Тех англичан я брала в Ленинграде, в аэропорту Пулково-2. Помню, поздно вечером привезла их в гостиницу, потащила ужинать. В ресторане гремела песня под живую музыку — что-то из Макаревича. Моя группа уселась. Я тоже уселась. Вдруг слышу:
«Наталия!»
Оказалось, этот человек — вегетарианец. Надо срочно было поменять мясо на рыбу.
Поменяла. Уселась снова. Опять слышу: «Наталия!»
В общем, в той группе из 34-х человек было около 15 вегетарианцев. Обычно такие группы дают информацию с родины заранее, а эта группа почему-то не дала…
Количество вегетарианцев в данной конкретной группе менялось каждый день. Цифра колебалась между «9» и «15» — в зависимости от того, что было подано, вкусно или не вкусно. Сейчас работники ресторанов не очень-то церемонятся с иностранцами, а в начале перестройки не знали, куда лучше поцеловать валютного гостя. Все капризы «капов» исполнялись незамедлительно.
После ужина ко мне подошла тётенька лет сорока пяти, молча сунула в руку список имён группы: «Джон, Стив, Мэри и т. п.» Я поблагодарила её и сразу же куда-то список этот засунула. Мне и в голову не пришло его выучить наизусть, а, оказывается, надо было. Та же самая тётенька орала на меня благим матом уже через два дня, почему, мол, не называешь нас по именам?!
Услышав этот дикий ор, ко мне с утешениями подвалил их пожилой турлидер и шёпотом попросил не нервничать, ибо… я ещё самого главного не слышала. Самое главное, оказывается, было впереди. У нас в группе находились… отщепенцы. То бишь журналисты-телевизионщики. Я их потом выявила. И подружилась. В особо опасные минуты опиралась исключительно на них.
Журналистов было 10 человек. Остальная часть группы являла собой солянку сборную из водопроводчиков, маникюрш, санитарок-врачей, библиотекарей. Часть из них были безработными, что делало их крайне обидчивыми.
Помню, чехи о безработице почти не говорили, имена свои учить не заставляли и лопали всё подряд. Кроме рыбы. В Чехии, если и есть вегетарианцы, то крайне мало.
Лично я ни разу не встречала.
Худо-бедно, пробыли мы с англичанами в Ленинграде два дня. Потом сели в поезд и поехали в Москву…
Первые настоящие ужасы начались на Ленинградском вокзале Москвы в 6-00 утра.
Выйдя из вагона на снежок, искрившийся в лучах электрофонарей, я увидела представителя «Интурбюро» Жорика Арутюнянца. Он сиротливо стоял с одной-единственной тележкой под багаж. Тележек на вокзале катастрофически не хватало. Одной тележки нам, конечно, было мало, поэтому я взяла часть группы, чьи чемоданы поместились на тележку, и повела в «Икарус». Остальным англичанам было велено ждать возвращения Жорика, грузиться с его помощью во вторую очередь и вместе с ним же плестись в автобус. Такую манипуляцию с чехами я проделывала не раз, и — ничего!
Пожилой турлидер обещал, что всё будет в ажуре. Он тоже был уверен, что его послушают… Но слушать его никто не собирался. Остальные полгруппы сбежали с платформы, погрузились в такси и самостоятельно поехали в гостиницу. Нашла я их уже там. Они устроили нам с турлидером дикий скандал.
Турлидер попросил меня крепиться, ибо… впереди были Иркутск-Братск плюс Средняя Азия.
Жена турлидера пообещала снять с дочки почти новый красный шарфик и подарить его мне в конце поездки, если всё пройдёт удачно. Такой шарфик в «Берёзке» стоил баксов 25–30, а средняя зарплата в СССР была 100 рублей (эквивалент семи долларов).
После двух дней в Москве мы сели в поезд и отправились в Иркутск. Четыре дня в поезде с такой группой, сами понимаете, не санаторий. Единственной радостью были остановки в чистом поле — можно было выйти покурить, поболтать. Больше всех и громче всех болтала блондиночка лет 25-ти. На ней была шуба за 2000 фунтов, и она рада была всем её показать. Блондиночка реально смахивала на Леди Ди, даже стрижечку под неё смастерила. Работала она маникюршей в Ноттингеме — не велика птица, и внимания на неё особенно никто не обращал. Ну, разве что, отщепенцы-журналюги.
