Литмир - Электронная Библиотека

– А вагон?

– На запасных путях.

– Сделаем так. Тыльнер с Оловянниковым еще раз осмотрят вагон, а мы со свидетелями побеседуем.

Тыльнер и Оловянников пробирались на запасные пути.

– Ты, товарищ Тыльнер, – попросил Оловянников, – если что, указывай мне. Я про тебя слышал и даже в газете «Известия» читал. Сам-то я рабочий-деповец, вторую неделю как красным сыщиком числюсь. Но работать хочу, так что ты, товарищ, подучи меня маленько.

Они прошли к вагону с полустертой эмблемой почтового ведомства.

– Вот он, – сказал Оловянников.

Тыльнер зажег железнодорожный фонарь, осмотрел подножки и тамбур.

– Вроде ничего, пошел в вагон.

– Ох, и темнотища. Вы, товарищ Оловянников, зажгите, пожалуйста, все фонари.

Оловянников зажег свечи в кованых фонарях, и в вагоне стало светлее.

– Теперь давайте писать протокол осмотра места происшествия. Старый никуда не годится.

– Писал как умел.

– Осмотр начинается от дверей, по часовой стрелке. Бумага и ручка есть? Прекрасно, чернила стоят на столе. Начинаем. Пишите, я диктовать буду.

Тыльнер огляделся.

– Готовы?

– Готов.

– Тысяча девятьсот двадцать второго года, двадцать восьмого числа, месяца октябрь. Протокол осмотра места происшествия. Я, субинспектор линейного отдела милиции Оловянников… Как Ваше имя отчество?

– Потап Иванович.

– Прекрасно. Значит, Оловянников П.И., на запасных путях станции Ожерелье, составил настоящий протокол осмотра почтового вагона. Осмотр производится в восемь двадцать утра, при искусственном освещении.

На станции, в комнате начальника инспектор Лапин допрашивал почтальона и милиционера.

– Что же ты сопротивления не оказал, Смагин?

– Так они дверь своим тройником открыли и стволы на нас.

– А цепочка на дверях была накинута?

– Товарищ начальник, а где вы их видели – цепочки, – вздохнул почтальон. – Их давно посрезали.

– Так и запишем, – обрадовался Лапин, – цепочек не было.

– Нападавших сколько было?

– Четверо.

– Чем вооружены?

– У всех маузеры.

– Как выглядели?

– Роста приблизительно как Вы. В куртках, перешитых из солдатских шинелей, в фуражках военных.

– Один в папахе был, – поправил почтальон.

– Точно, у одного офицерская папаха была.

– Лица запомнили?

– Да они в масках были.

– В каких масках?

– Как в театре. Черные маски, прорези для глаз.

– Называли друг друга как-то. Клички, имена…

– Говорили они, но мы не поняли.

– По фене, что ли?

– Да нет, по-французски.

– Ты что, французский знаешь?

– Различить могу, но не понимаю.

– Так что же ты различил?

– Когда они уходили, один сказал: «Оревуар, мон ами».

– Точно?

– Как на духу.

Лапин поглядел на Карпова.

– Поздравляю, Миша, новая бандочка появилась. Аристократы, мать их.

– Так и зашифруем дело – «Аристократы», – зевнул Карпов.

В комнату вошел Тыльнер и Оловянников.

– Вот протокол осмотра, – Тыльнер положил бумагу перед Лапиным. – А теперь, граждане потерпевшие, чья это квитанция?

Милиционер взглянул, покачал головой.

– Первый раз вижу.

– Не моя, – сказал почтальон.

– Это квитанция на посылки в город Ярославль. Может ее кто обронил, когда вагон готовили к отправке, – Тыльнер закурил.

– Нет, Перед отходом поезда я вагон подметал, на полу ничего не было, я бы нашел, – покачал головой почтальон.

– Квитанция найдена у дверей вагона. Неужели повезло, – засмеялся Тыльнер.

– Всякое бывает, – недоверчиво произнес Лапин. – Надо с Ярославлем связаться. Вот ты Жора тогда и займись этим.

– Где у вас связь? – спросил Тыльнер начальника милиции.

– Пошли.

В комнате линейного поста на столе стояли три аппарата.

– Средний, – ткнул пальцем Фролов в массивный аппарат, с двумя колокольчиками на корпусе. Тыльнер снял трубку.

– Барышня, здравствуйте, мне бы Ярославль… Жду… Жду.

Он сел на стул и оглядел комнату.

