Чань повернулся к открытой двери. Граф прервал свою речь, уставившись на Чаня. Прежде чем Чань успел как-то прореагировать, он услышал шум у себя за спиной и, не оглядываясь, метнулся прочь от двери — в этот момент двое в шлемах катнули ему в спину тележку, уголок которой больно задел его за правое бедро, оцарапав до крови, но удар был не настолько силен, чтобы свалить его на пол. Чань вскарабкался на платформу, и неожиданно громада похожего на собор зала вызвала у него приступ головокружения. Он взял себя в руки. На платформе стояли еще четверо макленбуржцев, которые на его глазах одновременно резким движением обнажили свои сверкнувшие сабли, и майор Блах, спокойно вытащивший пистолет. Чань в отчаянии оглянулся — абсолютно никаких следов Свенсона здесь не было и ничто не указывало, — хотя он понятия не имел, что могло бы на это указывать, — на то, что кто-то из людей в медных касках может быть Файляндтом. Потом Чань окинул взглядом головокружительно высокие своды и группки лиц в масках, глазевших на происходящее сверху вниз с живым вниманием. Времени у него не было. Уйти от солдат Чань мог, только направившись к столам и к бросившемуся ему наперерез, дабы не подпустить к женщинам, д'Орканцу.

Солдаты ринулись вперед, а Чань в свою очередь метнулся сначала прямо на графа, а потом — влево, где нырнул под первый стол и, продравшись сквозь плетение шлангов, выбрался на другой стороне. Солдаты изменили направление и встали по обе стороны от д'Орканца. Чань, продолжая двигаться на четвереньках, метнулся под второй стол, а выбравшись из-под него, услышал крик графа, который приказывал солдатам оставаться на месте.

Чань выпрямился и оглянулся. Граф взирал на него, стоя с дальней стороны первого стола, механическая маска все еще оставалась на его лице, а первая женщина, оплетенная шлангами, лежала перед ним. Рядом с графом стоял Блах, держа наготове пистолет. Солдаты ждали приказа. Свенсона Чань не увидел. Не было здесь, судя по всему, и Файляндта, а если и был, то не в своем качестве, потому что двое в масках за спиной графа продолжали работать со своими медными механизмами, напоминая пару трутней. Чань посмотрел на край платформы — внизу со всех сторон было кипящее море металлических трубок, испускавших шипение и сернистые пары. Спасения не было.

— Кардинал Чань!

Граф д'Орканц говорил все тем же усиленным голосом, который Чань слышал в башне. С такого близкого расстояния слова звучали невыносимо резко, и Чань невольно поморщился.

— Не сметь двигаться! Вы вторглись в сферы, которых вам не дано понять! Я вам говорю, вы даже не догадываетесь о последствиях для вас!

Не обращая внимания на графа, Чань приблизился к женщине на втором столе и сорвал темную повязку с ее волос.

— Не сметь прикасаться к ним! — завопил граф д'Орканц.

Волосы были слишком темные — не такие, как у Селесты. Он тут же бросился к дальней стороне третьего стола. Солдаты двинулись в его направлении и остановились у второго стола. Граф и Блах остались у дальнего конца первого, пистолет майора был нацелен точно в голову Чаня. Чань нырнул за третью женщину, сдирая повязку с ее волос. Волосы были слишком светлы и не такие кудрявые… Видимо, Селеста лежала на первом столе, а он, как последний идиот, пробежал мимо, оставив ее в руках д'Орканца.

Он выпрямился. Увидев его движение, солдаты шагнули к нему, а Чань уловил мимолетное движение Блаха и снова нырнул, как раз в тот момент, когда прогремел выстрел. Пуля пролетела рядом с его головой и пробила одну из больших труб, откуда вырвалась струя газа, которая мерцающим фонтаном поднялась в воздух, напоминая собой бело-голубой язык пламени. Граф снова закричал:

— Прекратить!

Солдаты — а они уже были у третьего стола — замерли. Чань рискнул выглянуть из-за плетения черных шлангов, увидел между ними белую влажную плоть, а дальше — ненавидящий взгляд Блаха.

