– Это все?

– Да, мессен. – Гонец, похоже, осознал, что с правителем Безариона нужно разговаривать четко и ясно.

– Иди.

Ари Валди еще раз поклонился, процокали по полу шпоры, открылась и закрылась дверь. Следующим ари Налн впустил воина из Чернокрылых, чье лицо покрывали старые шрамы.

– Рад служить повелителю, – сказал он, опускаясь перед троном на колено.

– Встань… – Харугот мгновение помедлил, вспоминая имя этого десятника… да, именно десятника, одного из тех, кто сражался рядом с ним с самого начала, кто насмерть бился при Харстене. – Шолли. Что велел передать ари Форн?

– Да ничего хорошего. – Десятник поднялся. – Стоим на том же месте, сражаемся немного, но без особого толку. Император-то силы собирает, а нас все меньше. Говорят, что гонцов послал в Великую степь.

На юге, у Терсалима, дела шли много хуже, чем на севере.

– Ничего, скоро вам будет легче, – сказал консул. – Подойдет Шахияр со своими, а еще чуть позже – большая подмога с востока.

В Бегендер, столицу Тердумеи, еще месяц назад отправились гонцы с приказом немедленно выступать на помощь ари Форну. Вот только преодолеть тысячи миль через снега не так-то просто.

Кто знает, когда приказ доберется до цели?

– Ты, Шолли, сегодня же двигайся обратно, – проговорил Харугот задумчиво, – и эти новости ари Форну передай. Чтобы он держался и не вздумал уходить. Ты понял меня?

– Да, повелитель, – склонил седую голову десятник.

– Иди.

Чернокрылый ушел, и его место перед троном занял один из учеников консула – бурый балахон до пола, мясистое лицо, бритая наголо голова и холодные глаза, похожие на дырки в черепе.

– Слушаю тебя, – сказал Харугот. – Что нового?

– Мы слушали Тьму, как ты и приказал, мессен, – голос у ученика, что родился в Андалии и откликался на имя Орт, был необычно тонким. – Слушали то, что творится в Великом лесу. И она сообщила нам, что и вправду пробудилась ото сна древняя сила, очень древняя и невероятно жестокая. Йотуны вторглись во владения младших эльфов.

– Очень странно. – Консул задумчиво потер подбородок, с неудовольствием ощутил, как дернулся уголок рта.

Что могло вырвать почти вымерший народ из векового сна? Что заставило бывших хозяев Алиона двинуться на юг? Какая сила оказалась способна на подобное? И чего она хочет?

С одной стороны, то, что йотуны напали на Великий лес, хорошо. Они отвлекли эльфов и не позволили им соединиться с гномами. Отразить нашествие двух народов было бы куда сложнее. Но, с другой стороны, орданы вряд ли удовлетворятся, разбив альтаро. Они пойдут дальше, сокрушая и уничтожая всех на своем пути, – людей, гномов, орков, гоблинов…

И задержать их будет не так-то просто.

– Ладно, – проговорил Харугот. – Иди. И не оставляйте своих занятий. Если будет что-то новое – немедленно сообщайте мне.

– Да, мессен. – Ученик низко поклонился и ушел.

Не давая дверям закрыться, в тронный зал проник Редер ари Налн.

– Преступников начали привозить, мессен, – доложил он. – Куда прикажете их доставить?

– Прямо сюда. Только чуть позже. Да, и прикажи Тратису, – консул упомянул командира Чернокрылых, – чтобы прислал десяток самых отборных головорезов. Тех, кто по моему приказу зарежут собственного ребенка.

– Хорошо, мессен… – На лице канцлера отразилась неуверенность. – Да, еще, я полагаю, что вы захотите это знать…

– Что такое?

– Приходят чудные вести из Архипелага. Некий князь с острова Калнос сумел захватить все острова, что принадлежат гоблинам. Болтают, что он обрел невероятную магическую силу. Его корабли замечены у островов, заселенных людьми. И еще вроде бы там гиппары появились.

– Действительно, странно, – угол рта консула дернулся еще раз. – Ладно, иди…

Мало того что отпрыск безарионских императоров невероятным образом вылез из всех ловушек и поставил под угрозу план, на который Харугот потратил тридцать с лишним лет жизни. Так еще похоже, что сам Алион разом сошел с ума. Вернувшиеся из небытия йотуны, война в Архипелаге, где веками было тихо и спокойно, – это походило на бред!

