- Да боже мой, Тодд, ничего там нет сложного. Просто дураков нет соваться на борт, когда там кишмя кишат сбежавшие наниты.
- Да? - Тодд прищурился. - Но иногда, знаешь, в сети слышишь слухи. Разные слухи.
16 октября 2096 года. Эдинбург
От послелабиринтовых судов у Кендрика еще осталось немного денег - остатки полученной компенсации. К сожалению, заплатили ее в долларах, уже к тому времени сильно обесцененной валюте. Кендрик совсем не был финансовым гением, но все-таки сообразил перевести деньги в другие валюты и положить на счета в Европейском Легислате, пока они не обесценились совсем.
Все равно приличное количество он на этом потерял, но зато у него хотя бы оказались средства на трудные времена. Разумные инвестиции помогли растянуть имеющиеся деньги, но лечение у Харденбрука их сильно истощило.
Хотя деньги вообще навечно не растянешь. Случайная журналистская подработка - под вымышленными именами, каждое со своим банковским счетом, - помогала продержаться, но ее нерегулярность означала, что это всего лишь временный пластырь на пробоину. Сейчас ему понадобится найти новые источники дохода, причем так, чтобы Европейский Легислат не узнал о нем больше, чем он сам хотел бы.
За несколько лет до того Кендрик подписал контракт стрингера с одним сетевым агентством новостей. Преимущество было в том, что он мог давать материал анонимно, но сейчас подворачивался шанс чего-то более постоянного, подразумевавшего при этом переезд на юг, в Лондон, или вообще на континент.
Хороша, конечно, но для него, лаборокрыса, в этом был некоторый серьезный риск.
Именно поэтому так часто в этих вопросах ему бывал полезен Малки. Всегда оставался, пусть и маленький, шанс, что проверка биографии выявит настоящее имя Кендрика. Изменение необходимых записей, чтобы он сохранил свободу, само уже было делом рискованным, но создание личности, которая позволит ему работать в СМИ полностью легально… ну, ему только и надо было, что решить, стоит ли это риска.
Но либо так, либо найти иной способ зарабатывать на жизнь раньше, чем выйдут последние деньги.
Что касается инцидента в «Святом в доспехах», вроде бы все обошлось. Тодд отлично поработал и вычистил Кендрика из всех записей наблюдения.
«Так что же мне теперь делать?» -спросил он себя, проснувшись на следующее утро. Полусобранная сумка стояла на полу, но мысль удрать, вызванная инцидентом в «Святом», после встречи с Марлином Смиби растаяла. Задним числом он сообразил, что если бы у Легислата возникли бы вопросы насчет того, кто он такой, он бы давно уже об этом узнал.
Разговор со Смиби,занимавший мысли Кендрика наяву, не отпускал и во сне. Принять любое предложение Дрегера - это был бы неверный ход, и Кендрик это знал. То, что обещает Дрегер, вообще может не быть правдой… но пусть даже так, почему он никак не перестанет об этом думать? Почему он просто воспринял информацию и так покорно ушел, не попытавшись даже выяснить чуть побольше насчет того, отчего вдруг Дрегер так им заинтересовался?
Может быть, он не такой герой, каким ему хотелось бы быть. Умирать ему хотелось не больше всякого другого. Когда Смиби предложил ему всю его оставшуюся жизнь, он чуть не рухнул на колени в порыве благодарности просто от намека на шанс. Из «Арлингтона» он ушел, презирая самого себя, сказав Смиби,
что возможность встречи с Дрегером лицом к лицу ему нужно
обдумать.
Но прошедшие часы дали Кендрику возможность подумать о способах обратить такую встречу в свою пользу. Ему предлагалась возможность осуществить свою давнюю-давнюю мечту журналиста: лично встретиться с Максом Дрегером, архитектором Уилберовского бреда.
Надежду, что живы его жена или ребенок, Кендрик оставил давным-давно. После спасения из Лабиринта он пару лет расспрашивал свидетелей, тщетно пытаясь найти следы. Почему-то после низложения Уилбера все записи таинственно исчезли за одну ночь. Чиновники и армейские офицеры, участвовавшие в арестах гражданских лиц после атомного взрыва в Лос-Анджелесе, вдруг вспомнили, что были заняты в это время совсем иными делами.
