— Питаетесь дармовой энергией?

— Не слишком много от них толку, — пробурчал Рей. Корпус дает больше. Он обшит термопарами, — пояснил О’Брайен, заметив недоумение Тронхейма, — Сверху жарко, снизу холодно. Разность температур больше ста градусов.

— И хватает?

— Еще остается. Идет на зарядку аккумуляторов. Тут ведь как. Разгонишь миль до пятидесяти — выключаешь. Катишь по инерции. Во втулках подобраны материалы с низким коэффициентом диффузии, чтобы не сваривались при трении. Сопротивления воздуха нет. Вот сейчас выключу и дотянем до космопорта.

— Это сколько?

— Миль восемь. Вон видите, шпиль появился.

Эрих заметил на красновато-коричневом фоне равнины небольшую серебристую пирамиду, которая медленно, но ощутимо всплывала из-за горизонта, вспарывая фиолетовую тьму неба. Он опустил затемняющую шторку на боковом окне и замер от неожиданности: прямо на него, занимая пол-окна, глянул огромный, голубой до синевы, шар. Сквозь белесоватый облачный покров просматривались знакомые с детских лет очертания материков.

— Не тянет на Землю, когда она вот так, перед глазами? — налюбовавшись, спросил Тронхейм.

— Сперва очень, потом ничего, привык. Это еще что! Она сейчас сбоку, а повернем к Копернику, она будет по курсу, над головой. Так и маячит!

— А там что за зубцы?

— Гора Питон. Хороший ориентир. Мимо будем ехать. Дорога только до космопорта, а дальше, как знаешь.

— Далеко до нее?

— Около сорока миль.

— Сорок миль! А кажется, совсем рядом!

— Видимость такая на Луне. Привыкнуть надо.

Когда показались строения космопорта, О’Брайен снова включил двигатель.

— Рейсовая, — кивнул он на аэродинамически совершенное тело ракеты. — А это спасательные. Мы их этажерками зовем.

Стоящие в отдалении от рейсовой сооружения и впрямь напоминали этажерки своей неуклюжей раскоряченной формой. Эрих уже видел их в тот день, когда прилетел на Луну. Ему рассказывали, что спасатели отчаянные ребята, но тогда он воспринимал это как своеобразную рекламу безопасности. Сейчас Эриху один их вид внушал уверенность в этой безмолвной и лишенной воздуха пустыне. Случись авария с машиной, долго ли продержишься в скафандре с автономной системой. А такая вот этажерка при небольших затратах энергии вытащит тебя из любой дыры.

Дорожное возбуждение начало спадать. Он уже с меньшим любопытством посматривал по сторонам. Наезженная в красноватом грунте дорога петляла по испещренной мелкими и крупными оспинами кратеров равнине, среди зеленовато-серых скалистых глыб, иногда пересекая трещины. У подножия горы Питон встала стена фиолетового мрака. Рей включил фары и въехал в тень. Розоватым светом струилась под фарами дорога, загадочно поблескивали камни на обочине. Не было привычного на Земле светового коридора: в боковом окне висел такой мрак, словно оно было заклеено черной бумагой.

— Жутковато, да? — с усмешкой спросил О’Брайен.

— Черт знает, что такое! — пробормотал Тронхейм. — Тут никакой спасатель не отыщет.

— Сказать по правде, сколько езжу, всегда стараюсь проскочить это место побыстрее. А объезжать далеко: тень длинная. Солнце на этой неделе пошло на закат.

Из темноты выскочили так же неожиданно, как и въехали. Однообразная равнина кончилась. Местность стала холмистой, но планетоход, мягко покачиваясь, мчался не сбавляя скорости. Чаще стали встречаться крупные кратеры или живописные группы скал. Миновал уже четвертый час пути, когда прямо по курсу замаячили зубчатые гряды, скоро закрывшие горизонт.

— Архимед. Тут русская станция. Надо передохнуть. Кстати, у них приличная кухня. Можно пообедать. Я всегда у них беру овощной суп. Как это называется… Ага! — О’Брайен прищелкнул языком и с усилием произнес: — Борч! Очень вкусная штука!

В просторном зале столовой Рея О’Брайена встретили как старого знакомого. Объяснение шло на смеси русских и английских слов. К их столу подсел молодой русоволосый парень.

— Ну как, Рей. Борщ?

— Борч! — довольно улыбнулся водитель. — Садитесь, доктор. Покушай немного!