Среди журналюг были два ярких лидера — телережиссёр и телережиссёрша, муж и жена, оба крашеные хной до такой степени, что могли запросто служить маяками на фоне белого сибирского снега. Звали их Лэнни и Шан. «Шан» по- уэльски — Жанна. Шан Томас была очень известна у себя в родном Уэльсе. Они вместе с Лэнни как раз в то время ставили фильм про Маяковского. Потом, несколько лет спустя, я видела её имя в титрах этого фильма.
Шан подошла ко мне на одной из таких остановок и, ехидненько кивнув на Леди Ди, шепнула: «Это наша принцесса Диана! И чего бы я так выпендривалась в поездке?
Знаешь, сколько стоит эта шуба?! У меня в Лондоне тоже есть шуба, но я не кретинка, еду в пуховичке». Пуховичок у Шан был отменный.
Между остановками, знамо дело, переезды. Стою я как-то в коридорчике у своего купе, в окно гляжу. Подходит одна из липовых вегетарианок, говорит, что она психиатр и тащит меня почему-то вдоль коридора к чужому купе. Напротив того чужого купе она меня тормознула и стала, прямо в коридоре, допрашивать про ситуацию в советских психбольницах. Я тут же начала выдавать информацию — нас хорошо учили на курсах гидов-переводчиков отвечать на провокационные вопросы.
Но долго говорить мне не пришлось. Вегетарианка-психиатр повернулась к лондонскому водопроводчику, сидящему в том чужом купе, и заорала: «Я вопрос для себя задала, а не для вас! Нечего подслушивать!!!»
Водопроводчик ответил ей на «кокни». Не выдержав такой лексики, вегетарианка смылась. Водопроводчик попросил меня не сильно волноваться, так как психиатру самому обычно нужен психиатр. Та дама, судя по поведению, вообще в психушке санитаркой батрачила. Словом, никакой она не доктор. Так считал водопроводчик.
Ушла я в своё купе, сижу-мечтаю. Вдруг в двери показалась девочка-мальчик-панк по имени Сара. Её тощенькая фигурка была обтянута чёрным трикотажем. В таком наряде обычно выступают мимы. Поверх чёрного трико болтались невероятных размеров шорты из серого штапеля в чёрные кустики. Из такого материала у нас в стране шили занавески для детдомов. Шорты были на мужских подтяжках. Кабы не подтяжки, шорты те давно свалились бы. Обута Сара была в чёрные ботинки типа «лыжные».
То были модные ботинки-«обезьянки», но я этого не знала.
Стоя передо мной с бутылкой «Хеннесси», Сара начала показывать коленки. На каждой — по две дырочки, от которых шли стрелки. У неё был ежедневный ритуал: с утра она надевала новые плотные чёрные колготочки, потом, ближе к полудню, брала ножницы, делала дырочки и пускала стрелки… О ритуале я доведалась от Шан. Она сказала и ещё много чего. Например, что Сара лесбиянка.
В таком чудном прикиде Сара валялась на койке в купе. В нём же пошла и на новогоднюю вечеринку…
Собственно, этот рассказ о Новом Годе в Ташкенте, так что, придётся опустить многие подробности тех 24-х дней. Было, конечно, и катание на верблюдах в Хиве, и лазанье по ступенькам внутри минаретов без лифта, и срочное вынимание мяса из бараньего бульона работниками ресторанов. Эту спецуслугу придумали для вегетарианцев. Предполагалось, что по запаху они не догадаются, из кого бульон.
Итак, перед самым возвращением в Москву у нас был Ташкент. Проживали мы в гостинице «Москва». Там же предстояло встретить 1988-й Новый Год.
Директор ташкентского «Интурбюро» предложила нам отпраздновать в ресторане гостиницы, ибо в других ресторанах города все места были давно забронированы — ещё за два месяца до нашего приезда. Водопроводчики-маникюрши-библиотекари сказали: «По 10 долларов — дорого!» и отправились СПАТЬ в новогоднюю ночь по койкам. К себе в номера.
Тележурналисты возмутились. У них были связи в местном Доме Кино, и они выбили по телефону в киношном ресторане 11 мест — их десятеро плюс я.
К концу 1987-го года всеми любимый хит «I’ve Just Called to Say I Love You» уже появился. Вечеринка прошла, в основном, под эту мелодию. Было, конечно, и танго.
Его для узбеков исполнила элегантная парочка — Сара в штапельных шортах и рыжий Лэнни, крашеный хной…
