Я начала сеанс с необычайно ясным восприятием и поняла, что мне очень приятно держать за руки Стена и Джуэл. Примерно через двадцать минут после принятия 300 микрограммов ЛСД я начала воспринимать текучие и колебательные ощущения. А поскольку я слушала второй концерт Брамса для фортепиано, я переживала себя стоящей в аэропорту будущего для сверхзвуковых самолётов в огромном зале, ожидая своего полёта. В зале толпились пассажиры, одетые по самой современной моде, странное ощущение возбуждения и ожидания, казалось, пронизывало эту необычную толпу.

Вдруг я услышала громкий голос, раздававшийся из громкоговорителей аэропорта: «Событие, которое вы собираетесь пережить, — это вы сами. С некоторыми из вас, как вы можете заметить, оно уже происходит». И когда я поглядела вокруг на своих товарищей по путешествию, я заметила странные перемены в их лицах, их тела дёргались и принимали необычные позы, как будто бы они начинали свои странствия во внутренние миры. В этот момент я заметила напряженный жужжащий звук успокаивающего и утешающего свойства, подобно радиосигналу ведущий меня сквозь переживание и подбадривающий меня. Казалось, будто мой мозг очень медленно загорается, открывая картины одну за другой.

Появился необычайно отчётливый образ моего отца, и характер наших взаимоотношений был изучен и проанализирован с тщательностью хирургической операции. Я воспринимала пожелания моего отца, чтобы я была чем-то или кем-то, кем я быть не могла. Я понимала, что мне следует быть самой собой, даже если я разочарую его. Я стала осознавать целую сеть потребностей других людей: моего мужа, моих детей, моих друзей. Я понимала, что нужды других людей затруднят мне приятие действительности моей близкой смерти и не позволят мне отдаться ходу событий.

Потом внутреннее странствие пошло глубже, и я повстречалась с разными ужасающими чудищами, которые напоминали образы из восточноазиатского искусства: злобные демоны и убогие, голодные сюрреалистические твари, все в странном зелёном свечении. Как будто целый паноптикум демонов был вызван из «Тибетской книги мёртвых» и исполнял свой танец в моей голове. Всякий раз, когда я двигалась к ним или прямо через них, страх улетучивался, и картинка превращалась во что-то ещё, обычно довольно приятное. И пока я смотрела на каких-то склизких злых тварей, в какой-то момент я осознала, что они плоды моего собственного ума и продолжения меня. Я пробормотала: «Хм! Ладно! Это тоже я».

Встреча с демонами сопровождалась тревогой, и дыхание требовало напряженных усилий, но длилось это относительно недолго. Когда же всё это кончилось, я ощутила изумительное количество энергии, струящейся сквозь моё тело. Я чувствовала, что энергии было настолько много, что ни один человек не мог бы вместить её и по-настоящему справиться с ней. Мне стало ясно, что я вмещала столь много энергии из-за того, что в обыденной жизни была вынуждена отвергать её, неправильно ею пользоваться и переносить её на других людей. У меня были мгновения видения себя на разных стадиях моей жизни, когда я примеряла на себя различные роли: дочери, любимой, молодой жены, матери, художницы — и осознавала, что они не могли выполняться, так как были неподходящими вместилищами для моей энергии.

Самой важной стороной этих переживаний была их значимость для понимания смерти. Я видела великолепное развёртывание космического провидения во всех его бесконечных оттенках и разветвлениях. Каждый индивид представлял собою нить в прекрасной ткани жизни и играл какую-то особую роль. Все эти роли были равным образом необходимы для базовой энергетической сердцевины вселенной, и ни одна из них не была более важной, чем другие. Я видела, что после смерти эта жизненная энергия претерпевает преображение и роли перераспределяются. Я видела свою роль в этой жизни: быть больной раком — и была способна и готова принять её.

Я представляла себе и интуитивно понимала движущие силы перевоплощения. Оно было представлено символически как видение земли со множеством путей, ведущих во всех направлениях, они выглядели как ходы в исполинском муравейнике. Мне стало ясно, что было множество жизней перед этой жизнью и множество других будет потом. Замысел и задача состояли в том, чтобы пережить и освоить всё, что бы ни было назначено нам в этой космической постановке. И смерть — только один эпизод, одно преходящее переживание в этой великолепной и вечной драме.

На протяжении своего сеанса у меня были видения картин, скульптур, творений рукоделия и сооружений из целого ряда стран и культур: Древнего Египта, Греции, Рима, Персии, а также доколумбовой Северной, Южной и Центральной Америки. Это сопровождалось многими озарениями о природе человеческого существования. В богатстве своего переживания я открывала, что протяженность моего бытия была намного больше, чем я могла себе даже вообразить.

