В руководстве других спортивных федераций, с которыми ему приходилось работать, также находились влиятельные люди из числа политиков, бизнесменов и даже военных. Эти контакты были для КГБ очень интересны…
Поэтому когда в Секретариате ЮНЕСКО, в секторе образования, появилась вакансия специалиста в области спорта и работы с молодежью, то руководством ПГУ КГБ было принято решение продвигать на эту должность Бориса Петрова, обладавшего знаниями и широкими связями в данной сфере.
Кстати, кандидат на пост в ЮНЕСКО должен был представить две рекомендации от известных в международном сообществе деятелей по профилю вакансии. Борис с его обширными международными связями легко получил эти рекомендации и гордился тем, что одну из них дал человек, которого он безмерно уважал.
Пост в ЮНЕСКО являлся для КГБ прекрасным прикрытием работы во Франции, так как международные чиновники имели широкие возможности устанавливать самые разнообразные контакты в процессе выполнения ими своих служебных обязанностей. К тому же они пользовались полной свободой передвижения по стране без обязательного оповещения МИД Франции о своем маршруте, как это было необходимо в те времена для советских дипломатов.
…Борис ждал Натали на скамейке у старого каштана, под раскидистыми ветвями которого легко укрыться от палящего солнца. Вокруг – ни души. Лишь в конце аллеи прогуливалась женщина с детской коляской.
Натали села рядом и, не тратя времени зря, принялась сжато, однако не упуская важных деталей, рассказывать Борису обо всем, что касалось ее знакомства с Морисом де Вольтеном. Петров не прерывал четкого рассказа Натали, только задал пару-тройку уточняющих вопросов.
– Да, это Жан-Мишель привел барона в салон. – «Теперь-то Центр оценит мою идею?» – хотела она сказать, но благоразумно оставила вторую часть фразы при себе. – Да, архитектор нисколько не преувеличил, говоря об антиамериканских настроениях своего друга.
– Как вы думаете, настолько ли сильна неприязнь де Вольтена к Соединенным Штатам, что ее можно будет использовать в наших интересах? – в заключение спросил Борис.
– Уверена, что шанс есть.
– Очень хорошо! Сейчас главное – не спешить. Надо более тщательно разобраться во внутреннем мире нашего аристократа, понять, что им движет, каковы его мысли, что его заботит. Развивайте ваши отношения, внимательно изучайте его – вы достаточно в этом опытны. Старайтесь не упустить мельчайших, казалось бы, самых незначительных деталей: какие газеты читает, есть ли у него какие-либо увлечения – ну, например, коллекционирование марок или монет и так далее. Обратите внимание на особенности его характера – внимателен он или рассеян, хорошая ли у него память, наблюдателен ли он, вспыльчив или выдержан, отходчив или злопамятен. Его сильные стороны и слабости. Постарайтесь поточнее определить политические взгляды барона в контексте его работы в НАТО. Ну, не мне вас учить. Вы молодец… Удачи вам! – Борис поднялся. – Посидите здесь еще минут пять. Потом можете уходить…
Натали раскрыла книгу с интригующим названием «Ангел-хранитель» – новый роман молодой и безумно популярной писательницы. Почувствовав, что чтение захватывает ее, посмотрела на часики и решила: «А, почитаю еще немного. Спешить-то некуда». Легкий ветерок зашелестел страницами, Натали закинула руки за спинку лавочки, сладко потянулась. Боже, до чего хорошо! Соскользнув с колен, книга приземлилась на дорожке, распахнув, словно бабочка, яркие крылья обложки, с которой загадочно улыбалась Франсуаза Саган.
Натали и без рекомендации Петрова знала, что нужно КГБ, а о «развитии отношений» с де Вольтеном ее не нужно уговаривать.
Она с нетерпением ожидала следующего приезда барона в Париж.
Командировки случались, правда, чаще всего короткие – два-три дня. Днем Морис мотался по рабочим делам, вечера и ночи они проводили вместе…
Иногда, утомившись от жарких ласк, они рассказывали друг другу забавные истории из своей жизни. Натали, уютно пристроившись на плече у Мориса, вспоминала эпизоды из детства и юности, арбатскую коммуналку.
Морис своеобразно реагировал на эти истории.
– А почему жильцы не пытались снять себе отдельные квартиры? – озадаченно интересовался он.
