Первым поднялся и ушел Костенкин. Потом встал и Мельников.

— Ну, я тоже пойду, Эмма Александровна. Доложу своему начальству.

— Да ух доложи, Саша, доложи, — со вздохом ответила Крайко. — Такие, мол, сякие прокуроры.

Мельников потоптался у дверей.

— Ладно, стволы поищем. Заиграев формально прав. И с Пашей поработаем. Послушаем его, телефон, посмотрим за ним…

Майор госбезопасности думал совсем о другом. На душе у него был сумбур, досада — уже сегодня Шакал мог быть прописан в следственном изоляторе.

Мог!

Один из офицеров РУОПа, производивших обыск в квартире Волковых, обратил внимание на серенькую, неказистого вида бумаженцию, каким-то образом оказавшуюся в диване под сиденьем — в пыльной домашней «кладовочке». Бумажка лежала среди хлама — старых сапог Валентины, хозяйки дома, чьих-то рабочих штанов, мотков бельевой веревки, рваных носков и изношенных туфель, нескольких пар грубых рукавиц и тому подобного. Офицер, приученный к педантичности и тщательности при обысках, прочитал бумажку это оказался врачебный рецепт, — повертел его так и сяк, поразмышлял. Собственно, ничего особенного в том, что старый рецепт был выброшен или просто завалился, соскользнул со спинки дивана вниз, не было. Но офицера привлекла фамилия больного, вернее, больной: «КРЫЛЫШКИНА Е. Е.» Где-то он эту фамилию встречал…

— Вы на фамилии мужа? — спросил он Валентину.

— Нет, я на своей, — ответила та, безучастно сидя за столом в большой комнате и глядя на работу сыщиков. — Клепцова.

— А Крылышкина здесь проживала?

— Наверное, это его первая жена такую фамилию носила, я не знаю. Валентина в недоумении повела плечами: что за чушь они спрашивают?! Какой-то старый рецепт нашел. Тоже мне, Шерлок Холмс!

Спросили у Волкова, тот тоже ничего не знал про Крылышкину Е. Е., повертел бумаженцию-рецепт, по слогам прочитал названия лекарств: «ПИРАЗИНАМЕД» и «ИЗОЗИД», вернул.

— Может, ты кому из наших, деревенских, лекарства доставала, Валь? — спросил он жену.

— Может, и доставала, — не очень уверенно отвечала Валентина. — Бабе Шуре, кажется… она от желудка просила. Да и давно это было, прошлым летом. Я и забыла про этот рецепт, а она не напоминала. Может, правда, это ее? Дайте, я его выброшу! — и она протянула руку, но офицер, хмурый, замкнутого вида человек в поношенной кожанке, покачал головой:

— Пусть у меня побудет. Я потом верну.

Ни Валентина, ни Волков-старший значения этому факту не придали. Подумаешь, старый, невесть на кого выписанный рецепт! Возможно, он валялся в диване сто лет. Пусть мент берет бумажку, если она так ему необходима!

И сам оперативник, майор милиции Авдеев, к рецепту отнесся с вниманием скорее по профессиональной привычке сыщика. Внутренний голос сказал: «Проверь, Авдеев».

Майор машинально сунул рецепт в карман кожанки, на время забыл о нем. Они искали в квартире Волковых оружие, все внимание троих сыщиков было нацелено на это, а бумажка…

Ну, положил и положил в карман, потом разберется.

Никаких пистолетов, как мы уже знаем, руоповцы здесь не нашли, вернулись к себе в управление удрученные, доложили по начальству. Поскольку в тайну операции ФСБ генерал Николаев посвятил также генерала Анатолия Петровича Колесова, то, естественно, Колесов знал, что его сотрудники ничего не нашли в интересующей ФСБ квартире, о чем он и сообщил своему коллеге, генералу Николаеву.

Ну, генералы долго на эту тему не говорили, обменялись телефонным звонком да пожелали друг другу успехов в будущем.

А майор Авдеев вернулся в кабинет, снял трубку и позвонил жене — она у него врачиха, в рецептах и лекарствах, естественно, разбирается.

Жена сказала:

— Это противотуберкулезные средства. А тебе зачем?

— Да так, по делу, потом объясню, — сдержанно, как это и полагается оперработнику, отвечал Авдеев, думая уже о своем.

