Улица, улица…
Тени беззвучно спешащих
Тело продать,
И забвенье купить,
И опять погрузиться
В сонное озеро города — зимнего холода.
[444] И А. Блок поет хвалу всем опаленным, сметенным, сожженным. Перстень страданья связал им сердца. Город безысходного страданья, в который не придут корабли — вестники блаженной жизни.
Образ смерти гуляет по городу, смерти — освободительницы. То является она в голубую спаленку, в образе карлика маленького, что остановил часы жизни. «Карлик маленький держит маятник рукой».[445]
Или смерть — скелет, до глаз закутанный плащом, сует заветный пузырек venena[446] двум безносым женщинам…[447]
Мрачная бездна раскрывается зрячему взору, и есть упоение быть на ее краю.[448]
По улицам метель метет,
Свивается, шатается.
Мне кто-то руку подает
И кто-то улыбается.
Ведет — и вижу: глубина,
Гранитом темным сжатая.
Течет она, поет она,
Зовет она, проклятая.
[449] Город смерти — город сказки. Но сказка освобождает и от жизни и от смерти. Грани между плотью и духом, явью и сном, жизнью и смертью стерты в этом городе мистерий.
«Смерть, где твое жало»![450]
Какие же краски отмечает А. Блок в своем восприятии Петербурга? Краски, дающие выражение лику города. Он называет его черным.
Богоматерь!
Для чего в мой черный город
Ты Младенца привела?
[452] Но подобно тому, как в белом цвете слита вся спектральная гамма, так здесь в этом черном заключены многие тона.
Два основных дают переливы души города.
Первый синий всех оттенков, переходящих в серый. Это основной фон Петербурга, «где почивает синий мрак».[453]
«Помнишь ли город тревожный, синюю дымку вдали».
«И только в душе колыхнулась синяя города мгла».[454]
«Дымно-сизый туман».[455]
«Серо-каменное тело».[456]
«Прекрасно серое небо», «безнадежная серая даль».[457]
На мосту, вблизи дремлющих голубых кораблей, в голубых снегах является «Незнакомка», упавшая с неба «яркая и тяжелая звезда».
«Снег вечно юный одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет. Такой же Голубой, как она, восходит на мост из темной аллеи. Так же в снегу, так же прекрасен. Он колеблется, как тихое, синее пламя… Закрутился голубоватый снежный столб, и кажется, на этом месте и не было никого».[458]
Целая поэма голубого цвета, и кажется, что самый Петербург, ставший призраком, колеблется, как тихое синее пламя.
Переливы серого и синего от светлых тонов, переходящих во мрак, — вот основной фон Петербурга.
Действительно — в туманах северной столицы всякий плотскими очами легко выделяет эти тона.
Но А. Блок не так разумеет цвет. По сине-серому тону прыгает зайчиком кроваво-красный цвет северных зорь.
Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.
Все окропило хмельное солнце.
Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой.
Город наполняется жуткой фантастикой.
И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Этот красный цвет — красным пьяным карликом мелькает в сумраке умирающего дня среди образов смерти.
Пьяный красный карлик не дает проходу,
Пляшет, брызжет воду, платья мочит.
……………………………………………………
Карлик прыгнул в лужицу красным комочком,
Гонит струйку к струйке сморщенной рукой.
……………………………………………………
Красное солнце село за строенье.
(«Обман»)
А вверху — на уступе опасном
Тихо съежившись, карлик приник,
И казался нам знаменем красным
Распластавшийся в небе язык.
[460] («В кабаках»)
……………………………………………………
…Кто-то небо запачкал в крови. Кто-то вывесил
Но пурпуровый цвет не только мотив зловещего заката. Странным образом он рассеян в Петербурге повсюду, словно в Севилье или в Неаполе.
По улицам ставят «красные рогатки»,[462] в окнах цветы пунцовые. Одежды все красные: рыжее пальто,[463] красный колпак, красный фрак,[464] «кто-то в красном платье поднимал на воздух малое дитя»… «А она лежала на спине, раскинув руки, в грязно-красном платье на кровавой мостовой…»[465] Еще раз подчеркивает поэт (там же): «Вольная дева в огненном плаще». («Иду — и все мимолетно»). И видение этого города:
С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном — Жена…
(«Невидимка»)
Нельзя видеть в этом повторяющемся ударении на этом звучном русском слове случайность. Слишком он чужд Петербургу, зримому плотским взором.
В этом городе вечерних содроганий, ветров и зимних пург — красный цвет — цвет страсти в сочетании с зловещими закатами — окрашивает город предчувствием великих потрясений.
