПОСТУПИЛ С В. У НЕЕ БЫЛИ НЕДОСТАТКИ, КАК И У КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА, НО Я ПРИНИМАЛ ИХ КАК ДОЛЖНОЕ БЛАГОДАРЯ ЕЕ ПРАВОТЕ, ЕЕ СОВЕРШЕНСТВУ. Я ЗНАЛ, ЧТО НЕДОСТАТКИ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ. Я МОГ БЫ ПРОЖИТЬ ВСЮ ЖИЗНЬ В ЕЕ ТЕНИ, ПОКЛОНЯЯСЬ ЕЕ БОГАМ, ПОДЧИНЯЯСЬ ЕЕ ЖЕЛАНИЯМ. Я БЫ НЕ СТАЛ ЗАДАВАТЬСЯ ВОПРОСАМИ О СМЫСЛЕ СВОЕЙ ЖИЗНИ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО ОЗНАЧАЛО БЫ УСОМНИТЬСЯ В В., А Я НЕ МОГ СОМНЕВАТЬСЯ В ЕЕ ПРАВИЛЬНОСТИ.

НО ОНА ПОКИНУЛА МЕНЯ. НЕ ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ. НО ТОТ, КТО ОСТАЕТСЯ, – ПОКИНУТ, ДАЖЕ ЕСЛИ ПРИЧИНА ЭТОМУ – СМЕРТЬ, А НЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО. НО СМЕРТЬ ЛИШИЛА ЕЕ ВЛАСТИ НАДО МНОЮ. ЖИЗНЬ ПОТЕРЯЛА СМЫСЛ. ОСТАЛАСЬ ПУСТОТА, КАК НОЧЬ БЕЗ ЛУНЫ И ЗВЕЗД. ТО, ВО ЧТО ОНА ВЕРИЛА, ЧЕГО ЖЕЛАЛА И ИСКАЛА, ПОТЕРЯНО БЕЗВОЗВРАТНО. ВСЕ СТАЛО НЕНУЖНЫМ.

КРОМЕ РАБОТЫ, КОНЕЧНО. РАБОТА БЫЛА МОИМ СПАСЕНИЕМ В ТО ВРЕМЯ, КОГДА МНЕ ХОТЕЛОСЬ НАЙТИ БОГА, КОТОРОГО Я МОГ БЫ ОСКОРБЛЯТЬ. БЛАГОДАРЯ РАБОТЕ БЕССМЫСЛЕННЫЕ МИНУТЫ, ЧАСЫ И ДНИ ИДУТ БЫСТРЕЕ. РАБОТА ЗАСТАВИЛА ТЬМУ ОТСТУПИТЬ, НО НЕ СМОГЛА ВЕРНУТЬ МИРУ ЯРКИЕ ЦВЕТА – ОСТАЛИСЬ ТОЛЬКО ПЕЧАЛЬНЫЕ СЕРЫЕ ТЕНИ.

Я РАД, ЧТО НИКОГДА НЕ ВЕРИЛ В ВОСКРЕШЕНИЕ МЕРТВЫХ. МЕНЯ НЕ БУДЕТ СУДИТЬ ЕЕ ДУХ.

Стефан уставился на открытую страницу, лежащую на одеяле. А что, если дух возвращается? «Я мог бы прожить всю жизнь в ее тени». «У нее были недостатки… но я принимал их как должное благодаря ее правоте, ее совершенству…»

«Ты был счастливее меня, мой друг, – подумал он, – потому что ты все еще мог говорить это и верить в свои слова. Собственное суждение страшнее, чем суждение других. Ты, по крайней мере, мог думать и писать о том, что когда-то БЫЛО.

Ханни что-то тихо прошептала во сне и повернулась на другой бок. Он отложил дневник и выключил свет. Во тьме завывал ветер – где-то за окнами, далеко. В теле ощущалась усталость, но сознание было умиротворено тишиной этой мягкой, раскисшей от дождя земли. Он понял, что погружается в сновидения.

Он увидел горы – две вершины, заросшие соснами и похожие, как сестры-близняшки, а между ними – огромный, слепяще-белый пик на фоне голубого неба. Они называли эту гору «Одинокий Старец». Каждое лето, сколько он себя помнил, просыпаясь по утрам, он видел его из окна своей спальни. Иногда пик нельзя было рассмотреть из-за тумана, но Стефан знал: он там. Но вид из чердачного окна был другой. Он понял, что смотрит на горы откуда-то снизу – вероятно, с веранды. И в то же мгновение ему показалось, что это не сон, а лишь воспоминания.

Он все еще в форме: переодеться не было времени. Он поднялся в спальню матери и оставался там, пока она не забылась беспокойным сном, затем спустился вниз, и отец налил ему пива. Они разговаривали тихо, чтобы не разбудить мать.

– Что говорит доктор?

– Надо подождать и посмотреть, – пожал плечами отец.

– Сколько времени прошло с тех пор, как получили известие о Карле?

– Пять дней. Она не спит и отказывается есть.

