– Можно, конечно, а что случилась? – удивилась Лиза.

– Мы не могли бы выйти, кричать не хочется! – прокричала девушка.

Музыка действительно лупила по ушам, так что Лиза без возражений пошла за незнакомкой. Показ Валентино только что закончился под аплодисменты московского бомонда. Лиза первый раз в жизни сидела в первом ряду – рядом с Кирсановым и его женой, ее снимали телеоператоры, а фотографы из «Харперз Базара» и «Вога» щелкнули для светской хроники.

Девушка вышла на улицу и отошла подальше от входа, где на свежем воздухе толпились гости с коктейлями.

– Меня зовут Катя Подольская, я фотограф, – представилась она. – Может, глупо говорить вам все это, но я долго думала и решила сказать.

– Та-ак… – Лиза полезла в сумку за сигаретами.

– Этот заказ для Кирсанова – мой заказ, – выдала Катя.

– Очень интересно, – прищурилась Лиза.

– Вы можете думать обо мне все что угодно, – продолжила девушка. – Но мне хотелось, чтобы вы знали – это нечестно. Я пять лет работаю в фотографии и такой заказ ждала все эти пять лет. Для меня это не только деньги, это возможность выйти на другой уровень. Я два месяца обхаживала Кирсанова, два месяца не спала по ночам, а потом за вас попросили, и все мои планы разрушились. Я хотела сказать вам, что вы не лучше меня, просто за вас попросили.

Лиза видела, что девушка сильно волнуется, что она не хочет ее оскорбить, что она, собственно, просит о помощи, и Лиза чуть было не решила отказаться от съемок, но тут она представила, что скажет Федору, и ей стало стыдно за слабость и глупость.

– Понимаете, Катя, – едва она начала говорить, как заметила, что далеко не глупая Катя все поняла, – может, я и не лучше вас, а может, и лучше. И возможно, это не ваш шанс, а мой. А то, что у меня есть знакомые, которые помогают мне в жизни, – да, это преимущество, и я не собираюсь от этого отказываться. Ясно?

– Ясно, – прошептала Катя.

Лизе показалась, что девушка готова заплакать, но решила, что так уж устроена жизнь – иногда тебе фартит, а в другое время нет денег на сигареты. Поэтому Лиза развернулась и ушла, и ей то ли послышалось, то ли Катя действительно бросила вслед: «Ведьма!»

«Неудачница!» – подумала Лиза, но настроение отчего-то испортилось, и она поспешила уехать.

На концерте Хворостовского Маша заскучала. Баритон был в ударе, исполнял проникновенно, а у Маши никак не получалось сделать воодушевленное лицо, как у соседки справа, или хотя бы пустить слезу, как соседка слева.

В конце Маша хлопала, как одержимая, от радости, что Хворостовский не стал петь на бис, а Никита с любопытством косился на нее.

– Тебе понравилось?

– Ну… – замялась Маша. – Хороший концерт, но какой-то длинный.

– Да, лучше бы мы пошли в джаз-клуб, – согласился Никита. – С непривычки классика тяжело идет.

– А что же ты тогда меня на этот концерт пригласил?

– Ну… Ты так восхищалась настоящим искусством, глубиной и выразительностью, что мне захотелось доставить тебе удовольствие, – не без смущения признался Никита.

– В следующий раз все мои восторги дели на два, – пошутила Маша и осеклась: а вдруг следующего раза не будет?

– Тогда заранее приглашаю тебя на Земфиру, – улыбнулся он. – Все же как-то поживее. А сейчас, может, поедем ко мне?

– Никита, – Маша опустила глаза и взяла его за руку. – Я хотела сказать, что у меня есть принципы, которые не позволяют мне ложиться в кровать сразу после знакомства.

Произнеся эту фразу, тщательно отрепетированную дома, Маша почувствовала себя до того нелепо, что чуть было не брякнула: «Ой, я пошутила, поехали к тебе, устроим оргию!» Но ведь не зря же она металась вчера целую ночь без сна и покоя? Первый раз за последние семь лет Маша чувствовала, что не может быть циничной и развязной.

