– Ну, не знаю, – Фил окинул взором окрестные сосны: в этой Изваре было красиво.

Ленка отстегнула от пояса спикер и углубилась в изучение меню. Тем временем сзади подкатили два отставших автомобиля. «Конкист» загудел и замигал фарами, и тогда Ленка протянула руку и надавила на резиновую лягушку. Звук, который раздался вслед за этим, был резким, необычным и забавным одновременно, и Фил зажал пальцами нос, чтобы не хрюкнуть слишком громко.

Тут господин Мирский сердито постучал в стекло:

– Я кому говорил – не гони? У тебя машину отобрать?

– Ну перестань, папа, – отвечала Ленка. – Я хотела послать тебе видео…

– Погоди, и спикер тоже отберу, – пообещал Николай Павлович. Взглянул дочке в бесстыжие глазки, плюнул и удалился.

Створки ворот медленно поползли в стороны.

– Ну так вот, – говорил Мирский, посмеиваясь и вгрызаясь в шашлык. – Понимаешь, я бы и не остановился, но она была так легко одета. Ноябрь, уже подмораживает, а она стоит в одном платьице, типа кимоно, знаешь, в таком оранжевом. Такая яркая, как бабочка. Очень нетипично для девушки с проспекта.

– Да уж, – произнес удивленный Игорь. – А откуда она взялась такая?

– Говорит, из Ташкента приехала. Только ведь врет. У меня программист, Женя Керимов, как раз оттуда. Мы как-то вместе в офисе сидели – я его специально пригласил, – так он с ней и заговорил по-своему, а она только глазами хлопает. Зато по-английски журналы читает свободно, сам видел. Ничего себе девочка, да?

– Шпионка, – сказал Игорь.

– Зато какая шикарная. Ты, наверно, такого и не пробовал…

Николай Павлович мечтательно закрыл глаза. Покачиваясь, он стоял возле мангала и один за другим сгрызал куски мяса с металлической шпаги-шампура. Жареный лук он сплевывал на землю.

– Я много чего пробовал, – не уступил Игорь.

Он оглянулся: Ольга стояла на крыльце коттеджа, слышать не могла. О чем-то они разговаривали там с юной Ленкой, о чем-то веселом, потому что обе смеялись.

– Да ты забей,– усмехнулся и Мирский. – Ты у нас первым женился, это я… человек без принципов… Кстати, насчет забить… хочешь?

Он сложил из пальцев загадочную фигуру и вытянул губы трубочкой.

– Как в молодости, а? У меня где-то есть.

– Не при детях же, – поморщился Игорь.

– Ох уж эти дети. Этой Динке, кстати, тоже всего… восемнадцать… – Мирский пошатнулся, примерился и с некоторым усилием вогнал шампур в землю. – Я для нее квартиру снял. Леночка это все, конечно, не одобрит… так что ты молчи, Гарик…

Николай Павлович опасливо огляделся. Поодаль, между деревьев, виднелось пламя еще одного костра. Мальчикам было неинтересно со взрослыми. У них были свои секреты. К тому же Игорь вручил им бутылку красного вина.

– Да-а, хорошо им, – вздохнул Николай Павлович. – Молодость, блин. Мой-то младший, правда, даже с девчонками еще не гуляет… Не в меня уродился, ох, не в меня. Он зато исторической реконструкцией увлекается: рыцари там, викинги-фикинги…

– А я тоже любил… историческую альтернативу, – сказал Игорь не слишком твердым голосом. – И викингов. Ты, наверно, и не знал, Кольт. А я все детство только об этом и мечтал.

– Да знаю я, знаю, – Николай Мирский, по прозвищу Кольт, приобнял старого друга и повлек к столику, где скучали бутылки. – Помню я все. А ты лучше скажи, когда ты эту хрень разлюбил? Ну-ка, вспомни, когда ты нормальным человеком-то стал? После того случая с Олечкой, правда ведь?

Игорь заметно побледнел.

– Когда мы с тобой в походе водки напились да и подрались? Я говорил, надо было коньяк взять. А то у тебя от водки совсем крыша съехала… Помню, ты все кричал: негодяй, ей не быть твоею… или что-то в этом духе. Очень смешно. Потом Артемьева вылезла, проперлась от всего этого…

– Вы о чем? – Ольга уже шла к ним, отмахиваясь от дыма. – Ого! Уже нажрались. На десять минут нельзя оставить.

