Марат устал так, что даже колени подгибались и ноги гудели. Но он очень радовался и ни за что не признался бы, если бы папа спросил, устал ли он. А папа и не спрашивал.

— Посмотри на наши покупки, Анъяр! — радостно закричал Марат, как только переступил порог дома.

Огромная собака, пепельно-чёрная овчарка, мягко и осторожно подбежала к Марату, внимательно обнюхала покупки, облизала Марату руки и одобрительно завиляла хвостом.

— Анъяру нравится! — торжествующе сказал Марат.

Папа молчал.

— Вы, наверное, в магазине ничего не оставили. Всё домой притащили, — сказала немного обиженно тётя Шура. Она была высокая, румяная, со светлыми кудрявыми волосами.

Папа взглянул на Марата укоризненно.

Да, конечно, надо было сначала показать покупки тёте Шуре. Она добрая и всё делает и заботится о нём с папой. Вот переехала к ним и теперь всюду ходит с папой… Надо бы ей первой показать покупки. Да вот почему-то он показал покупки сначала Анъяру… «А ей-то мы ничего и не купили, хотя папе тоже не купили. Но он свой. И Анъяру ничего не купили, но он тоже… Надо ей что-нибудь подарить: удочку или панамку. Почему это маме мы никогда не забывали купить подарок! А вот тёте Шуре…» — думал Марат.

Мама умерла больше года назад. Марат тогда ещё не учился в школе. Он не поверил, что мама умерла, часто плакал, особенно по ночам. А в общем-то, он и теперь не верит, что мама умерла, потому что снится ему мама часто, а если снится, думает Марат, значит, где-нибудь живёт. Может, когда-нибудь вернётся. Теперь Марат уже большой. Ему восемь лет. Он никому не говорит, что ждёт маму. Но всё-таки надеется. Только тётя Шура… Если мама вернётся, что тогда делать с тётей Шурой? Но это видно будет. Лишь бы вернулась.

Вот дядя Алёша, мамин брат, сказал, что уезжает далеко — в Асуан строить плотину — и неизвестно, когда вернётся. Асуан — это в Египте. Но он вернётся, обещал, что постарается вернуться поскорее. Он-то, конечно, жив, а не то Анъяр бы почувствовал и затосковал.

Дядя Алёша очень похож на маму, и Марату нравилось подолгу смотреть на него.

Дядя Алёша и Анъяр служили вместе на нашей восточной границе. Анъяр был тяжело ранен, истекал кровью, но спас дядю Алёшу. А потом дядя Алёша выходил собаку.

Анъяр почти не видит правым глазом, и шея у него плохо поворачивается. Но дядя Алёша, окончив службу, взял Анъяра к себе. Уезжая строить Асуанскую плотину, дядя поручил собаку Марату.

— Смотри, — сказал он, — Анъяр благороден и умён, всё понимает, совсем как человек. Он тебя никогда не подведёт, всегда защитит. Не давай и ты его в обиду.

Анъяр стал служить Марату, слушался и его отца, спокойно подчинялся тёте Шуре. Он хорошо выдрессирован. Но Марат знал, что по-настоящему Анъяр служит только ему и больше всего любит его.

Анъяр действительно понимал всё, он даже в один миг узнавал, кто хороший, а кто плохой человек, кто добрый, кто злой. А люди это иногда не сразу понимают.

Особенно Анъяр хорошо понимал Марата, когда тот тосковал по маме. Ведь Анъяр сам тосковал по хозяину.

Когда ночью Марат начинал плакать, даже совсем не слышно, Анъяр тотчас же оказывался рядом, клал голову на постель, лизал руки друга, а в глазах у него была тоска. Марат начинал утешать Анъяра. И тогда им обоим становилось легче.

Поездка в деревню была назначена на другой день, и тётя Шура решила тоже проводить Марата в деревню. Всё-таки она была добрая, и папа, наверное, говорил правду, что она могла бы полюбить Марата, если бы Марат её полюбил. Конечно, каждому понятно: хорошо, когда его любят. Но как полюбить тётю Шуру, Марат не знал. А вдруг вернётся мама? Что тогда? Разве Марату можно любить кого-нибудь вместо мамы. Вот если бы тётя Шура была только знакомой… И ещё вот Анъяр. Для тёти Шуры Анъяр просто собака, и только. Ничего она в нём не понимает. «Не ломай себе голову, всё само собой должно получиться. Насильно не полюбишь», — говорит папа.

