Перед трактиром Калас сказал себе, что войдет. Закажет рюмку водки и кружку пива. Посидит, говорить ни с кем не будет… Пускай думают, будто изображает из себя важную персону. Еще неделька – и он поставит односельчан перед неопровержимым фактом. Он докажет, что Бене Крч отправился к праотцам не по божьей воле! Кое-кто славненько шарахнул Бене по башке. И он ткнет пальцем в того, кто это сделал.

У входа Калас встретил председателя кооператива, и демонстративный заход в трактир не состоялся.

– Как поживаешь, Якуб? – спросил председатель. Ироническая улыбка блуждала и на его лице.

– Отлично, – похвастал Якуб Калас. – Просто здорово. Вот собрался немного смочить глотку пивом.

– Могу попотчевать тебя дома вином, – предложил Игнац Джапалик. – У меня отличное вельтлинское зеленое. А если захочешь – и красное.

– Было бы недурно, – равнодушно проронил Калас. – Да только не хочется отнимать у тебя время.

– С удовольствием посижу с тобой, Якубко. Нам ведь есть о чем потолковать, – таинственно, как-то вызывающе произнес председатель. – Нам двоим всегда есть о чем побеседовать. Мы с тобой не будем вести мудреных речей об отчуждении. Но меня кое-что беспокоит, не думай, не одного тебя. Например, что ты тут у нас живешь каким-то отшельником. Не приди ты ко мне несколько дней назад, я бы и сам, ей-ей, не знал, что ты вернулся домой, что снова поселился у нас. Дошли до меня и кое-какие слухи, но встретить тебя в селе – это уж просто чудо! Не удивляйся, я бы сказал: рот разинешь, завидев тебя!

– В деревне каждый знает о каждом, – равнодушно заметил Якуб Калас.

– Ясное дело, – согласился председатель и тут же добавил: – В старой деревне, братец ты мой! Есть такие люди, которым делать больше нечего, как только шпионить за другими. Мы – жертвы современной эпохи, с нас хватает и собственных проблем.

Обычные разговоры на давно знакомую тему утомляли Каласа. И он предпочел выложить начистоту:

– Был у меня старый Лакатош. Говорит, чтобы я не болтал лишнего про его Игора. Не знаю, откуда он взял, будто я интересовался его внуком?

Председатель – руки в карманах – напрягся и через силу рассмеялся:

– Вполне можно было предположить! – Он потрепал Каласа по плечу и снова вложил руки в широкие карманы. – Пошли, я объясню тебе по дороге. – И действительно стал объяснять: – Я ему говорю: папаша, что опять натворил ваш внучек, отчего им интересуется милиция? Тем более – милиция на пенсии, ха-ха! Разве мог я предвидеть, что старик не понимает шуток? А он рассвирепел. Чуть не лопнул от злости, но я его успокоил, как на духу – успокоил… Предупредил, чтобы не валял дурака. Значит, он все-таки был у тебя? Ясное дело, это на него похоже! Старый Матей явился на прием! Теперь люди стали слишком чувствительны, не знаешь, кому где наступишь на хвост. Я уж и так стараюсь помалкивать, не ввязываться в споры.

– А я было подумал, – откровенно признался Калас, – что кое-кто заинтересован, чтобы я не совал нос в историю с Крчем.

Председатель Игнац Джапалик смутился, нахмурился:

– Как тебя понять, Якубко? До меня что-то не доходит… Или ты думаешь, будто это я прислал старика?

– Сам знаешь, что ничего такого я не думаю.

Председатель откашлялся.

– Якуб, ты ведь неплохой человек, но – не сердись – больно уж подозрительный. Ей-богу! Коли заговорили мы с тобой начистоту, могу тебе сказать, что у меня по этому вопросу свежая информация. Я точно знаю, что с Беньямином Крчем, то есть с его смертью, все в полнейшем порядке. Удивляюсь, отчего тебе это еще не известно. Разнюхиваешь черт-те что, а серьезные вещи оставляешь без внимания.

Якуб Калас не позволил вывести себя из равновесия.

