– Кир Нонор, простите. У меня были причины.

– У тебя не было и не могло быть причин. Ты просто издевался.

– Это никогда не повторится.

– Конечно. У меня больше нет к тебе доверия. Я не стану снова тебя проверять. Уходи!

Мем повернулся и ушел.

Инспектор сел за свой стол. Глаза ни на что не глядели. До срока, когда по выслуге лет полагается пенсия, Нонору оставалось меньше полугода. Два дня назад он не задумывался над этим и не собирался уходить. Но обстоятельства менялись. Теперь казалось: хватило бы терпения дождаться. Дожить до пересмотра послужных списков пятого ранга и никому здесь не вцепиться в глотку. Выйти в отставку с повышением в должности – что может быть разумнее?.. Нонор сунул коробочку с печатями в железный ящик под замок, запахнул плащ и бросил дежурному секретарю на выходе: «Меня сегодня не будет, если кто придет – чтоб не ждали». Инспектор Нонор шел в кабак.

На первом этаже префектуры Мем остановился подумать.

Если бы наставник ругался и кричал, право слово, было бы лучше. А Нонор Мема даже не стыдил. Просто тихо и спокойно выставил за дверь. Мем оказался в двойственном положении. Можно было обрадовать папеньку жетоном с синенькой печатью. Можно было порадоваться тому, что доконал-таки ледяное терпение Нонора. Но вместо этого Мему почему-то было неловко и стыдно. Стыдно – оттого, что выдумки его вышли наружу. Неловко – потому, что Нонора он оскорбил значительно глубже, чем предполагал изначально. Дразнить его было весело, а вот расплачиваться за веселье – грустно. Кроме всего этого, Мем оказался в Первой префектуре представлен словно свиное рыло посреди стола: не кушанье и не услада для глаз, не свой и не чужой. Словом, влез двумя ногами в один башмак.

И всему виной тыква. Можно было спросить себя: чего он к ней привязался, к этой обыкновенной, желтой, после праздника никуда не годной тыкве? Он и к Ясе-то третий день не заглядывал. Даже хуже: он ее почти не вспоминал. О тыкве вспоминал, о монахе вспоминал, о Мерое вспоминал, о бабах вообще – вспоминал. А о Ясе – нет.

Как все внезапно и странно вышло с этой тыквой... Попалась под ноги и жизнь перевернула. Ближайшие цели Meма и его долговременные устремления вступили между собой в противоречие, а ежедневная суета стала наполняться непривычным смыслом. Мем, конечно, понимал, что Рарон всего лишь подарил ему немного воды из моря. Жетон временного сотрудника после истечения своего срока ничего не значит. Но само внимание было лестно. Мем не думал, что так легко добиться одобрения и поддержки, рыская на Веселом Бережку по своим делам. Он думал, надо как Нонор – впрячься в лямку и тащить двадцать лет, прежде чем чего-то достигнешь.

«А что, если... – толкалось навязчивое искушение. – А вдруг...»

Ведь Тайная Стража – это не префектура, где годами надо торчать на одном месте. Там бывают самые разные поручения. В самых разных местах. Даже не страны, а всего света... Если отцовским завещанием не суждено путешествовать за свой счет, может быть, получится устроить все за чужой?.. Раньше на такие перспективы Мем всерьез не замахивался.

Но тут раздумья его были бесцеремонно прерваны. Мема по спине похлопал молодой, щеголевато одетый сыскной десятник Дин Дамгадан – его Мем помнил еще по Каменным Пристаням, когда тот учился на несколько курсов старше его.

– Ты с Нонором работаешь, верно? – с искусно подделанным дружелюбием улыбнулся Мему десятник. – А у меня к тебе дело.

Мем кивнул:

– Я вас слушаю.

– Лалад продал мне твою услугу. Вот расписка. Теперь ты должен мне.

У Мема зачесался кулак съездить щеголю по зубам. Он с трудом удержался. Дин тактично сделал вид, что не заметил перемены в лице Мема. Однако же слегка посторонился.

– Ничего страшного я у тебя не попрошу, – поспешил сказать он. – Мне нужно передать письмо. Ведь ты с Нонором работаешь. У Нонора есть три дочери от первой жены. Мое письмо для средней. – И он протянул Мему сладко пахнущий конверт. – Смотри не перепутай. Средняя дочь. Не старшая. Не младшая. Среднюю зовут Каис. Ты запомнил?

