Ринат сначала не хотел даже притрагиваться к конверту. Без отца он оставался в доме старшим мужчиной и просто не мог бросить семью в такой напряженный момент. Ильясу пришлось от уговоров перейти к угрозам. И мать, глядя на Рината умоляющим взглядом, шепнула:

– Отвези ты это проклятое письмо, сынок. За нас не волнуйся. Они нас не тронут. Отвези. Пусть хотя бы люди узнают, что тут случилось.

Слова матери убедили Рината. К тому же у него имелся мотороллер, на котором можно было быстренько смотаться туда и обратно.

– Ладно, давайте, – пробормотал Ринат и принял от Ильяса конверт. -

А кому передать?

– Начальству, – ответил Ильяс. – А еще лучше – журналистам.

Мать вышла на улицу проводить сына.

– Ты там останься, сынок. Не возвращайся, – тихо сказала она.

– Ладно, – вяло отмахнулся Ринат.

– Нет, ты поклянись, что останешься.

– Ну вот еще!..

Ринат оседлал мотороллер и с треском отъехал от дома.

Предупрежденный кордон беспрепятственно выпустил его из города.

Выезжая на бетонку, Ринат услышал за спиной звуки внезапно возникшей перестрелки. Но вскоре они стихли…

А стрельба между тем велась как раз по Андрюхе Тюменеву. Он решил, что уже обманул боевиков, и бесстрашно вышел на открытое пространство. Однако умело замаскированные моджахеды тут же открыли по нему пальбу и наверняка бы подстрелили Андрюху, если б вдруг из заросшей бурьяном канавы по ним не открыли огонь. Боевики тут же принялись палить в неведомого Андрюхиного спасителя. А Тюменев со всех ног рванул обратно в город…

Отъехав на приличное расстояние от крайних домов, Ринат остановился, не слезая с мотороллера, достал из кармана конверт и вскрыл его.

Содержание письма его не удивило. Ринат нечто подобное и ожидал. Его ужасно разозлило, что он оказался невольным посланником захватчиков, вроде как их парламентером. Но деваться было некуда. И к тому же мать была права: чем скорее люди узнают о захвате Краснокумска, тем будет лучше.

Ринат выжал полный газ и понесся вперед на предельной скорости.

Первым, кто встретился ему на пути, по иронии судьбы оказался старлей Лобода. Сославшись на нездоровье, он снова направлялся на хутор Заячий к запавшей ему в душу бабе. Ринат отчаянно засигналил и замахал рукой, чтобы обратить на себя внимание. Лобода остановил мотоцикл, дождался, когда Ринат приблизится, и благодушно поинтересовался:

– Что у тебя стряслось?

Ринат в двух словах объяснил ситуацию и показал гаишнику конверт.

Благодушие Лободы как ветром сдуло. Он сразу понял, что за стройбригаду сопровождал, польстившись на пятьсот баксов, и старлея прошиб холодный пот.

Дрожащими пальцами Лобода включил рацию, висевшую на портупее, и связался с начальством.

– Я тут на дороге пацана встретил… – начал сбивчиво объяснять старлей. – Он утверждает, что Краснокумск какие-то люди захватили…

Вроде как боевики…

– Закусывать надо, Лобода! – насмешливо прохрипела в ответ рация.

– Я серьезно говорю! – взмолился Лобода. – Вот пацан рядом стоит… У него письмо какое-то от этих… Они вроде как условия выдвигают…

– Ну бери этого пацана за хобот и тащи сюда, – смилостивилась рация.

– Разберемся.

Мотороллер был слишком тихоходен, а время поджимало.

– Садись ко мне сзади! – скомандовал Лобода.

Ринат быстренько стащил мотороллер в кювет, кое-как забросал его сверху жухлой травой, и они понеслись. Лобода гнал как сумасшедший.

Ему казалось, что хотя бы этим он искупит часть своей вины. А иудины баксы придется запрятать подальше…

Рината допрашивали трижды. Сначала менты, потом – военные, а последними – два озабоченных человека в штатском. Но та информация, которую мог дать им Касымов, была ничтожной. Он не мог даже приблизительно назвать численность отряда, поскольку с утра не выходил из дома. Рината, возможно, не заподозрили в пособничестве моджахедам, но возвращаться в Краснокумск запретили. На всякий случай.

