Магреб был портовым городом. Через полгода в заливе началась война, спрос на сонеты и серенады упал, зато появился спрос на военные марши. В гавани Магреба герцог Зау собирал флот для штурма неприступного острова Корс. Ипполит не мог наблюдать за этим спокойно. Благородная кровь одной из половин его предков звала его на подвиги. Он жаждал славы. Ну, может быть, еще добычи, но разве это меняло дело? Главное, слава эта должна была быть не славой городского рифмоплета. Что и понял однажды мамин дядюшка, обнаружив на крышке старенького клавесина извещение о том, что Ипполит Май принят солдатом под лиловые знамена славного герцога Зау и на борту фрегата «Отважный» под всеми парусами отплыл этим утром в сторону острова Корс.
Впрочем, настоящей войны в заливе в тот раз не получилось. То ли морские духи рассорились с небесными и два месяца трепали друг другу нервы, то ли ни одна из воюющих сторон не была уверена в своих силах и поэтому колдуны-погодники и белых, и лиловых изо всех сил старались не допустить решающего сражения. Как бы там ни было, после двух изнурительных месяцев мотания по волнам, так ни разу не услышав грохота корабельных пушек и не омочив клинок дешевой шпаги в крови врага, Ипполит Май как-то вечером выбросил за борт лиловый мундир, завернув в него для надежности круглый камень из корабельного балласта, и сбежал на берег в порту Генур, куда «Отважный» зашел пополнить запас продовольствия и воды.
Мать совсем не была рада увидеть вновь своего бестолкового отпрыска, но он потребовал определить ему более приличное и основательное занятие для карьеры, и не согласиться с приведенными им доводами было невозможно. Поэтому на семейном совете между Ипполитом, матерью и новым ее любовником решено было, что теперь он станет юристом.
Это была неплохая мысль. Действительно, неплохая. Он честно попробовал осуществить ее на практике. Потом он пробовал стать врачом, церковным проповедником, офицером наемной армии, купцом, учителем фехтования, карточным шулером, писателем, переводчиком, искателем кладов, инженером-фортификатором... Но ни один из этих путей не вел к богатству и славе быстро и напрямик. В конце концов Май понял: человек, понемногу талантливый слишком во многом, в итоге не достигнет ничего. Он мог делать что угодно – хорошо, старательно, на уровне уважаемой и неплохо оплачиваемой посредственности. Не хватать звезд с небес, но и не быть вечным должником. А он был прямо-таки уверен, что рожден для чего-то более великого. Не зря же на роль его отца предполагались сразу два герцога и граф. Поэтому Ипполит Май решил: свое он получит и так, и незачем лезть вон из кожи, пытаясь покорить мир умом и прилежанием. Обходные пути существуют.
Один его талант выделялся особо среди других. Ипполит Май умел нравиться женщинам. Имея очень скромные магические способности – волшебно, магически нравиться. Это свое свойство он и решил в конце концов определить как предназначение и призвание. Видит Бог, женщины достойны были того, чтобы посвятить им жизнь. Толстые и худые, красавицы и дурнушки, гусиные пастушки и герцогини, простушки и умницы – в каждой из них было что-то свое, заслуживающее внимания и любви – хотя бы на несколько минут. Они нравились ему все, нравились настолько, что он не в силах был даже предпочесть одну другой. Он любил оставлять в их сердцах добрую память о себе, любил, чтобы его вспоминали потом с теплом и радостью. Он дарил им минуты счастья, которые они хранили в душе долгие годы. А когда он хотел сделать женщину счастливой, он выполнял любое ее желание: нужно ли было, чтобы он отдал за нее жизнь или она желала остаться коварно им обманутой...