Мем помедлил немного, потом взял конверт и спрятал его за пазуху.

– На этом мы разойдемся? – спросил он.

– Да. Но если ты еще раз проспоришь что-нибудь Лаладу или тебе окажется нужно что-то от меня – у твоих услуг будет постоянный покупатель. И я надеюсь, ты понимаешь, что, если бы это письмо можно было передать через самого Нонора, я не стал бы мудрить и прибегать к помощи посредника?..

Мем покивал и пошел в подвал к Тогу смотреть на Мероя в последний раз, пока мертвеца не забрала Тайная Стража. Возвращаться в лицей сегодня он не собирался. В планах было: внимательно осмотреть труп, сходить домой и отправиться к Нонору выбивать прощение, а заодно отдать по адресу письмо. Поздним вечером или даже завтрашним днем следовало сложить одну неувязку – выходило, что Датар притворяется, будто не видит в темноте. Если Мерой шел за ним и Датар взял тыкву с окошка, значит, либо монах был не один, либо он очень много врет. Об этом должна была рассказать тетушка Ин, уж она-то все про всех с Веселого Бережка знает. А потом Мема интересовал Ошка. Получалось, что и этот обладатель немыслимых кафтанов – то красный поверх коричневого, то коричневый поверх красного – тоже врет. Датар притворяется слепым, а Ошка притворяется глухим и немым. Прямо подворье прокаженных какое-то из романа «Город нищих». Там тоже не было ни одного настоящего калеки, все обманывали всех, только некоторые оказались негодяями, а некоторые – наоборот, благородными героями. Например, как Мем, который притворялся дураком. И кто из обманщиков кто?..

Неизвестно, как с Датаром, а Ошку можно было проверить. Глухих и немых в городе не так уж много, у них имеется своя школа и даже свой кабачок, то есть почти все они друг друга знают. Тут могла бы помочь Яся.

И еще одно беспокоило Мема: кто был тот безмолвный посетитель за ширмой, который за весь разговор в кабинете префекта даже не пошевелился ни разу – настолько внимательно слушал?..

Дома Мем отца не застал. Мать в окружении дочерей и служанок хлопотала на кухне. Мем объяснил ей щекотливую ситуацию, в которую попал. Большой неправда в том, будто инспектор Нонор обиделся на жетон с синей печатью, врученный Мему от Тайной Стражи, не содержалось. Мать была согласна, что надо как-то заглаживать неприятность, и сложила Мему корзинку: кувшинчик вина, стеклянную бутыль арданской виноградной водки, копченый окорок, маринованные сливы, зелень, пироги и сладости. Напоследок Мем спросил:

– Мам, а для чего можно употребить праздничную тыкву, если она не пригодилась на празднике?

– Ну как же! – удивилась мать сыновней недогадливости. – Надо взять три яйца, полчашки муки, чашку сметаны, чашку тертого сыра, две чашки тертой тыквы, перемешать, добавить сахар, соль и испечь оладьи.

– Ага, – сказал Мем и пошел к Нонору мириться.

Нонор жил в самом центре Рабежа, на Хлебной площади. Ему принадлежал там старый двухэтажный дом. Первый каменный этаж ушел уже по самые окна в болотистую рабежскую землю, а второй, деревянный, требовал покраски и ремонта.

Хлебная площадь была местом шумным и людным. Через нее проходило сообщение между Хлебным и Рыбным рынками, то и дело проезжали груженые подводы, бегали посыльные, народ шел туда и обратно с покупками и без. Поэтому дом отгорожен был от улицы забором с воротцами и калиточкой. Вот перед этой калиточкой Мема немного заела стеснительность с совестью пополам. Явиться просто так и сказать: я-де пришел, – казалось Мему неприличным. Нужен был еще какой-нибудь предлог. Мем знал, что из префектуры Нонор исчез сегодня много раньше положенного времени. И кого он встретит у инспектора дома, Мем тоже приблизительно знал. В Первой префектуре над Нонором посмеивались: у инспектора было очень много детей, словно у крестьянина в деревне. Три взрослые дочери от первой покойной жены, такой же высокорожденной таргки, как он сам. А потом Нонор женился на обычной горожанке, вдове, жившей по соседству. И вот, трое у него были свои, трое приемные, а еще то ли семь, то ли девять они с женушкой настрогали за дюжину лет счастливого брака. Однако предлога стучать в дверь с арданскои водкой в корзинке все это Мему не давало. Ведь он не свататься пришел.