Литмир - Электронная Библиотека

У него, например, были сросшиеся пальцы на левой ноге, причём, об этих вещах знали даже за границей почему-то (потому что медики передали такие детали, или каким-то другим способом, не знаю), но даже за границей знали о том, что у него был такой физический недостаток. Кстати, отсюда, с моей точки зрения, видимо, такие слухи шли (я вспоминаю, что даже в моём детстве мне рассказывали), что у Сталина были, как у дьявола, копытца. Сросшиеся пальцы – это признак этого самого копытца. Вы помните знаменитую библейскую притчу о том, как Господь сбросил дьявола с небес и тот в результате повредил свою ногу. И поэтому у него копытца. И я думаю, что в 1930-1940-м годах слухи о том, что он всё-таки имеет такую дьявольскую отметину, такие слухи шли активно. Конечно, это легенда, потому что это довольно распространённый физический недостаток, как я выяснил, я по этому поводу с врачами специально беседовал. Так что Сталин всю жизнь носил супинаторы и всё время носил особого покроя сапоги. Сапоги ему шили индивидуально, это было нормально, особенно в те времена, но они шились специально из мягкой кожи так, чтобы он мог в них ходить. И то, что он носил сапоги, это связанно не с тем, что он был такой военизированный, хотя это тоже было, но ещё и с физическим недостатком. Просто другую обувь было тяжело носить, и он любил носить их до конца жизни.

Он пронашивал их до дыр, отсюда другие легенды пошли. Я вспоминаю, как один из генералов пишет, что однажды он в кабинете наблюдал, как Сталин поднялся по лестнице, за книжкой потянулся. И поднялся по этой лестнице до верхнего этажа. И он к ужасу своему увидел, что у Сталина протёрты подошвы сапога. Ну и дальше, конечно, пассаж: «Какой он скромный, до чего же великий человек, он ходит в этих потёртых до дыр сапогах». А на самом деле ничего такого, он ездил в автомобиле и по кабинетам ходил, ему особенно-то протирать сапоги было негде. Но он больше берёг свои ноги, чем заботился, так сказать, об имидже и престиже – хотя их он любил тоже, чтобы иногда выглядеть красиво, по-западному, с золотыми пуговицами китель, и это тоже было.

Поэтому здесь у нас с вами эта внутренняя сторона, она очень переплетается с внешней. Казалось бы, какое это имеет значение, эти физические вещи, да? Ну, а вы представьте, помимо того, что я перечислил, у него ещё была такая своеобразная болезнь, которая его начинает преследовать где-то с 1926-1927-го года. Это важно, какое время, какой год, потому что это как раз пик его борьбы с оппозицией. У него начинается хронический, извините, понос. У него постоянно были позывы (причём, эти позывы фиксируются, в медицинских картах это есть), особенно после войны, то есть после каких-то определённых очень стрессовых ситуаций, начиная с борьбы с оппозицией.

То есть, я из этого делаю вывод такого плана, насколько волевым человеком он был. А это и известно, что Сталин – очень волевой человек. И, в общем-то, псевдоним не случайно тоже он себе выбрал. Он постоянно себя моделировал, представлял, что он необыкновенно волевой. Он считал, что все люди вокруг него по существу – слабаки. Это для него было самое большое пренебрежение. Есть масса свидетельств – с его личных слов, его личных надписей, – что самым отвратительным качеством он считал отсутствие воли. То есть воля для него была всё. И в этом отношении он был даже больше ницшеанцем, чем марксистом или ещё кем-то. Так вот, я к чему это говорю: видимо, вот эта стальная воля, которую он зажимал, и в то же время тот дикий совершенно страх, то напряжение, которое он постоянно внутренне ощущал… Поскольку каждый раз решалось «да или нет», решалась его судьба. То с одними оппозиционерами борьба, то с другими оппозиционерами, а по существу, решалась его судьба, будет он у власти, будет он вообще-то здесь царствовать, будет он жить, или не будет. И поэтому каждое такое решение, несмотря на его собранность, на его умение мобилизоваться, на потрясающее умение интриговать…

Никуда от этого не денешься. Здесь мне близка аналогия с шекспировским Ричардом III. То есть вот тот самый хромец, помните, горбун, который умеет так всё организовать и пробраться к власти. Другое дело, как он кончил. Сталин так не кончил, как Ричард III. Но дело не в этом. А дело в том, что я думаю, что эта стальная воля, которая не имеет возможности выйти в эмоцию, когда она хочет… А у него, к тому же, кавказская натура, он всё-таки очень импульсивный, у него есть импульсивность. И вот это противоречие бьёт по, извините меня, по его, так сказать, физиологии. И отсюда появляется такая странная совершенно болезнь. Причём, врачи считают, что у него хроническая дизентерия, делают анализы – нет. И он сам сначала подозревает, что у него дизентерия. Он проводит в Сочи, где он любил отдыхать, впервые канализацию, он обустраивает город, потому что он боится, что он, видимо, там заражается. Ничего не помогает, никакие мероприятия.