— Спасибо. Уже. Все воюешь с Лумером?

— Зачем? У нас мирное сосуществование.

— Моя бы воля, давно на чистую воду вывел.

— Кто это? — спросил Эрих, когда русский отошел от стола.

— Здешний биолог. С Лумером работает! — И Рей захохотал, довольный своим каламбуром.

— Что он сказал?

— Говорит… Как это перевести? Вывезти мистера Лумера в море и бросить в воду.

Тронхейм покрутил головой: то ли русский говорит загадками, то ли О’Брайен намудрил с переводом. Ясно одно, что и этот парень, видимо, разделяет подозрения Рея. Впрочем, русские вообще склонны к подозрительности, Самая характерная национальная черта, если верить ЦРУ.

Обед привел О’Брайена в доброе расположение духа.

Его огромные руки легко справлялись с рычагами управления. Планетоход лихо огибал очередную воронку или уклонялся от встречи со скалами, а Рей неторопливо рассказывал о своей невесте Джоан, которая уже четвертый год ждет своего беспутного жениха. В Ирландии, где он родился, не нашлось работы. Он уехал в Канаду. Был слесарем, мотористом, бульдозеристом. Случай привел его на Аляску. Это послужило хорошей рекомендацией в Антарктиду. Там гонял вездеходы между станциями. Там и познакомился с Джоан. Решили пожениться, но подвернулся выгодный контракт. Зато через полгода Рей плюнет с высоты на Коперник, отгрохает себе дом в Канаде. Он уже присмотрел себе местечко, когда слонялся в поисках работы. Разведет овец… Сейчас натуральная шерсть высоко котируется на рынке…

Монотонный голос О’Брайена действовал на Эриха усыпляюще. Он извинился и перешел в соседний отсек подремать. Проснулся он от грохота: въезжали в какой-то туннель. Тронхейм перебрался в кабину.

— Что? Уже приехали?

— Нет, это Эратосфен. Отсюда еще миль двести. Пятьсот отмахали. На сегодня хватит.

Оставив машину на попечение техников, Рей потащил Тронхейма в кафе. Оно не отличалось изысканностью, которая удивила его в ресторане, но выбор напитков был вполне подходящим, а плата умеренной. Когда они уходили, Рей уговорил его взять бутылку бренди про запас.

В номере О’Брайен сразу завалился спать, а Эрих, взбудораженный дорожными впечатлениями, долго ворочался и, чтобы отвлечься, решил обдумать план предстоящей работы. Прежде всего надо снять психограммы всех сотрудников. Установить в своем номере анализаторы, в кабинете — автоматическую запись, чтобы не отвлекаться, Невольно его мысли переключились на Элси. Как она его встретит? Ему все-таки удалось снять ее психограмму.

Он не нашел особых отклонений. Только пики волевых центров показались подозрительными: необычно сглаженные трапеции, на фоне которых прорывались отдельные острые вершины. Что-то надрывное было и в ее поведении. Сколько он знал женщин, ни одна не стремилась так прямо к достижению цели. Эрих вздохнул. Нет, сейчас во всей этой кутерьме не разобраться. Надо попробовать на месте. Тронхейм закрыл глаза и приказал себе спать.

Утром наскоро подкрепились в кафе. О’Брайен торопился. Лунный день близился к концу, и надо было успеть обратно, пока солнце стояло достаточно высоко. Эрих испытал поездку в тени и не стал задерживаться на Эратосфене, хотя собирался поговорить с коллегами этой станции, самой ближайшей к Копернику.

Ландшафт изменился. Дорога прихотливо петляла среди пологих вершин, иногда на пути вставали острозубые скалы. Все чаще на красноватом фоне возникали зеленоватые, серые и черные полосы, глыбы, россыпи камней и, когда планетоход вырвался на равнину, серовато-зеленый стал преобладать. От многочисленных кратеров, воронок, каменных глыб и обломков рябило в глазах. Наконец завиднелась зубчатая гряда Коперника. Начался медленный подъем среди хаотического рельефа. Но даже здесь Рей умудрялся использовать инерцию. Разгоняя машину вниз по склону, он включал двигатель только вблизи следующей вершины. Низкие гряды он проскакивал с ходу. Планетоход будто дрейфовал на огромных волнах и качка при этом была не хуже океанской. Совершенно неожиданно дорога ушла в туннель.