Вот тут настала моя очередь. Я встал на своей меховой горе. Горделиво задрал подбородок и заорал что было мочи:

— Эй, холоп! Ну-ка отпусти его немедля! И все от обоза назад! Я — княжич Древлянский! Ругу везу от земли, отцу подвластной, господину нашему Игорю Рюриковичу! Если не хотите, чтоб вас по всей Руси выискивали да боем лютым били, отпустите холопа моего и охраняйте, пока до Игорева становища не доберемся!

— И этот, я смотрю, поговорить любит, — скривился варяг. — Эй, Айвор, пощекочи-ка ножичком выблядка[140] княжеского.

Варяг, стоящий ближе всех ко мне, заржал, показав свету черные пеньки гнилых зубов. Подскочил к повозке, схватил меня за ногу и попытался стянуть на землю.

Я отбрыкивался, но хватка была крепкой. Поскользнулся и, под всеобщий смех, свалился на шкуры. Забарахтался в них. Чуть не захлебнулся от страха и обиды. Заорал пуще прежнего:

— А ну… отпусти, скотина… отпусти, кому говорю!

Но варяг продолжал стягивать меня с воза. И тогда я ему выдал по-свейски:

— Как ты смеешь, сын вонючей потаскухи, касаться высокородного ярла своей грязной рукой? Отпусти меня, чтоб тебе не вернуться в родной фьорд!

Айвор перестал смеяться. Отпустил мою ногу и уставился на меня, раскрыв рот от удивления.

— Что вытаращился? Или китовой мочи напился?

— Что ты там возишься, Айвор? — крикнул старший в этой ватаге.

— Егри, а щенок-то по-нашему говорит! — Казалось, что Айвор сейчас лопнет от изумления.

— Кого ты щенком назвал? — продолжал я на него наседать. — Чтоб твой драккар попутного ветра не знал! А ну-ка стань, как полагается перед ярлом стоять!

Я старался кричать как можно громче, чтобы не только Айвор, но и остальные варяги меня слышали. Чуть горло не надорвал, но своего добился.

Егри оставил Куденю в покое и подошел ко мне.

— Прости, благородный ярл, — сказал он и склонил голову. — Не думал я встретить в этом богами забытом месте достойного человека, говорящего на приятном уху языке.

— Только Один может знать все, — ответил я ему. — Назови себя.

— Я, Егри, сын Евлиска, десятник ярла Асмуда.

— А я — Добрын, сын Мала, конунга Древлянского. Приветствую тебя, Егри, сын Евлиска. Отведи меня и обоз этот к своему ярлу. И, если сделаешь это быстро, получишь от меня в награду вот этот кинжал. — Я наполовину вытащил из ножен кинжал, который выпросил у Жирота.

Вспыхнули огнем глаза варяга. Сразу стало ясно, что понимает он, какую драгоценность я ему предлагаю.

— Чрезмерная плата за столь малую услугу, ярл, — уважительно склонил он голову. — Не возьму я с тебя столь ценный подарок. В целости и сохранности доставим мы и тебя, и обоз к ярлу нашему. Эй! — крикнул он своим воинам. — Убирайте дерево, да поскорее. Мы в становище возвращаемся. И снова меня затрясло…

Добирались недолго. Дорога сделала крутой поворот, и обоз выкатил на широкую поляну.

Три десятка запыленных палаток варяжской дружины стояли по кругу. А в центре высился большой шатер Киевского владетеля. Рядом с входом был привязан красивый белый конь. Больше коней поблизости не было. Знал я, что не любят варяги конный строй. Им пешими воевать сподручнее. Этот, значит, каганов.

— Три по десять да по десять воинов в каждой… всего, значит, триста… смекаешь? — шепнул возничему.

— Чай, не маленький, — отозвался тот. — Счету обучен.

— Значит, точно Путята их число назвал. — Я потрогал кольчугу под одежей. — Не подведи, милая. Оборони.

Возле шатра горело несколько костров. Там на вертелах жарили кабанятину. Не с собой же дичину тащили. Видать, недавно охоту устроили. И ведь не шумели сильно. Ловкие, значит.

И брага наша им ой как к столу придется.

— Всем стоять! — раздалось от становища. Обоз остановился.

— Гунар! — крикнул в ответ Егри. — Это мы вернулись. Скажи Асмуду, что с нами данники древлянские пожаловали. Привел их Добрый, сын Мала. Ярл молодой. Да поживее! А то жрать охота, аж животы подвело.

