Одним прыжком Машадо выскочил наружу на бетонный пол сарая. Что же делать? Гамбарра — это смерть. Но там, за бетонными стенами сарая, тоже смерть. А может, гамбарра пожирает не всех? Ведь среди путаницы тел, погруженных в пол и стены гамбарры, не было пестрых. И его самого гамбарра пока пощадила.
Где-то во дворе послышались знакомые голоса. Кто это? Неужели здесь Мариано да Пальха?
Машадо прижался к горячему дереву ворот, напрягая слух. С трудом он уловил несколько фраз. Теперь он уже не сомневался. Да, это был он! Голоса звучали глухо, словно постепенно удалялись. Машадо налег на ворота, застучал в них ногами, крича изо всех сил:
— Синьоры! Слышите, синьоры, это я, Машадо! Синьоры!
Где-то вдали послышался шум автомобильного мотора и отрывистый сигнал клаксона. Машадо понял: они уехали. В отчаянии отступил от ворот, поскользнулся в луже пролитого автола и упал на бетонный пол. Несколько минут лежал неподвижно, потеряв последнюю надежду. Но запах машинного масла и продолжавший звучать в голове шум работающего двигателя разбудил в нем неясные ассоциации. Машадо вскочил на ноги.
— Сейчас, сейчас я вам… — твердил он про себя, продираясь боком между гамбаррой и стеной в конец сарая.
Он торопливо залез в бульдозер, раскрутил стартер. Застрекотали частые хлопки пускового движка, потом мощно заговорил дизель. Машадо включил передачу. Гусеницы заскребли о бетон, и нож бульдозера лязгнул о корму гамбарры. Чихая и кашляя от едкого дыма, Машадо бросился к входной щели. Какое-то мгновение он колебался. Входить ли? Впрочем, выбора нет… Машадо юркнул в щель.
Бульдозер, гулко рыча, сильно напирал сзади. Гамбарра дрогнула, тронулась с места, заскользила по гладкому полу, неудержимо пошла вперед и с хода вломилась в низкий скат крыши. Крыша треснула, будто в нее ударил тяжело нагруженный товарный состав. Гамбарра выплыла наружу, скользнула между кронами деревьев и, задрав тупой нос, стремительно пошла ввысь…
Нет, все это, конечно, не сон. Так все и было. И вот он снова летит, неведомо где и куда…
Машадо проглотил комок, подступивший к горлу, и снова заглянул в щель. Облака внизу редели. Под ними было что-то темное. Он присмотрелся и понял — море. Бесконечное море… Земли нигде не было видно. Солнце поднималось все выше. Они летели к западу. Неужели там, внизу, Тихий океан?..
Прошел день, затем ночь. Снова забрезжил рассвет. Заснуть Машадо боялся. Превозмогая усталость, всю ночь слонялся внутри гамбарры, переступая через неподвижные тела пестрых. Наконец рассвело. Внизу в просветах облаков по-прежнему темнел океан. Еще сутки прошли без всяких приключений. На третий день полета пестрые постепенно очнулись от своего мертвого оцепенения. Они задвигались, заверещали, стали перебегать с места на место. Некоторые принялись отколупывать цепкими пальцами ноздреватое вещество со стен гамбарры в промежутках между «изваяниями». То, что им удавалось отколупнуть, они тотчас пожирали. На Машадо они, казалось, не обращали никакого внимания.
Вдруг что-то произошло… Машадо заметил, как забеспокоились обитатели ковчега. Они встревоженно забегали, начали выглядывать в щель. Пестрая окраска их тел сделалась еще более яркой и быстро менялась. Тревога пестрых передалась и Машадо. Он заглянул вниз и поразился. Гамбарра приближалась к поверхности океана…
На большой скорости она врезалась в волны. Через входное отверстие хлынули потоки соленой воды. Вместе с водой внутрь попало несколько рыб. Вода тут же исчезла, словно впитавшись в ноздреватые стены. Вместе с ней исчезли и рыбы. Гамбарра тихо покачивалась на волнах…
Потянулись монотонные и мучительные часы. Машадо страдал от жажды. Скудный запас пресной воды погиб, когда океанские волны проникли внутрь гамбарры. Теперь Машадо стоял у щели, до рези в глазах вглядывался в горизонт, надеясь увидеть судно, которое положит конец его мукам. Кругом простирался голубоватый водный простор, искрящийся солнечными бликами. Только раз вдали появился слабый дымок; появился и исчез. Корабль прошел мимо, не заметив гамбарру.