Он не стал спорить, но, как только его оставили в покое, незаметно выскользнул из здания, где проводился последний допрос. Тревога за семью не давала Ринату покоя, и он был готов тридцать километров пройти до дома пешком.

К счастью, ему на глаза вскоре попался чей-то велосипед, прислоненный к ограде. Ринат воровато огляделся, потом вскочил в седло и нажал на педали. Щеки у него полыхали огнем. Ни разу в жизни

Касымов не брал чужого. Но место, где был позаимствован велосипед, четко отпечаталось в его памяти. И Ринат знал, что, когда все кончится, он непременно вернет велосипед хозяину…

У Касымова уже язык был на плече, когда он, наконец, добрался до припрятанного мотороллера. Теперь его место в кювете занял велосипед. А мотороллер, треща на всю степь, помчал Рината к родному дому.

Мать ахнула, увидев сына на пороге.

– Ну что тут у вас? – устало спросил Ринат. – Какие новости?

Новости были одна хуже другой.

Проходя по улице, Сергей-Мовлади увидел кучку местных жителей, что-то разглядывавших на стене дома.

– Эй, козлы! – заорал он. – Больше трех не собираться!..

Такого приказа Али-хан не отдавал. Но Сергей-Мовлади очень уж любил показать свою власть, которую ему давал болтавшийся на груди

“калашников”.

Люди расступились, и боевик чуть не лопнул от злости. Еще одна листовка! Три штуки он уже сорвал, бродя по улицам, и отнес командиру. Али-хан прочитал текст, полный оскорбительной ненависти к воинам ислама, и пожал плечами:

– Детские игры!

Ильяс отнесся к этому иначе.

– Надо бы найти этих шалунов, – прошипел он в ухо Сергею-Мовлади и добавил с яростью: – Шакалы!

Но как их найдешь? И времени на поиски не хватало, и были заботы поважнее. Письмо Али-хана, должно быть, уже дошло до адресата, и вскоре следовало ждать серьезных событий…

Сергей-Мовлади ногтем соскреб со стены очередную листовку, а когда обернулся, уже никого рядом не было.

Тем временем о листовках заговорил весь городок. Содержание своими словами пересказывали тем, кому не удалось их прочитать.

– Это что же за “Команда”, интересно? – спрашивали люди. – Кто такие?

А “Команда” снова собралась на прежнем месте. Куренной обвел взглядом ликующие лица ребят и сказал:

– Ну ладно. Это у нас клёво получилось. Но надо что-то покруче замутить. Давайте предложения.

Алик совершенно освоился с ролью теперь уже подпольного лидера и не играл, а жил в ней так естественно, что Марьяна Хромова поглядывала на него с живым интересом. Казалось бы, провинциальный диск-жокей, а вот поди ж ты!..

Никаких предложений, однако, не последовало. Все как в рот воды набрали.

– Ну что, тогда разбегаемся? – насмешливо спросил Алик. – Выходит, мы только на словах крутые?

– Мочить этих гадов надо! – угрюмо сказал Витек, сверкнув своим цыганским глазом.

– Голыми руками, что ли? – зло отозвался Тюменев. – Хоть бы финка была, блин!..

– А ты бы смог? – спросила Людка.

– Легко. Как нечего делать!

Людка не поверила, но все равно посмотрела на Андрюху с уважением.

– Сейчас другое главное, – рассудительно заговорила Хромова. -

Главное – нашим сообщить.

– Они и так скоро узнают, – сказала Чебурашка, которой обязательно надо было возразить ненавистной Марьяне.

– Засохни! – оборвал ее Алик. – Марьяна права!

– В чем права? В чем права-то? – визгливо закричала Чебурашка.

Она видела, что Алик с Марьяной сидят плечом к плечу, и смотреть на эту парочку было невыносимо.

– Закрой хлеборезку, кому сказали! – грубо одернул Чебурашку

Тюменев. – Смотрите, что эти суки учудили!..

Он сунул руку за пазуху, вытащил оттуда скомканный кусок материи, разложил его на земле, и все увидели выцветший российский триколор с грязными следами армейских ботинок.

– Что это? – испуганно спросила Сашка.

– Флаг наш, – ответил Андрюха. – Не узнала? Я его возле управы подобрал. Они его, падлы, сняли и свой зеленый повесили.