Она любила своих сыновей. Когда во Франции убили Иоганна, ей потребовался год, чтобы оправиться от удара. А теперь Карл, который, как все знали, был ее любимцем. Стефан никогда не ревновал свою мать к брату. Он любил ее, но был весь в отца. И теперь оказался единственным, оставшимся в живых.

– Ты знаешь, как это случилось? – спросил он.

– Частично. Их атаку отбили под Харьковом. Его подразделение продержалось еще полдня после того, как оба фланга отошли. Карла представили к железному кресту первой степени.

– Но ей это не поможет.

Отец покачал головой. За последнее время у него появилось много седых волос и морщин.

– Ей никто не поможет, – сказал он. – Мне удалось вызвать тебя. Больше я ничего не мог сделать.

– А нельзя было вызвать оттуда его?

– Да, но он бы не приехал. Ты же знаешь, какой он упрямый.

– Знаю.

Пиво оказалось холодным. В Италии все пили вино. Там стояла ужасная жара, все задыхались от пыли, летали мухи, кругом стояла вонь, и никто не мог избавиться от страха. Стефан мечтал о прохладном свежем воздухе гор, ярких цветах, горящих, как звезды, в приятно пахнущей траве. Там он думал о доме, о времени, когда вернется…

Он заметил, что ничего не выражающий взгляд отца остановился на нем.

– Кое-что мы можем попробовать вдвоем.

– Что ты имеешь в виду?

– Я мог вернуть его с фронта домой, но он не позволил этого сделать. Ты один у нее остался.

Стефан замолчал. Эта мысль уже приходила ему в голову. Ходили слухи, что вскоре их дивизию отправят на восток. Ему не нравилась война в Италии, но все знали, что такое русский фронт.

– Мы потеряли двоих сыновей, – сказал отец. – А ты уже исполнил свой долг в этой войне. Нет ничего позорного в том, если тебя переведут в какое-нибудь более безопасное место. По крайней мере, это очень важно для здоровья матери.

– Я подумаю об этом. – Стефан немного помолчал. – Какие новости из Берлина? Мы проигрываем войну?

– Нет. Мы не можем себе этого позволить.

– Так всегда говорят.

– На сей раз они ошибаются. Если бы только американцы и англичане…

Стефан не собирался говорить об этом, но мысли не давали ему покоя.

– Папа, послушай… – начал он.

– Да?

– Ходят разные слухи.

– О чем?

– Один из наших офицеров встретил своего старого друга, который возвращался из отпуска. Он из местечка Берген-Бельсен. Там рабочий лагерь, и он говорит, что лагерь используется для уничтожения евреев. Их убивают тысячами. Каждый день их пригоняют толпами со станции, и каждый день небо чернеет от дыма печей крематория, где сжигают их тела. Мужчин, женщин, даже детей. Тысячами каждый день.

Того, что он сказал, было достаточно. Его отец не ответил сразу, но Стефан успокоился, увидев отвращение и злость на его лице.

– Англичане любят приврать, – сказал он. – То же было и в первую мировую. Наши солдаты якобы отрезали руки у девственниц, закалывали младенцев штыками, наши фабрики изготовляли мыло из трупов. Это делалось для поднятия боевого духа их солдат и ради пропаганды в нейтральных странах. Правда, и у нас в Германии болтали о мыле, которое делают из мертвецов. А в эту войну… Нам приходится защищать весь континент, а они распространяют слухи во Франции, в восточных странах, Италии, Скандинавии… Эта чушь проникает и сюда, к нам на родину. Какие-то мошенники вторят клеветникам, а некоторые дураки верят. – Его голубые глаза в упор смотрели на Стефана. – Надеюсь, ты не относишься на к тем, ни к другим.

– Тот, кто сказал мне об этом, не был похож ни на мошенника, ни на дурака.

– Ты знаешь, что лагеря действительно существуют и туда посылают евреев. Они признанные враги Рейха, а война ведется слишком отчаянно, чтобы позволить разгуливать на свободе нашим врагам. Они работают, как и все мы. Когда война закончится, они снова вернутся в свои вонючие гетто, если захотят, хотя в лагерях более здоровая атмосфера. В лагере Берген-Бельсена есть плавильный завод, на плавильных заводах есть печи, а печи дымят. Это, как ты понимаешь, секретная информация.

Стефан кивнул. Отец взял у него пустую кружку, наполнил и поставил перед ним, потом правой рукой взял Стефана за плечо.

– Если бы евреев действительно убивали, я бы знал об этом, – сказал он. – Ясно?

Конечно. Стефан помнил, как еще до войны видел отца спокойно беседующим с Гиммлером. С тех пор его несколько раз повышали по службе.

– Я отстал от жизни, – извинился он, – столько всего непонятного.

– Я знаю, – кивнул отец. – Возвращайся домой. Ты уже достаточно побыл на фронте.

– Нет, – покачал головой Стефан. – Я останусь там.

– Подумай.

– Мне не о чем думать.

Это был его последний отпуск во время войны. Мать он больше не увидел: она умерла через два месяца. С отцом он встретился потом только однажды.

19
{"b":"104776","o":1}