– Слушай, председатель, – сказал он спокойно. – Мне безразлично, от кого ты получил свою свежую информацию. Но раз уж зашел об этом разговор, да еще, как ты говоришь, начистоту, так знай: по моему скромному мнению, на которое всякий волен наплевать, в истории с Бене не все сходится. Уж поверь! Кое-что все время скрипит, как несмазанная телега. Тебе не обязательно знать – что. Да и интересоваться этим делом ты не обязан. С какой стати? Был Бене и сгинул. Но одно точно: старый Лакатош что-то знает, чего-то боится… Причем знает намного больше, чем мы с тобой вместе взятые.

Председатель позволил себе усомниться:

– Говорю тебе, Якуб, ты слишком подозрительный, а это плохо. Трудно тебе без работы, без настоящего дела, вот в чем твоя беда.

– Повтори мне это еще раз, председатель, и я подумаю, что в кооперативе нехватка рабочих рук.

– Да что ты, Якуб! Людей у нас хватает, но тебя я бы взял. Хоть было бы с кем потолковать…

– Сторожем?

– Почему сторожем?

– В прошлый раз ты предлагал что-то в этом роде.

– Ну, Якуб, с тобой не соскучишься! Все-то ты помнишь. Заходи!

В квартире, куда председатель привел Якуба Каласа, у старшины перехватило дыхание. Обыкновенное село, а как люди живут! Как господа, на широкую ногу, по-современному! Он слышал, что гнездышко у председателя обставлено с шиком, и однако не переставал удивляться. Все, что его односельчане красочно расписывали и в чем видели проявление нескромности и мании величия, тут производило впечатление барского богатства, но одновременно – естественности и хорошего вкуса. Председатель заметил, какое сильное впечатление произвело на Каласа его жилье, и гордо улыбнулся.

– Нынче это уже стандартная квартира, братец, – сказал он. – Обычный тип массовой застройки. Сразу видно, ты ничего не замечаешь вокруг: нынче у нас в таких квартирах живет уже с десяток семей. А через несколько лет именно такие квартиры, уже типовые, привлекут в кооператив и молодых, тех, которые пока что бегут в города.

Коридор вел из передней в просторную комнату, очевидно, предназначенную для приема гостей. По винтовой лестнице можно было попасть в жилую часть дома, на второй этаж. На первый взгляд комната могла показаться скромной. Стена против входной двери целиком застеклена, слева – встроенный книжный шкаф с несколькими книжками и большим количеством сувениров, всю правую стену занимала картина-панорама: лазурное побережье и белоснежные скалы; рядом с удобными финскими креслами и диваном стоял большой глобус.

– Из «Тузекса»,[6] – похвастал председатель. Он откинул верхнее полушарие глобуса, внутри оказался бар с большим ассортиментом алкогольных напитков.

– Выбирай, братец, – предложил председатель.

– Ты звал меня на домашнее вино. – Якуб Калас попытался противостоять напору самодовольства, но великий маг не дал сбить себя с взятого им тона.

– Хорошо, Якуб! Попробуем вельтлинского красного. Но если передумаешь, найдется и настоящее шотландское виски… Мой дом славится гостеприимством.

– Спасибо, председатель.

– Так присядем?

Джапалик легко прошелся по ярко-красному плюшевому ковру. Уселся в кресле с широкими мягкими подлокотниками.

– Видишь море? – показал он на стену с экзотическим пейзажем. – Это Южная Италия. Рим, Неаполь, Капри, Искья.[7] Я всадил тридцать тысяч, братец ты мой, чтобы видеть всю эту красоту собственными глазами. Всадил и не жалею. Душа ноет, как глянешь. Так бы и отправился в путешествие. Стоит хоть раз испытать на себе чары путешествия, никогда от них не избавишься. Торчать на одном месте – словно и не жить. Только и спасаешься тем, что с головой уходишь в работу, чтобы некогда было думать. Но эта картина – чистый клад!

– Если тебя беспокоит лишь страсть к путешествиям, могу позавидовать, – не без ехидства заметил Калас.

– Ты завидуешь? Не смеши меня, Якубко! Мелочность тебе не к лицу. Тебе – нет. Нынче люди завидуют любой чепухе. Будь хоть ты широкой натурой. Мне это необходимо, понимаешь? Я хочу видеть вокруг себя людей с размахом!

– Не один ты такой, председатель! Да только размах каждый понимает по-своему. Легко быть широкой натурой, когда у тебя все или почти все есть…