У входа на вешалке висло два брезентовых плаща, печка-буржуйка накалилась до красна, над столом портреты Ленина и Дзержинского.

На стене плакат с милицейской формой одежды, рядом с ним красноармеец штыком закалывал гидру контрреволюции.

В углу на стенде несколько фотографий разыскиваемых.

– Ярославль… Да, барышня, давайте мне уголовно-розыскную милицию… Что? Ах вот как… правильно, по-старому сыскную… Спасибо… Дежурный, это субинспектор Московской розыскной милиции Тыльнер. Здравствуйте… Спасибо… И вам не болеть… Как мне с начальником соединиться… Спасибо… Жду.

Тыльнер достал портсигар, предложил Фролову, они закурили.

– Здравствуйте, товарищ Андреанов. Вы получили ориентировку об ограблении почтового вагона… Прекрасно… К вам на городскую почту поступала посылка…

Симферополь – Москва

Поезд шел из Симферополя в Москву.

Когда-то вагон, в котором ехала Лена Иратова, был штабным – в нем располагался какой-то красный командир. Теперь его отдали кинематографистам, и в нем ехала в Москву группа Александр Разумнго.

В вагоне, загораживая проход, стояли осветительные приборы, была даже маленькая лаборатория для экспресс проявки проб пленки. Комфортнее всех ехала съемочная аппаратура.

Лена Иратова устроилась с немыслимым комфортом. Ехала она в целом купе. За окном бежала мимо Ченгарская степь, проплывали маленькие станции, разбитые войной, сломанные вагоны на запасных путях.

Раздался стук, дверь открылась, на пороге стоял оператор Миша Винклер.

– Леночка, пошли к столу. Все собрались, закусим, чем Бог послал.

– Сейчас, Мишенька, только в порядок себя приведу.

– Наводи красоту, мы ждем.

В бывшем штабном отсеке стоял стол, покрытый белой, грубого полотна украинской скатертью с петухами.

На ней расположилась бутылка с красным вином, разнокалиберные чашки и кружки, лежал белый хлеб, жареная баранина, фрукты-овощи, козий сыр.

– Друзья, – режиссер поднял стакан, – выпьем за то, что мы едем в Москву, выпьем за то, что мы хорошо поработали в Ялте и Симферополе, а также за нашу героиню Леночку Иратову.

– Подожди, Саша, – вскочил оператор Винклер, – говорят, что нет в жизни счастливым случайностей. А я говорю есть. Не обижайтесь, коллеги, и ты, Саша, и ты, Женя, Саша хороший режиссер. Но он был бы мертв без Леночки. За нее, за нашу удачу!

Все загалдели, зачокались, выпили.

– Учтите, друзья, за половину дела не пьют, так что мы поднимаем бокалы за нашу актрису. Впереди зимние съемки.

Постепенно началось веселое полноценное застолье.

Анекдоты, воспоминания, смешные истории на съемках.

К Лене подсел художник Бауэр.

– Леночка, скажи честно старику, почему ты не уехала?

– Дмитрий Сергеевич, родной, конечно, я могла бы очутиться в Париже. Возможно, что со мной заключили бы контракт в театре, я же могу играть на французском. Возможно. Налейте мне вина. Спасибо… Но в Москве живет человек, которого я люблю, и это я поняла на Юге, в разлуке с ним. А потом я хочу вернуться к себе домой. Я со щемящей нежностью вспоминаю, как после репетиций прихожу в свою квартиру, шумит самовар, тетя накрывает стол для чая. Крепкий чай, малиновое варенье. А в окнах неяркое осеннее солнце. На паркете светлые полоски.

– Вы думаете, Леночка, что все это осталось в Москве?

– Не знаю, главное, что все это во мне неистребимо, как болезнь. Я возвращаюсь в прошлую жизнь…

– А вы уверены, что она будет такой же, как раньше? Грандиозный успех, поклонники, светские рауты, цветы?..

– Я слишком увлеклась всем этим. Бенефисы, дорогое ожерелье, бриллианты, трехкомнатный номер в гостинице «Люкс». Из окон Кремль, корзины цветов у дверей, лучшие роли в репертуаре. Все это казалось незыблемым, вечным. Любящий меня прекрасный человек, для которого я находила так мало времени.

– Я знаю, о ком Вы говорите. Я видел Олега перед отъездом. Он стал другим. Жесткий, но по-прежнему прекрасной души человек. Вы едете к нему?

14
{"b":"104310","o":1}