Да и не только узники Лабиринта исчезли из жизни. Были и многие другие, бессчетные тысячи, лежащие теперь в безымянных могилах вдоль дорог.
Почему дети родителей, признанных угрозой безопасности, тоже были взяты под стражу, так никто никогда адекватно и не объяснил. Может быть, был план использовать их как средство давления на таких людей, как Кендрик, чтобы заставить их делать то, что требовал Уилбер. В то давнее утро в Вашингтоне его
дочь Сэм исчезла вместе с десятками других детей задержанных - и никого из них больше никогда не видели.
Конечно, практически не было ни малейшего шанса, что Дрегер может что-то знать о семье Кендрика. Но этот человек работал рядом с Уилбером, был в сердце той политической машины, что многие годы правила Америкой. Поэтому он был в определенной степени ответственным за случившееся. Кендрик чувствовал, что ему нужно какое-то окончание дела, и встреча с Дрегером могла служить к нему прологом. Поэтому она стоила того, чтобы на нее согласиться.
Поняв, что уже не заснет, Кендрик встал и оделся. Было еще очень рано, но ему нужно было подумать, и потому он вышел на улицу. В этот час сразу после рассвета улицы были пусты и тихи, чайки кружили в слоисто-сером небе над головой. Кендрик направился к Мидоуз, зная, что может затеряться на открытом рынке, развертывающемся там каждый вторник.
Мидоуз, когда-то зеленая полоса возле древнего сердца города, сейчас превратилась в грязь под выросшим на ней палаточным городом самодельных навесов, населенных беженцами. Некоторые из них, вспомнив капиталистический дух предприимчивости своих предков, в своем скудном донельзя существовании продавали все, что могло хоть как-то принести прибыль.
Авиабазы, бывшие когда-то мощнейшим плацдармом США в Старом Свете, были брошены в безобразной спешке, и странно было даже подумать, сколько всякого добра осталось в казармах и служебных помещениях. Предметы форменной одежды, даже медали, всякое барахло и электроника. Книги, музыка, одежда, полудохлые древние устройства памяти, все слишком старое и разбитое даже чтобы сойти за антиквариат - свалка всяческой экзотической и бесполезной дряни поровну. По Мидоуз можно было бродить часами, если даже ничего здесь не купишь.
Было настолько рано, что половина павильонов еще не открылась. Кендрик выпил кофе из старого фургона, без мотора и колес, стоящего на кирпичах, и лениво-лениво подумал, какая ему разница, что это именно Кэролайн программировала среду окна в отеле.
Кто мог бы сказать, что это не случайное совпадение? Но Кендрик понимал, что есть лишь один способ узнать наверняка. Он посмотрел время - не так уж рано, так что она могла уже и встать.
Мобил пискнул, сообщая, что на том конце линии ответили. Послышалось дыхание - исчезающий, едва слышный выдох.
- Кэролайн, ты?
Еще что-то… и вдруг внешние звуки Мидоуз исчезли. Опыт подсказал, что это его усиления что-то распознали в фоновом шипении и теперь пытаются это выделить.
В почти неслышные шорохи помех вплетался и уходил какой-то узор, и у Кендрика поплыла голова. Уходящий приступ головокружения чуть не заставил его потерять равновесие - будто, подумалось ему, глаз Господа взмыл над горизонтом и уставился на него, не мигая.
Снова пискнул мобил, указывая, что взявший трубку уже ее повесил. И это ощущалось так, будто упали чары. Кендрик бросил мобил обратно в карман и прислонился к гофрированной железной стене, ожидая, чтобы голова перестала кружиться.
Когда мысли прояснились, он снова извлек мобил: - Да?
- Эрик?
- Привет, Кендрик! Рад тебя слышать.
- Слушай, тут такая ситуация, что мне надо поговорить с тобой или с Бадди. Ты серьезно говорил, что у тебя с ним постоянный контакт?
- Господи, конечно, серьезно! У нас много есть о чем поговорить.