В мае 1923 года в Бомбее на заседании Рабочего комитета Конгресса шесть его членов — «противников перемен» — выступили против политики свараджистов и их лидера Ч.Р.Даса, являвшегося председателем комитета на 1923 год, и заявили о своей отставке. Неру предложил не принимать их отставки, однако «противники перемен» были непреклонны. Столкновение между ними и свараджистами привело к уходу Даса с его поста. Был образован новый Рабочий комитет, в который вошли конгрессисты, не принадлежавшие ни к одной из противоборствовавших группировок. Джавахарлала избрали одним из трех генеральных секретарей комитета Конгресса. Правда, его секретарство продолжалось недолго. Осенью на чрезвычайной сессии в Дели свараджисты добились победы. В принятой по их настоянию резолюции «сторонникам перемен» предоставлялось право участвовать в выборах в законодательные советы, а Конгресс обязался «прекратить всякую пропаганду против вхождения в законодательные органы». «Центристский» Рабочий комитет распался. Джавахарлал с чувством облегчения подал заявление об отставке: ему претило находиться между двух огней, да и «политические маневры», а проще говоря, заурядные интриги «сторонников» и «противников» производили на него удручающее впечатление.
По окончании делийской сессии Джавахарлал с двумя коллегами вечером 19 сентября 1923 года выехал поездом в Муктесар, где выступил на митинге в поддержку движения акали[52], а утром 21-го прибыл в местечко Джайто, расположенное на территории княжества Набха. Здесь вспыхнули волнения, вызванные произволом британских властей, которые сместили махарджу княжества, а на его место для управления Набхой назначили английского администратора. В Джайто Джавахарлала арестовали — уже в третий раз — и в наручниках, как особо опасного государственного преступника, доставили в тюрьму, славившуюся тем, что даже ее дирекция считала кошмарными условия, в которых содержались заключенные. «В тюрьме Набхи нас „всех троих держали в душной и грязной камере, — вспоминал Неру. — Она была мала и сыра, с низким потолком, который мы почти могли достать рукой. Ночью мы спали на полу, и я не раз вздрагивал и в ужасе просыпался оттого, что по моему лицу пробегала крыса или мышь“.
Судебное разбирательство напоминало дурной сон. Судья, не умевший ни читать, ни писать, робко допрашивал подсудимых, не сводя тревожных глаз с находившегося в зале полицейского офицера. Текст приговора был явно подготовлен еще до начала процесса.
В первых числах октября суд, обвинив Неру в участии в «заговоре», приговорил его к тридцати месяцам тюремного заключения. К такому же сроку были приговорены и товарищи Джавахарлала. Однако вечером того же дня смотритель тюрьмы ознакомил Неру с двумя приказами администратора Набхи. Из первого следовало, что исполнение приговора приостанавливается. Второй предписывал Неру и его товарищам немедленно покинуть территорию княжества и не возвращаться в Набху без особого на то разрешения.
Испытания этих дней не прошли бесследно для Джавахарлала. Вернувшись в Аллахабад, он тяжело заболел. Врач обнаружил у него брюшной тиф, которым Неру, по всей вероятности, заразился в тюрьме. Из-за болезни Джавахарлал не смог присутствовать на провинциальной конференции Конгресса, однако, несмотря на тяжелое состояние, подготовил речь, с которой ознакомили делегатов конференции. Отметив, что несотрудничество и ненасилие продолжают оставаться главными принципами политики Конгресса, Неру писал: «Мы достаточно ясно показали, что ведем борьбу за полную свободу. Нас ни в малейшей степени не интересуют ни провинциальная автономия, ни перестановка фигур в правительстве Индии. Полная внутренняя свобода означает, что мы должны взять под контроль финансы, армию и полицию. До тех пор, пока мы не будем их контролировать, в Индии не будет свободы... Но здесь возникает вопрос: должны ли мы определить сварадж в соответствии с нашими убеждениями как „независимость“? Лично я буду приветствовать тот день, когда Конгресс выскажется за независимость. Я убежден, что единственно верной и справедливой целью для Индии является независимость».