— Спускайся, благородный ярл, — сказал он мне, как только Гунар побежал к большому шатру.

Я сполз по шкурам на землю.

— Следуй за мной, — кивнул он и пошел в голову обоза.

От долгого сидения затекли ноги. А разминать их перед варягом мне показалось неловко. Так я и поплелся вслед. Точно цапля по болоту.

У передней телеги стоял Куденя. Он с опаской поглядывал на варяжский стан. Я встал рядом.

— Наши уж небось поблизости, — тихо сказал бывший лучник, но я так посмотрел на него, что он прикусил язык.

Несколько долгих мгновений ожидания. Потом я увидел, что в нашу сторону идет старый варяг. Идет да покачивается. Точно не по земле шагает, а по палубе шаткой. Наверное, уж много лет в море не выходил, а вот привычка осталась.

Длинные седые усы, заплетенные в тонкие косички, заложены за правое плечо. На поясе турий рог, серебром отделанный. В руке топор с длинной отполированной рукоятью. Это про него Путята рассказывал. Признал я его сразу. Сделал шаг навстречу старику. В пояс кланяться не стал, а только склонил голову по варяжскому обычаю. Сказал по-свейски:

— Приветствую тебя, Асмуд, сын Конрада. Улыбнулся варяг в усы. Глазами сверкнул. Доволен, видать. Слегка кивнул.

— Приветствую тебя, Добрый, сын Мала, — ответил.

А потом добавил:

— Зачем пришел?

— Отец меня послал к конунгу Ингвару. С подарком, — показал я рукой на обоз. — И со словом.

— Конунг будет твое слово слушать, Добрын, сын Мала. Идем. Я тебя провожу.

Старый варяг отступил в сторону, пропуская меня вперед.

— Откуда благородный язык знаешь? — спросил он меня, когда мы шли по лагерю.

— Год целый по Океян-Морю с хевдингом Торбьерном, сыном Вивеля, гулял. Потом жил в семье Орма с Орлиной скалы. С ними на англов ходил. И в Ледяной земле зимовал. Тогда и язык выучил. А в родные края вернулся совсем недавно.

— Похвальная жизнь для такого молодого человека, — сказал Асмуд.

— Те дороги, что ведут нас к Вальхалле, знают только Один да попутный ветер, — ответил я ему с достоинством и заметил, что ему ответ понравился.

— Вот это, — ткнул он в мой кинжал, — давай сюда. Там, — махнул он в сторону шатра, — тебе это навряд ли понадобится.

Я снял кинжал, отдал его Асмуду. Тот повертел его в руках, цокнул языком, и мы пошли дальше.

— Подожди здесь, — сказал он, когда мы подошли к шатру, и скрылся за пологом.

Над становищем разливался запах жареного мяса. В животе заурчало. Я вспомнил, что не меньше Егри проголодался. Со вчерашнего заката во рту не было даже росинки. Сначала волнение еду не принимало, а потом я и забыл про нее…

— Добрын! — услышал я голос Асмуда. Откинул полог и шагнул в шатер.

Шатер изнутри нельзя было назвать богатым. Небольшой очаг, вырытый в земле и наскоро обложенный камнями. Невысокий настил, покрытый медвежьей шкурой. Оружие, кое-как развешанное по жердям, что покров шатра держат. Да еще мой кинжал, пустой безделицей лежащий у очага.

На настиле, укутанный в кунью шубу, сидел конунг Киевский и всей Руси каган.

Игорь Рюрикович.

Человек он был еще не старый. Но почему-то мне показалось, что он очень устал. Взгляд у него был… потухший, что ли… точно у древнего старика, который все уже в этом мире видел, и ничто его уже не удивит.

Из-под шубы торчали большие голые ступни. Он протянул их к очагу и время от времени шевелил пальцами.

— Здраве будь, пресветлый князь, — сказал я и отвесил ему земной поклон.

— Так ты, значит, сын Мала Древлянского? — спросил он, зевнул и посмотрел мне прямо в глаза.

И полыхнуло в памяти…

Зима морозная…

Первый гон…

Волк матерый мне в глаза смотрит…

Струйка горячая по правой ноге…

Стыд и ненависть…

«Так вот почему тебя „волчарой“ кличут», — чуть вслух не сказал, да сдержался вовремя.

— Да, пресветлый, Добрыном меня зовут.

— Что нужно тебе?