– Да мы, Оль, тут прошлое ворошим, – рассмеялся Николай. – Вспомнили вот, как Игорек наш дрался за твою руку и сердце. Ну и получил ведь…

– Это ты тогда по носу получил, Кольт, – улыбнулась Ольга. Ее воспоминания, похоже, были приятными. – Гарик тогда тебе хорошо навалял. А Борька вас потом еле растащил, я помню.

– Ох, да, – погрустнел вдруг Николай Павлович. – А я ведь вам и не говорил. Борька-то наш…

– Что с ним случилось? – спросил Игорь с тревогой.

– Умер наш Борис Александрович. У себя в квартире, в Новгороде. Там пожар был, полдома выгорело, так он, говорят, не успел даже на лестницу выйти, так в дыму и задохнулся.

– О, боже, – вздохнула Ольга.

Игорь взял ее за руку. На ее глазах выступили слезы.

– Ну вот, – огорчился Кольт. – Зачем я вам сказал.

– Ник, – позвал Филипп.

Парень взглянул на него из-под своей темной челки.

– Слушай, Ники. А как ты думаешь, с чего это ваш отец с моим снова решили собраться?

– Почему нет, – ответил Ник.

– А почему именно сейчас? Столько лет не встречались, а тут вдруг – давайте дружить семьями?

Ник не спешил с ответом. Сидя прямо на земле, он глядел в пламя костра (искры летели в темнеющее небо, как огненные мухи). Глотнул вина прямо из горлышка, передал Филу.

– Я его попросил, – тихо сказал он. – Я хотел, чтобы ты сюда приехал.

– Зачем?

– Оно мне снится, Фил. Все реже. Я хотел спросить: тебе тоже снится?

Фил облизнул губы. От красного вина на губах как будто запеклась кровь. На лице проступили пятна. Он быстро краснел, когда волновался.

– Это нельзя вспоминать, – еле слышно проговорил он.

– Им нельзя. Они и не вспомнят, никогда.

Он обернулся. На лужайке перед домом не было никого – только стояли забытые складные кресла и валялись бутылки из-под «кристалла». Взрослые убрались в свою сауну, и теперь оттуда доносился шум неясной природы – не то смех, не то музыка (Игорь Сергеевич взял с собой гитару).

– Еще немного, и мы бы тоже забыли, – сказал Фил мертвым голосом. – И стали бы как они.

– Наверно, так и должно происходить, – Ник взял у него бутылку и аккуратно поставил на землю прямо перед собой. – Так спокойнее. Но я так не хочу. Я ведь помню, как было в тот раз. Ты был конунгом Ижоры, а я все боялся, что тебя убьют… ты помнишь?

Фил молча кивнул.

– В этой реальности у меня не было таких… приключений. И таких друзей тоже не было.

Филипп уперся руками в коленки и тоже поднялся на ноги. Они с младшим были одного роста, и поэтому им было легко смотреть друг другу в глаза.

– Может, еще будут, – сказал Фил.

– Может быть, все это много раз повторяется, – заговорил Ники, будто не слушал. – И с нами, и не с нами. Может, в другом мире кто-то изобрел что-нибудь еще. Какой-нибудь другой «Rewinder». Мы никогда этого не узнаем.

– А может, и узнаем, – возразил Филипп. – Но никому не скажем.

Сучья в костре потрескивали, и дым поднимался в небо; искры летели все выше, превращаясь в звезды, и это казалось удивительно знакомым, хотя и полузабытым, древним и давно прошедшим, а может, еще не успевшим произойти. Время вообще не имело никакого значения, и Фил даже удивился, когда понял, насколько мало это его беспокоит. Ему стало весело, и он уже открыл рот, чтобы поведать об этом Нику, но тут кто-то за спиной и вправду тихонько рассмеялся и закрыл Филиппу глаза ладошками. Фил обернулся и обнял Ленку, а она почему-то не отстранилась, а прижалась к нему и прошептала на ухо:

– Ты самый лучший, Филик.

Он уже хотел ответить, даже зачем-то облизнул губы, когда дверь дома распахнулась, и на крыльце показался Николай Павлович Святополк-Мирский, распаренный и красный, облаченный в простынку. Он окинул затуманенным взором обнимающуюся парочку и стоявшего поодаль Ника – и не нашелся что сказать, только головой покачал. Постоял, пошатываясь, и ушел обратно в дом, даже не захлопнув двери.

– С легким паром, – запоздало произнес Ник.

Ленка зажмурилась, и Фил поцеловал ее в губы, очень нежно, и все не мог оторваться, пока костер не зашипел и не взорвался искрами: это ревнивый брат пнул ногой недопитую бутылку.