Она долго и мучительно привыкала к тому, что современный мужчина отказывается брать на себя всю инициативу и ответственность, ждала, что за ней будут ухаживать, ее станут соблазнять и искушать, но этого не происходило и она сдалась, стала, как все – предприимчивой и напористой. Конечно, встречались, как она про себя говорила, «джентльмены», но они попадались так редко, что молодая, здоровая и сексуальная Маша серьезно подумывала о вибраторе.

– Я понимаю, – мягко ответил Никита. – Пока ты не будешь готова, я ни на чем не настаиваю. Просто я думал, что тебе у меня понравилось, и хотел пригласить в гости.

– Спасибо, – тихо ответила Маша.

– Но ты очень соблазнительная. – Он провел рукой по ее волосам. – Меня влечет к тебе, но я вполне могу подождать.

– Ты такой добрый. – Маша крепче сжала его руку. – Мне сегодня подруга говорила: так не бывает, это как мечта, которая никогда не сбудется. Я еще на нее обиделась, а теперь мне тоже кажется, что все слишком хорошо.

– У каждого человека иногда должно быть все слишком хорошо. Главное, не надо этого бояться.

Он поцеловал ее в щеку, потом его руки легли ей на талию, а она обнимала его, и Маша не поняла, как они добрались до его дома, как оказались в бассейне с теплой водой, как с нее соскользнул купальник, как она кинулась к Никите, у которого от страсти рвались плавки, и как они, будто в голливудском кино, плескались у края бассейна, и она кричала – так кричала, что самой страшно было, но не кричать не могла, и внутри жгло… Маша чувствовала, что он заполнил ее так, что не осталось свободного места, и они ушли под воду, и тело вдруг стало безвольным и слабым, а он все не мог оторваться и прижимал ее, а она вздрагивала и обнимала загорелые плечи, искала его губы и не могла открыть глаза…

– Вот тебе и принципы… – пробормотала Маша.

Никита усадил ее на бортик, подтянулся и вылез из воды, взял длинные махровые халаты, один накинул ей на плечи, во второй закутался сам и посмотрел на нее пустым бессмысленным взглядом.

– Да уж, – рассмеялся Никита. – Человеком убеждений тебя не назовешь. Но мне нравится твоя гибкость – во всех смыслах.

Он сел рядом, взял ее руку в свою, прижался к плечу щекой, а Маша вообразила, как лет через пять они вот так же сидят у бассейна, только это уже не его, а их бассейн, их дом, их жизнь…

Лиза открыла дверь, швырнула сумку, стянула платье, бросила его на пол и пошла в ванную – смывать косметику. Протерев лицо молочком для снятия макияжа, прошлась влажной салфеткой, брызнула термальной водой, приложила мягкое зеленое полотенце – и так, с полотенцем в руках, уставилась на себя в зеркале. На первый взгляд – ухоженная молодая женщина. Но стоит уткнуться в зеркало – становятся видны морщинки под глазами, на лбу, поры на носу, некоторая усталость кожи, желтоватые тени на веках… Иногда – в особо унылом настроении – Лиза рассматривала себя в увеличительном стекле и представляла, как время беспощадно морщит кожу, как безвозвратно уходит свежесть, тускнеют волосы…

«Я хочу посмотреть, во что меня превратит время», – Лиза вспомнила слова Анжелины Джоли. «Легко ей говорить!» – возмутилась она. Лиза боялась времени – оно так быстро уходит, не успеешь оглянуться – а тебе восемьдесят, артритные пальцы хрустят, дряблая сухая кожа свисает с костей, чтобы ходить, нужна палочка, а чтобы жить – куча лекарств…

Лиза иногда так отчетливо представляла себя лет в семьдесят пять, что ее саму это пугало, и сейчас она упрямо смотрелась в зеркало, воображая, как по лицу разбегаются складки, делая ее похожей на шарпея… И вдруг из стекла на нее уставилась старуха: щеки в коричневых пигментных пятнах, нос покрыт сеткой сосудов, с жидких, седых у корней волос недавно сняли бигуди…

– Мама! – завопила Лиза и метнулась из ванной, опрокинув по дороге корзину с грязным бельем.

Она вылетела в коридор, упала в кресло и попыталась восстановить дыхание – сердце часто-часто стучало, ладони вспотели, а в груди как будто что-то застряло.

«Спокойно, спокойно, – твердила про себя Лиза. – Это паника, обычная паника… Я не сошла с ума, просто расстроилась…»