Наверное, папа прав. Ладно, когда приедут в деревню, Марат постарается поймать тёте Шуре самую большую рыбу.

Во время ужина тётя Шура вспомнила наконец об Анъяре.

— Куда же мы собаку денем? Марат в деревне будет, мы на юге. Ума не приложу, — сказала она, раскладывая на тарелки сырники.

— Анъяр будет жить со мной, — твёрдо сказал Марат, сверкнув чёрными глазами. Он приготовился бороться за друга.

Отец и тётя Шура переглянулись.

— А ведь и в самом деле, — сказал отец, — пусть поживёт до осени в деревне.

Всё решилось так хорошо и просто.

Мальчик тут же побежал на веранду к Анъяру.

— Анъяр, завтра поедем к дедушке! Вместе!

Марат обнял собаку и, гладя её по голове, рассказал, как они будут ходить на охоту и на рыбалку.

Собака прижималась к Марату, глаза её светились радостно. Она, казалось, всё понимала.

— У деда есть настоящее ружьё, будем на уток охотиться. А ты вынесешь утку, если она упадёт в озеро?

Собака тявкнула дважды, закинув голову назад: конечно, мол, ещё бы!

Марат лёг спать рано, сразу после заката солнца. Завтра надо будет вставать чуть свет. Ночью ему приснился страшный сон. Будто они с Анъяром в дремучем лесу увидели какого-то зверя. Анъяр догнал его. Но это был не медведь и не волк. Голова у него была как у кошки, хвост львиный, восемь ног, на голове оленьи рога, только очень маленькие. А пасть огромная, совсем как у крокодила. Такого зверя Марат не видел ни в зоопарке, ни в кино и, как его называют, даже не знал. Подумал: «Может, он из Африки сбежал?»

Хотя у зверя было восемь ног, верный друг Анъяр догнал его на своих, на четырёх. Зверь хотел поднять собаку на рога, махал хвостом, повернулся несколько раз вокруг себя. Ничего ему не помогло. Анъяр всё равно победил его.

Марат дотронулся до шкуры неведомого зверя, она была мягкая, как пена, и вроде бы мокрая. Отчего бы это? «Говорят, львы не потеют, а какой же породы этот зверь?» — подумал Марат, трогая шкуру зверя. Она была не только мокрая, а ещё и скользкая, как мыло.

Марат проснулся — это собака лизала его руку.

— Что случилось, Анъяр? Зачем ты меня разбудил? — спросил мальчик.

— С Анъяром ничего не случилось, а с тобой что? — спрашивал отец, войдя в детскую с зажжённым электрическим фонариком. — Ты так кричал во сне, даже меня разбудил. Собака на твой крик прибежала. Захворал? Болит что-нибудь?

— Ничего не болит. Это, значит, во сне было. — Марату стало неловко. — Мы на охоту ходили.

Отец положил ладонь на лоб Марата.

Температуры как будто бы нет.

— Голова не болит? — Отец, видно, опасался за Марата.

— Честное слово, ничего не болит. Который час?

Отец накрыл Марата одеялом, погладил по спине.

— Спи, если завтра хочешь ехать в деревню, иначе в дороге плохо будет.

— Я дороги не боюсь.

— Спи, сынок! Надо хорошенько выспаться. Кто недосыпает, плохо охотится. Дедушка таких на охоту не берёт.

Марат стал уверять отца, что может не спать несколько суток подряд и всё равно будет бодрым.

— Я не соня.

— Кто мало спит, тот плохо растёт, — сказал отец. — Утром я тебя сам разбужу.

— Во сколько?

— В шесть часов.

— А если не проснёшься?

— Будильник разбудит.

— Принеси его сюда, пожалуйста. Я его услышу, даже если буду спать как убитый.

Папа начал сердиться:

— Перестань болтать! Если сейчас же не успокоишься, не повезу тебя к дедушке.

— А мы с Анъяром пешком уйдём! — выпалил Марат.

Отец на это ничего не ответил. Повернулся и совсем сердитыми, твёрдыми шагами пошёл к себе в спальню и прикрыл за собой дверь.

— Нет, не умею я правильно воспитывать. Нет у меня педагогического дара, — сказал он будто бы себе. Понятно было, что он очень из-за этого мучается.

— Страшно упрямый, — обиженно прошептала тётя Шура. — Непослушный. И мои слова ни во что не ставит. Уж такая, видно, доля неродной матери.

Марату сделалось грустно.

Анъяр остался в комнате Марата, свернулся на полу неподалёку от его кровати, довольный, что никто его не гонит.