– Вероятно, это не приходило им в голову, – пыталась отшутиться Натали, не желая вдаваться в подробности получения или обмена жилплощади при социализме. – Труднее всего, – продолжала она, – было попасть утром в туалет. У дверей порой выстраивалась очередь, и пребывание там более двух минут вызывало всеобщее негодование.
– Да… никакой социальной терпимости в вашей стране, – с деланным возмущением произнес Морис.
– Когда подрос Женечка Либерман, его родители вбили себе в голову, что они произвели на свет нового Паганини и на шестой год его рождения купили ему скрипку. Женечка мучил инструмент с утра до вечера… Некоторым жильцам даже нравилось. «Пускай Женька играет, может, станет знаменитостью – вот у него уже выходит „В лесуродилась елочка…“», – вставали они на защиту настырного мальчика. «Его игра хуже зубной боли. Вам что, радио мало? Отдохнуть трудовому человеку после работы спокойно нельзя», – возмущались другие, угрожая заявить в милицию о нарушении общественного порядка.
– И кто же победил? – с интересом спросил Морис.
– Дело закончилось очень просто… Однажды пьяный сосед, воспользовавшись отсутствием Женькиных родителей, вошел в комнату к Либерманам, взял скрипку и разбил ее вдребезги об пол. Новую Женьке не купили…
Морису эта история показалась чересчур брутальной и совсем не смешной, и он счел своим долгом рассказать, как подобные конфликты решаются в обществе с повышенной толерантностью.
– Мари, моя сестра, стала заниматься музыкой. Отец и я с трудом выносили ее занятия на концертном рояле фирмы «Стейнвей». На этом настаивала мать – страстная поклонница классической музыки. Дело в том, что у Мари начисто отсутствовал слух. Когда она играла гаммы или что-нибудь по нотам – это еще можно было терпеть… Но когда после года занятий с педагогом она решила, что может сама импровизировать, – это стало невыносимо. Я помню, как однажды отец в самый разгар ее домашнего «концерта» вышел из кабинета и громогласно заявил, что еще немного – и мистер Стейнвей собственной персоной явится с небес и сотрет свое имя с рояля, если Мари не прекратит издеваться над инструментом. Это так сильно напугало впечатлительную Мари, что с тех пор уроки и импровизации в доме прекратились.
– Интересно, армия это что – твой выбор? Или обязывала семейная традиция? – Натали решила сменить тему.
– И то и другое. Ведь у меня не оказалось определенного таланта к чему-либо, как, например, у Жан-Мишеля к архитектуре и дизайну. И потом, меня всегда тянуло к мужской работе.
– И форма красивая, – поддела Натали. – Сам знаешь, как на военных девушки смотрят.
– Форма? Не думаю. Времена, когда военные были кумирами женщин, давно прошли. Сейчас девушки любят волосатых рок-звезд, наряженных, как новогодние елки. Мама, между прочим, полагала, что я имею право на выбор. А вот Лу – вновь на миг появилась «улыбка из детства», как ее окрестила Натали, – Лу категорически держала сторону отца. «Наш мальчик будет генералом», – повторяла она.
– А кто это – Лу?
– О, это наша няня, экономка, воспитательница и член семьи. Я, между прочим, до сих пор ее побаиваюсь. Как-нибудь расскажу о ней. Ну, поехали кататься? Или?..
– Или… – промурлыкала Натали.
Об отношениях Мориса с женой Натали никогда не расспрашивала: «Настает момент, когда мужчина начинает рассказывать сам. И тогда его не остановить». Но здесь она просчиталась: тема жены с любовницей не обсуждалась – таков неписаный закон мужской чести. Морис упоминал о жене крайне редко и всегда только в связи с какими-то событиями.
– У Анн скоро день рождения – Женевьева просила присмотреть ей что-нибудь в бутиках. – И они отправлялись в поисках подарка для дочери.
Приближалось Рождество… Натали понимала, что Морис, как добрый католик, должен провести этот праздник в кругу семьи. Она чувствовала, что его тяготит возникшая ситуация, и решила заговорить на эту тему первой, чтобы избавить Мориса от унизительной необходимости оправдываться. Ей самой не помешает встретить Новый год с матерью в Москве. Да и дела у нее там тоже есть. Так что вылетит она до наступления рождественских каникул.