В зале не раздавалось других звуков, кроме низкого рева топки и свиста вырывающегося из трубы газа у Чаня за спиной. Чтобы снять Селесту со стола, ему нужно преодолеть сопротивление девяти человек, считая двух с тележкой. Сможет ли он сделать это, не повредив Селесте? И не причинит ли он ей больший вред, чем тот, что претерпит она, если он не вмешается? Он знал, чего бы хотела от него она, как знал он и то, насколько бессмысленным стало любое действие, имеющее целью сохранение его собственной жизни. Он ощущал, как разрастается сеть порезов в его легких. Именно поэтому он и зашел так далеко — чтобы бросить последний вызов этому миру привилегированных негодяев, нанести ему последнее оскорбление. Чань снова обвел взглядом лица в масках, взирающие вниз в напряженном молчании. Он чувствовал себя как зверь на арене.

Граф отделил от своей маски черный шланг, связывающий его с громкоговорителем, и осторожно положил его на ближайшую тумбу, ощетинившуюся рычагами и рукоятями. Он повернулся к Чаню и кивнул (поскольку он оставался в маске, жест у него получился, как у сказочного людоеда) на ближайший к Кардиналу стол.

— Вы кого-то ищете, Кардинал? — спросил он. Голос его теперь звучал не так громко, но благодаря странной коробке, закрывающей рот, по-прежнему казался Чаню каким-то нечеловеческим. — Может быть, в моих силах вам помочь?

Граф д'Орканц, протянув руку, сорвал повязку с волос последней женщины, и те хлынули волнистыми струями — темные и блестящие. Граф протянул другую руку и отвел в сторону шланги, опутывавшие ее ноги. Плоть была обесцвечена и имела какой-то болезненный оттенок, еще более жуткий, чем рука Вандаариффа или лицо Джона Карвера, лежащее на книге, — бледная, как полярный лед, покрытая потом, а ниже — там, где прежде он наслаждался золотистым теплом, было теперь холодное безразличие белого пепла. На третьем пальце ее левой ноги было надето серебряное колечко, но Чань и по первому взгляду на волосы узнал ее… Анжелика.

— Насколько мне известно, вы знакомы с этой дамой, — продолжал д'Орканц. — Конечно, вы знакомы и с другими — мисс Пул, — он кивнул на женщину в середине, — и миссис Марчмур. — Граф сделал движение в сторону женщины перед Чанем, который опустил глаза, пытаясь узнать в ней Маргарет Хук (в последний раз он видел ее на кровати в отеле «Сент-Ройял») — по волосам, росту, цвету кожи, видимой в просветах между шлангами; он почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

Чань выплюнул на платформу кровавый комок и заговорил с графом; сиплый голос выдавал его усталость.

— Что вы сделаете с ними?

— То, что и собирался. Вы ищете Анжелику или мисс Темпл? Как видите, мисс Темпл здесь нет.

— Где она? — хриплым голосом воскликнул Чань.

— Я думаю, у вас есть выбор, — сказал в ответ граф. — Вы хотите спасти Анжелику, но у вас нет ни малейшей возможности — потому что я читаю на вашем лице следы воздействия стекла, Кардинал, — вывести отсюда ее, а потом сделать то же самое с мисс Темпл.

Чань промолчал.

— Это все, конечно, чисто отвлеченный разговор. Вы должны были умереть уже десять раз — разве нет, майор Блах? Вы умрете теперь. И пожалуй, ваша смерть здесь, у ног вашей безнадежной любви, будет вполне уместной.

Глядя прямо в глаза графа, Чань собрал в руку столько шлангов, идущих к телу миссис Марчмур, сколько уместилось, и приготовился рвануть что есть сил.

— Если вы это сделаете, то тем самым убьете ее, Кардинал! Вы этого хотите — погубить беззащитную женщину? С такого расстояния мне вас не остановить. Но неумолимые силы уже приведены в действие! Никто из них не может уйти от своей судьбы, воистину, их жребий — преображение или смерть!

— Какое преображение? — воскликнул Чань, пытаясь перекричать усиливающийся рев труб и шипение газа у него за спиной.

В ответ граф д'Орканц потянулся к шлангу громкоговорителя и резко прикрепил его к маске. Его голос громом разнесся под высокими сводами:

— Ангельское преображение! Силы небесные, обращенные в плоть!