У Машадо начались галлюцинации. Ему чудились высокие пальмы над прозрачными ручьями, наполненными холодной, журчащей водой, реки, необъятные, как Амазонка. Он приходил в себя, видел чужие странные лица пестрых и снова впадал в забытье. Сколько это длилось, он не знал. Он думал, что умирает.
Но вот, очнувшись, он увидел в темной раме входной щели зеленые султаны пальм на фоне голубого неба. Мираж? С трудом приподнявшись, Машадо выбрался из ковчега. Гамбарра стояла невдалеке от низкого берега, упершись носом в коралловые рифы. Превозмогая страшную слабость, Машадо пополз на поиски воды. Ему посчастливилось найти небольшой ручеек и, припав губами к воде, он пил, пил, пил; пил до тех пор, пока не потемнело в глазах. Оторвавшись от воды, заполз в тень пальмы и тотчас уснул.
Сколько он спал, Машадо не знал. Проснувшись на рассвете, решил обследовать берег.
Увы, земля оказалась совсем маленьким необитаемым островком. Вокруг простирался необъятный океан. Бежать отсюда было некуда. Пестрые разбрелись по всему островку, несколько уцелевших серокожих, которые лежали в глубине гамбарры и во время полета казались безжизненными, также ожили и покинули ковчег. Машадо видел вдали на берегу их высокие фигуры.
Машадо задумался… Теперь, когда гамбарра стояла у твердой земли, ее можно было снова разогнать и лететь дальше… Куда направятся пестрые? Едва ли они захотят остаться тут надолго. Помня о недавней жажде, Машадо решил запастись питьевой водой. Он разыскал ведро, вероятно, похищенное где-то пестрокожими, и направился к ручью. Он успел сходить за водой дважды. Вылезая из гамбарры в третий раз, с ужасом увидел, что с океана на остров надвигается огромная волна. Приближаясь к берегу, волна стремительно росла, изгибалась, становилась дыбом и грозно одевалась пеной. Машадо весь сжался, почувствовав неотвратимую опасность. На Амазонке ему однажды довелось видеть, как течение реки, столкнувшись с океанским приливом, родило гигантскую волну, уничтожившую все на своем пути. Машадо бросился в глубину гамбарры и, повалившись на пол, закрыл голову руками…
Многотонная масса воды приподняла ковчег и швырнула куда-то вперед. Машадо пролетел через всю внутреннюю полость гамбарры, больно ударился о стенку. Он ждал еще более сильного удара о землю, куда волна должна была неминуемо выбросить гамбарру. Но второго удара не последовало. Свирепый вал подхватил ковчег, столкнул его с рифа и бросил вперед. Получив толчок, гамбарра оторвалась от воды.
Набирая скорость, она устремилась вверх. Машадо остался один в летящей гамбарре. Бросился к входной щели… Увидел, как уплывает вдаль горизонт, как проваливается куда-то вниз океан и вместе с ним удаляется одинокий островок с поваленными волной пальмами… Остров был пуст. И пестрых и серых поглотил океан…
Гамбарра продолжала свой одинокий полет высоко над облаками.
Наконец в просвете облаков Машадо разглядел полоску незнакомого берега. Что это? Снова остров или материк? Если материк, то какой? Африка? Азия? Или Америка?.. Ковчег неудержимо мчался неведомым путем, постепенно снижаясь. Сердце Машадо тревожно билось в предчувствии беды. Он не ложился, боясь, что его сожрут стенки гамбарры, дремал сидя, то и дело вскакивал и переходил с места на место.
А гамбарра неслась все вперед и вперед. Наконец облака стали редеть, земля была совсем близко. Под брюхом гамбарры простиралась холмистая, заросшая лесом местность. Это не была гилея с ее непроницаемыми ярко-зелеными кронами. Лес казался редковатым, кое-где его прорезали нити дорог, виднелись дымки селений.
Гамбарра уже опустилась к самым вершинам деревьев. Машадо со страхом глядел вниз. Промелькнула дорога, почти заросшая, наверно, давно заброшенная, затем показалось озеро, окруженное узкой каймой песчаного пляжа. Вдали за лесом поднимался дымок.
Когда гамбарра оказалась над озером, до воды было всего метров пятнадцать-двадцать. И вдруг с необычайной яркостью в памяти Машадо всплыло воспоминание далекого детства: прыжки в море с высокой скалы еще там, в Рио, где богатые белые бездельники бросали на дно мелкие монеты, а он с мальчишками нырял, чтобы достать их. В тот же момент Машадо понял: если он сейчас же не прыгнет, будет поздно. Он рванулся к щели, перемахнул через край и, вытянув вперед руки, полетел вниз.