Речь Неру произвела сильное впечатление на делегатов конференции. Многие из них запутались в бесчисленных интерпретациях свараджа, порожденных различными группировками в Конгрессе, и добивались от своих лидеров ясности в вопросе о независимости. Конгрессисты Соединенных провинций получили от своего руководителя прямой и ясный ответ, содержавший призыв к действию — вести борьбу за достижение Индией полной национальной независимости.
Самого Неру в те дни одолевали сомнения как в правильности курса свараджистов (он усматривал в их действиях элементы «реформизма и конституционализма» и считал, что это неизбежно заведет свараджистов в тупик), так и в верности политики последователей Ганди, которые, по мнению Джавахарлала, «придавали больше значения букве учения, нежели его духу». Неру хорошо понимал, что массовый подъем национально-освободительного движения позади, а сейчас необходимо, критически переосмыслив уроки побед и поражений, энергично и тщательно готовить массы к новому этапу борьбы с колонизаторами. Эту мысль он проводил почти во всех своих выступлениях 1922 — 1926 годов. Но «не спутает ли все наши расчеты и не задержит ли нас снова какой-нибудь инцидент вроде Чаури-Чаура?» — спрашивал Джавахарлал и с нетерпением ждал встречи с человеком, который мог дать столь нужный ему ответ. Он продолжал верить в Ганди, считая его «великим и необыкновенным человеком и замечательным вождем», восторженно принимал моральные и этические стороны гандизма, хотя стал скептически относиться к гандистской доктрине «общества всеобщего благоденствия». Некоторые ее положения — неприятие европейской «машинной» цивилизации, возврат к замкнутым крестьянским общинам — Неру расценивал как утопичные.
12 января 1924 года Ганди сделали операцию аппендицита в тюремном госпитале в Пуне, а 5 февраля по приказу вице-короля Индии лорда Ридинга его освободили из тюрьмы, где он провел два года из шести, к которым был приговорен.
И вот долгожданная встреча. Она состоялась в апреле в приморском местечке Джуху, недалеко от Бомбея, где Махатма восстанавливал силы после тюрьмы и операции. Семейство Неру прибыло туда на отдых, хотя главной целью поездки в Джуху для отца и сына были беседы с Ганди. Мотилал, возбужденный недавним успехом свараджистов на ноябрьских выборах (они завоевали почти половину мест в Законодательном собрании Индии), с помощью приехавшего из Дели Ч.Р.Даса пытался привлечь Ганди на свою сторону. Махатма мягко, но категорично отказался поддержать свараджистов, дав понять, что вхождение в законодательные органы несовместимо с программой несотрудничества[53].
Джавахарлал вернулся из Джуху разочарованным, так как Ганди не рассеял, в сущности, ни одного из его сомнений: «По своему обыкновению он отказывался заглядывать в будущее или излагать какую-либо программу, рассчитанную на долгий срок».
В декабре 1923 года на очередной сессии Конгресса Неру по предложению председателя сессии Мухаммеда Али избрали одним из трех генеральных секретарей ИНК. Ровно через год на сессии в Белгауме Джавахарлала вновь избрали (теперь уже по настоянию Ганди) генеральным секретарем.
Неру признавался, что в обоих случаях он без особой охоты соглашался занять этот пост, так как у него не было ясного понимания будущего политического курса Конгресса. Однако, будучи избранным, он энергично включался в работу, полагая, что она в какой-то степени отвлечет его от тревоживших сомнений.
Работы было много: здесь и чисто организационные вопросы — отчеты, инструкции, директивы для провинциальных, городских отделений ИНК, и борьба с распространением в Индии наркотиков, и поддержка кампании свадеши, и трудные поиски путей урегулирования религиозно-общинной проблемы. Индусы и мусульмане, вчерашние союзники, сегодня — не без участия англичан — снова стали врагами. Только за три года, минувших с момента прекращения движения несотрудничества, произошло семьдесят два кровавых столкновения между индусами и мусульманами.