И чего ждать дальше?

Неужели началось то, ради чего он все это затеял? Ради чего пошел на убийства и предательство. Но слишком рано, он еще не готов, еще не одолел всех, не подчинил себе даже людей…

Правитель Золотого государства покачал головой и принялся за еду.

Он успел опустошить блюдо, когда двери тронного зала вновь открылись и в них вошли десятеро Чернокрылых во главе с Тратисом, грузным, с пышными седыми усами и широкими плечами.

– Мессен, отборные воины по вашему приказанию прибыли, – отрапортовал он.

– Отлично. Ты свободен.

Незачем командиру гвардейцев знать, чем будут заниматься его подчиненные.

На лице Тратиса мелькнула обида, но он кивнул и вышел. А Харугот слез с трона и прошелся, оглядывая вытянувшихся воинов.

– Очень хорошо, – сказал он, узнавая знакомых. – Сейчас вам придется поработать мечами, и я хочу, чтобы ни единая живая душа не узнала о том, что именно произойдет в этих стенах. Любой, кто окажется болтливым, умрет быстро и мучительно. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю. Ясно?

– Так точно! – гаркнули все десять одновременно.

– Это и к вам относится, – консул повернулся к четырем гвардейцам эскорта, что так и стояли по углам тронного возвышения.

– Так точно!

– Вот и славно. – Харугот повернулся к дверям и повысил голос: – Ари Налн, заводи!

– Да, мессен! – донесся ответ.

В тронный зал начали вводить мужчин в рваной и грязной одежде, с синяками на бледных лицах. Зазвенели кандалы на ногах и руках, поползли запахи нечистот, немытых тел и сырого камня.

– Что с ними делать? – поинтересовался канцлер.

– Кладите на пол, лицом вниз, – приказал Харугот. – Потом выйдите, плотно закройте двери и зажмите уши.

Лицо ари Нална вытянулось, он кивнул и бросился подгонять стражников.

Консул глядел, как навзничь укладывают вчерашних мятежников и убийц, воров и разбойников. Сердце его дрожало в предвкушении – да, он превратит этот зал, где сотни императоров восходили на трон, где они произносили речи и принимали послов, в место кровавой бойни.

И после этого станет еще сильнее, чем раньше.

Сильнее, чем тогда, когда стояли на Теносе возведенные уттарнами храмы.

Последнего из узников положили на пол, хлопнули закрывшиеся двери зала, и Харугот глубоко вздохнул.

– Их ровно пятьдесят человек, – сказал он, глядя на Чернокрылых. – Вы должны по моей команде распороть животы десятерым. По второй команде – еще десятерым, и так всем до единого.

Кое-кто из кандальников дернулся, звякнули цепи, послышался молодой, полный злобы голос:

– Ты сошел с ума, ублюдок! Братья, встанем и попытаемся…

– Этого – в первый десяток, – шепнул Харугот. – Мечи наголо и приготовились! Быстро!

Чернокрылые метнулись в стороны, а он полез в кожаный мешочек, что носил на поясе. Осторожно развязал его и вынул крохотный цветок насыщенного темно-лилового оттенка. Стали видны иззубренные лепестки, усаженные мелкими капельками то ли росы, то ли воды.

Темное Сердце, необычайное редкое растение, что цветет лишь под снегом и чьи свойства ведомы мало кому из мудрейших.

– Поехали! – крикнул консул, и испуганное эхо зашуршало в углах.

Десять мечей ударили одновременно, десять воплей слились в один. Харугот вдохнул аромат Темного Сердца. Вздрогнул и согнулся пополам от муки, когда боль, непредставимая, чудовищная, разорвала ему чрево.

Сейчас он ощущал то же самое, что и десять раненых, все их муки, все терзания.

А запах цветка позволял Харуготу выдержать, не потерять сознание.

Боль – единственный инструмент для того, кто хочет освоить истинную силу Тьмы. Той Тьмы, что плещется за гранью мира, а не рассеянных ее частиц, заключенных внутри его скорлупы.

Причем эту боль необходимо причинять себе.

Но человеческое тело – хрупкая вещь, и если мучить его, то рано или поздно испортишь. Поэтому Харугот давно научился воспринимать боль других, тех, кто страдает рядом.