Итак, они любили его, он – их, и две эти стороны на протяжении долгих лет были вполне довольны друг другом. Однако существовала и сторона недовольная: обманутые мужья и считающие честь свою опозоренной отцы и братья. К тому же жизнь вечного путешественника, искателя приключений, игрока и повесы имела другие неудобства. Деньги каждый раз кончались быстрее, чем это было рассчитано, и много быстрее, чем хотелось бы. Иногда от этого в груди у Мая появлялось странное и неприятное ощущение, как будто колет сердце, и его охватывала тоска по чему-то вроде покоя или житейской устроенности. Но он запрещал себе завидовать тем, у кого есть имя, деньги, общественное положение, дом, семья... Не имело смысла лелеять свою зависть – мир устроен так, как устроен, по себе его каждый не переделает. Стало быть, завидуй, не завидуй – ни денег, ни чести тебе от этого не прибавится.
Впрочем, глубоко задумываться над такими вещами времени у него почти не остается. Он приезжал на новое место, выигрывал в карты или дрался на дуэли – им тут же пристально начинали интересоваться полицейские власти; попадал ночью в чью-то спальню – и обезумевший от ревности рогоносец начинал за ним охоту или, если не был умен, поднимал скандал в свете.
Самым большим своим недостатком Ипполит Май считал незаконное рождение. Посудите сами: будь он признанным сыном одного из герцогов или пусть даже графа, разве посмел бы толстый горожанин требовать от властей, чтобы Мая немедленно выслали из города или того хуже, присылать к нему своих слуг, вооруженных вальками для белья? Да никогда.
Так и гнали его удача об руку с неудачей из города в город, из страны в страну, из одной столицы в другую, через земли великих империй, через вольные земли, через дворцы властелинов, через очаровательные будуары и игорные салоны, через всего лишь один нежный поцелуй или через страстные объятия и через гневные крики чьего-то на время позабытого воздыхателя, а порой через засады, кровь и тюрьму. Бывало, спутниками его становились немалые деньги, подаренные на память драгоценности, рекомендательные письма ко двору очередного владыки, тайная дипломатическая переписка и небольшие поручения, связанные с ее доставкой. И бывало, что сопровождала его одна лишь слава (та самая слава!) первого дуэлянта и любовника на континенте. Но он был молод, полон сил, и эта слава покамест его устраивала.
И вот судьба хитрой прихотью забросила его далеко на север. Здесь тоже лежали богатые приморские города, но природа была сурова, те земли, что находились за серыми водами здешних морей, назывались уже землями полуденного солнца – люди не жили там.
Здесь он впервые совершенно случайно услышал о колдунье из Обежа. Первым его побуждением было отправиться в приморский город из одного только любопытства: всего лишь девятнадцатилетняя девочка нагнала страху на все северное побережье, и признанные маги и волшебники всех купеческих городов не могут справиться с ней. Этим стоило заинтересоваться.
Все неприятности, связанные у цеха магов с колдуньей, происходили из-за того, что отец отчего-то не позволял своей обладавшей с рождения немалым колдовским даром дочке выйти замуж.
Учить колдунью никто толком не брался. Что за смысл заниматься с девчонкой, если она, едва подрастет, найдет себе дружка, который одним вечером, оставшись с ней наедине, сведет на нет все старания учителей? Молодая кровь горяча, и уследить за детьми под силу далеко не всем родителям. А если папаше удастся соблюсти дочь девушкой до свадьбы – что ж, на руку наследницы отнюдь не бедного начальника городской стражи Обежа найдется немало претендентов, и один из них получит в итоге достойную жену, колдовской дар которой, может быть, возродится в сыне или дочке, но сама она после первой брачной ночи сможет разве что бородавки заговаривать...
Рассказывали, колдунья не была дурна собой, глупа или капризна, да и отец ее считался уважаемым и добропорядочным гражданином Обежа. Но история с ее замужеством непозволительно затягивалась. Сила колдуньи с каждым годом росла, умения пользоваться ею прибавлялось. А расставаться со своими способностями, в полной мере испробовав, что это такое, она, по-видимому, намерения вовсе не имела. О том же, чтобы принять женщину в цех, речи быть не могло. Как привести ее к присяге? Как доверить ей цеховые тайны, хранимые веками? Разве на женщин можно полагаться?