Реле в мозгу оперативника замкнуло еше раз: он вспомнил о безнадежном деле, каким занимался один из отделов управления. В прошлом году, летом, среди бела дня от туберкулезной больницы отъехал «КамАЗ» с молодым здоровым водителем и как в воду канул. Ни машины, ни водителя. Отдел из нескольких человек, разрабатывающий в то время банду автоугонщиков из соседней области, пытался вменить этой банде и «КамАЗ», но не тут-то было. Банда оказалась ни при чем. Алиби у ее членов именно по этому грузовику оказались железными.

Авдеев же, кроме служебного педантизма, обладал и еще одним хорошим качеством — любознательностью, и потому, сказав себе: «А чем черт не шутит!» — потопал на третий этаж, к коллегам из отдела, занимающегося автомобильными бандами.

— Слушай, Игорек, — обратился он к молодому старлею, что-то быстро писавшему на листке бумаги. — Оторвись, пожалуйста, от своего гениального сочинения. Скажи мне, как фамилия шофера, который пропал в прошлом году со своим «КамАЗом» от туббольницы?

Парень поднял от стола глаза.

— Сейчас гляну, товарищ майор.

Он выдвинул ящик стола, достал пухлое «дело», полистал.

— Крылышкин. Александр Яковлевич. Шестьдесят третьего года рождения, проживал…

— Угу, это уже интересно. А случайно, в талмуде этом ФИО его матери не отыщется? Она же в больнице лежала, когда он приезжал ее проведывать, а потом пропал.

— Да, именно так и было. Сейчас поищем…

Вот, есть: Крылышкина Е. Е. Зовут ее Ефросинья Егоровна, вот протокол допроса. «Сын приезжал ко мне проведать… привозил продукты… был часа полтора-два, потом уехал. Больше я его не видела. Крылышкина». Подпись, дата… А что вас конкретно интересует, товарищ майор?

— Чем дело-то кончилось, Игорек? Нашли что-нибудь?

— Нашли. И «КамАЗ» — его аж в Грузию угоняли, и труп шофера, на него кто-то наткнулся в лесу. Убийц ищут в УВД, Сидорчук. Когда у нас это дело по банде сорвалось — помните, мы Хрипушина разрабатывали? — ну вот, Колесов приказал заниматься другим делом.

— Я туг интересную бумажку нашел, Игорек. — Авдеев положил на стол старлея рецепт. — Читаю и вижу: знакомая фамилия, а что к чему — вспомнить никак не могу. Дай, думаю, тебе покажу.

Игорь взял рецепт, прочитал.

— Да, интересно, — сказал он. — А где вы это нашли, товарищ майор? Вдруг это та самая Ефросинья Егоровна?

— Может быть. А бумажку я нашел при обыске на одной квартире, соображаешь?

— А что вы там искали?

— Пушки.

— Ото! Значит, там серьезные люди живут?

— Ну… это мы не установили. Внешне обычная семья, муж, жена. Она повар, он — грузчик в магазине… Но как этот рецепт мог к ним попасть, а, Игорек?

— А сами они что говорят?

— Да ничего. Не знаем, мол, в первый раз видим эту бумаженцию, и все такое прочее. Но женщина, Валентина, рецепт хотела у меня забрать. Дайте, говорит, выброшу. Но вела себя при этом довольно спокойно, не мандражила.

— Ну, люди разные, иные умеют себя хорошо вести.

Старший лейтенант вертел рецепт, разглядывал его со всех сторон. Сказал:

— Товарищ майор, оставляйте. Я все понял.

Съезжу в больницу, к матери этого шофера, поспрашиваю. Может, что и всплывет.

— Покрути, Игорек, покрути. Вдруг на что интересное вывезет. Каким все-таки образом рецепт оказался так далеко от больницы, где его выписывали?

…Игорек «покрутил» — побывал в больнице, у лечащего врача, потом съездил в райцентр, навестил бабку Ефросинью Егоровну (она до сих пор не пришла в себя, горевала по сыну), выяснил у нее, что рецепт этот она как раз сыну и давала, чтобы он купил ей в городской аптеке лекарства, а через день-другой и привез. Но… дальше случилось страшное.

Через три дня старший лейтенант Игорь Саженцев докладывал уже не майору Авдееву, а своему непосредственному начальнику отдела, подполковнику Костромину Владимиру Григорьевичу, а тот, ввиду важности информации, генералу Колесову.

Анатолий Петрович — могучий широкоплечий мужик с застенчивой, вовсе не генеральской полуулыбкой на скуластом лице, расстегнув пиджак цивильного костюма и чуть приспустив галстук, внимательно слушал подполковника.