Потом начинает всё больше и больше задумываться, а не травят ли его, не подсыпают ли ему что-то? Это хорошо видно тоже, видно по разговору с врачами. Он постоянно об этом думает, просто есть свидетельства, я и в книге их привожу, я могу вам даже процитировать, если хотите. Он, например, в 1930-х годах (как раз, самый пик очередных репрессий) говорит доктору одному, Шендеровичу (был такой у него лечащий врач, которого он потом посадил совершенно спокойно, хотя это был врач, один из лучших, который его постоянно наблюдал и лечил), говорит Шендеровичу: «Вот вы, доктор, как вы меня смотрите, вам никогда не приходила мысль меня отравить?» У того, конечно, сразу всё падает внутри. И он говорит, что испытал колоссальный страх по этому поводу. Он говорит: «Ну да, я вижу, доктор, вы – человек добрый и вы не способны на это, у меня столько людей, столько врагов, которые очень хотели бы меня отравить, но вы на это не способны». И опять на него смотрит проницательно. Дрогнет он или не дрогнет? Но дело в том, что Сталин думал, что его действительно пытаются отравить, и поэтому всё больше и больше, во-первых, отсекал всех, кого можно было. Стремился, чтобы все постоянно находились под контролем, все, кто были связаны с его пищей, передвижением и так далее. И он начал, наверное, подозревать… Ведь к нему, практически, кто имел доступ? Только прислуга и, соответственно, его ближайшие соратники, члены Политбюро. Ну и ещё родня ближайшая. Так родню он как раз после смерти Аллилуевой стал всё больше и больше отстранять, и одна из причин этому была – подозрительность особенная. Членов Политбюро проверяли, как могли, но он всё равно не доверял им. Известны воспоминания, например, Микояна, где он пишет о том, что Сталин, поскольку Микоян заведовал всей пищевой промышленностью, в том числе и поставками в Кремль, любил сажать перед собой Микояна и Берия, который тоже, кстати, поставлял с Кавказа вина, которые Сталин страшно любил (Сталин любил кавказские вина и крымские вина, это известно, он большой был любить выпить)… И вот, значит, он сажал их перед собой и говорил: «Ну, вот вы – кавказцы, посмотрите, мне прислали новое вино, вы как раз попробуйте, настоящее вино, хорошее, стоит его пить, может, и не стоит его пить?» И он обязательно им двоим наливал сначала из этой же бутылки. И после того как они выпивали полностью, после этого начинал сам пить. Но это Иван Грозный, вы спросили про Ивана Грозного, вот типичная аналогия.

Кстати, о любимых фильмах. Вы знаете, что сам Сталин вдохновлял «Ивана Грозного», то есть фильм «Иван Грозный» Эйзенштейна, и, в общем-то, являлся во многом соавтором этого фильма. И проблема отравления там как раз очень сильно и красиво поставлена. Поэтому здесь мы видим, что переплетаются внутренние проблемы, которые связаны со здоровьем и с физиологией, с внешним видом. Это особый тоже разговор, как он себя видел, как его видели люди. Потому что ведь мы тоже Сталина представляем себе так, как он себя выстроил. Современный образ Сталина – мы видим его или генералиссимусом или в его френче знаменитом. Причём, в каком-то ракурсе он страшно интересен, даже красив – вот по-человечески. Я много видел и фильмов, и фотографий разного времени. И меня удивляет, как он, один и тот же человек, как он может в каком-то ракурсе и в каком-то повороте быть удивительно привлекательным. Я могу понять, как женщины от него просто с ума сходили. А в каком-то ракурсе он – отвратителен. Наверное, так с каждым человеком, в общем и целом, наверное, это хорошо понятно людям, которые постоянно снимают эти вопросы. Но Сталин сам себя создавал, создавал собственный имидж, создавал собственный образ и большой в этом понимал толк.

11
{"b":"10422","o":1}