Что бы ни воспринимала я из мирских дел: происки враждующих стран, междоусобные войны, расовую ненависть и бунты, замыслы продажных политиков или грязные технологии, — я видела себя соучастницей этого, только переносившей на других вещи, которые я не признавала в себе. Я вошла в соприкосновение с тем, что, как я чувствовала, было «чистым бытием», и осознала, что оно не может быть схвачено умом и не нуждается ни в каком подтверждении. С этим пришло осознание того, что у меня была только одна задача — поддерживать протекание энергии, а не «подавлять её», как я обыкновенно делала. Поток жизни символизировался многими прекрасными изображениями струящейся воды, рыб и водных растений и восхитительных танцевальных представлений, одних — величавых и воздушных, других же — более земных.

Как следствие этих переживаний и озарений, у меня развилось принимающее отношение к полноте существования и способность принимать всё, что ни случается в жизни, как в конечном счёте благое. Я делала много восторженных разъяснений насчёт того, как невероятное космическое видение и забава встроены в строение сущего. Так как я позволяла жизненной энергии течь сквозь меня и открылась ей, всё моё тело возбуждённо и восторженно трепетало. Насладившись этим новым состоянием бытия, я свернулась в удобное положение эмбриона.

После примерно пяти часов сеанса я решила снять свою глазную повязку, села и соединилась с окружающим. Я сидела на диване в глубоком покое и расслаблении, слушая дзенскую медитативную музыку и глядя на единственный бутон розы в хрустальной вазе на соседнем столе. Временами я закрывала глаза и возвращалась в свой внутренний мир. Как я увидела потом на плёнке, снятой во время сеанса, моё лицо светилось и имело то выражение блаженства и покоя, какое можно встретить на буддийских скульптурах. Долгое время я не переживала ничего, кроме прекрасного тепла, питающего золотого сияния в виде превосходящего дождя из жидкого золота. В один момент я заметила в комнате чашу с виноградом и решила попробовать несколько виноградин. Их вкус был подобен амброзии, и грозди винограда выглядели настолько прекрасными, что я решила взять несколько из них домой как память.

Ближе к вечеру к нам в комнату зашел Дик. Как только он вошел, мы бросились друг другу в объятия и очень долго стояли, крепко обнявшись. Дик сказал, что ощущает огромное количество энергии, лучащейся из меня. Он чувствовал почти осязаемое энергетическое поле, окружающее моё тело. И потом около двух часов мы пребывали в совершенном уединении, необычайно им наслаждаясь. Что дало мне возможность поделиться своими переживаниями с Диком. Одним из моих лучших воспоминаний от сеанса был душ, который мы принимали вместе. Я чувствовала себя по-особому настроенной на тело Дика, как и на моё собственное, и переживала ощущения изысканной чувственности, каких никогда не ведала прежде.

Потом у нас у всех был китайский ужин. Хотя еду принесли из соседнего пригородного китайского ресторанчика и она была, наверное, среднего качества, я посчитала её лучшим кушаньем, которое я когда-либо пробовала. Я не могла даже припомнить еды, которая доставила бы мне больше наслаждения. И только одна причина в чём-то мешала моим кулинарным утехам — то, что разумом я осознавала, что мне следует как-то воздерживаться от пищи из-за моей почти полной гастректомии.

Остаток вечера мы провели вместе в полном покое, лёжа на диване и слушая стереофоническую музыку. На Дика очень большое впечатление произвела моя открытость и все мои озарения. Он был уверен, что я вскрыла какие-то истоки изначальной космической мудрости, которые были для него закрыты. Он восторгался глубиной того, что я излагала, и непроизвольной уверенностью и убедительностью, с каковыми я говорила о своём переживании.

Я ликовала, излучая хорошее настроение, и чувствовала безусловную свободу от тревожности. Моя способность наслаждаться музыкой, вкусом, красками, струями воды намного усилилась. Дик заключил, что я испытывала просто настоящее удовольствие. Это было настолько заразительное переживание, что Дик сам почувствовал и выразил желание участвовать в психоделическом сеансе. Он решил изучить возможность участия в программе ЛСД подготовки для специалистов, которая также была доступна в Мэриледском центре психиатрических исследований.

Я долго не ложилась спать, разговаривая с Диком, и просыпалась несколько раз в течение ночи. У меня было одно сновидение о работе в библиотеке, и я слышала, как другие говорили: «В этой дзенской ерунде нет никакого смысла». Я улыбнулась про себя, зная, что для них иметь смысл — это что-то слишком простое.

На следующее утро после сеанса я чувствовала себя свежей, раскованной и в большом ладу со всем миром. Дик поставил на магнитофон Бранденбургский концерт Баха, и он казался безукоризненно совершенным. По дороге домой я видела вещи, которых не видела никогда. Деревья, трава, краски, небо — всё давало настоящую усладу, когда я смотрела на них.