— Ишь ты, принеси, — буркнул Корин, разрезая кусок мяса. — Мало я приношу…

— Ты мно-о-о-го приносишь! Ты уже просто весь из сил выбился! — воспламенилась вдруг она. — Наносил, гляди-ка на него! Из всех углов выпадает! Только и ищешь, как бы глотку себе залить!.. Носит он!

— Ты что орешь-то? — спросил подполковник, поднимая хмурый взгляд. –

Ленку разбудишь.

— Ох, посмотрите на него! — Веруся выкатила немалую свою грудь, столь любимую подполковником в первые годы супружества, и уперла руки в боки. — Заботливый отец, а! Приходит — двух слов связать не может! Здрасьте вам — папулечка явился!

— Ну хватит! — рявкнул Корин, стукнув вилкой. — Ты что завелась? Мне по делу нужно было! Понимаешь русский язык?.. Это же Гулидзе! К нему как попадешь — насилу вырвешься…

— У тебя всех дел — водки нажраться, — заметила Веруся, несколько пригасая. — Какие у вас с ним общие дела могут быть? Что ты мне голову морочишь? Я что, не знаю, где Гулидзе служит?

— Говорю — по делу, значит — по делу… Потом, конечно, выпили по граммульке. Ты Шурика знаешь — от него сухим не уйдешь.

— То-то от него жена ушла… сухая! — хмыкнула она.

— Да ладно тебе. Вот расшумелась с утра пораньше… Ты же знаешь — военному человеку что важно? Военному человеку важно, чтобы тыл был закрыт! Ты, Верусечка, мой тыл! Вот им и занимайся. А что на передовой, какие там дела — тебя волновать не должно. На передовой свои командиры — разберутся. Ты, главное, тыл обеспечивай! Мы с тобой тогда, знаешь! — Он потряс кулаком, а потом обнял жену. — Мы тогда — Суворов! Кутузов! Всех, бляха, в лепешку расшибем! А?

— Болтун ты, Корин. И пьяница, — вздохнула Вера, упираясь кулаками в его грудь, но уже не враждебным, а почти ласковым движением. — Ну тебя!

На улице было свежо, и он с удовольствием чувствовал, как улетучиваются остатки вчерашнего дурмана. Хохотушка Валечка из канцелярии штаба, к которой набились в гости, раскрасневшись от рюмки-другой очищенной, оказалась вдруг необыкновенно весела и податлива; но, когда Корин начал подмигивать Гулидзе, чтобы он удалился по каким-нибудь важным делам, тот сделал вид, что не понимает. «Все он понимает, баран кавказский, — со злостью (однако со злостью дружеской — сопернической, а не вражеской) думал сейчас

Корин, вспоминая вчерашнее. Смеющееся, усатое и оскаленное лицо

Гулидзе скользило по деревьям бульвара и клочковатому бело-голубому небу. — Все он, козел такой, понимает!..» Короче, пока мерялись теми вещами, какими у мужиков от веку заведено меряться, пока балагурили да перемигивались (Валечка тоже все понимала и заливалась пуще; еще и пуговка у нее, у сучки такой, невзначай расстегнулась, да так ловко расстегнулась, позволив чуть не до сосков любоваться влажными полукружьями полной груди, что Корин стал сомневаться, стоит ли

Гулидзе выпихивать, — тут вроде пахло уж совсем жареным), заявился вдруг ее благоверный, здоровенный прапорщик, только с вертолета, потный, пыльный, злой и с полным подсумком сладкой желтой боярки — должно быть, для милой женушки. От водки отказался наотрез, а глядел

(в нарушение всяческой субординации) такими волчьими глазами, что комсостав немедленно нахлобучил фураги и через минуту уже с достоинством сыпался по ступеням крыльца. Отойдя метров на сорок, грохнули. «Хорошо еще, не застрелил!» — давился Гулидзе, утирая слезы. «При чем тут! Спасибо сказать должен! — пьяно хохотал Корин.

— Когда еще ее так раскочегарят!..»

Теперь он шагал по сухой и зеленой, но уже шуршащей палой листвой улице и невольно улыбался.

Однако подходя к воротам КПП Корин снова вспомнил историю с Касаевым

— затянувшуюся, опасную историю, на каждом повороте которой можно было свернуть шею (не только в переносном, но даже и в самом прямом смысле), — и настроение моментально испортилось.

Сегодня предстояло ее завершение… «Тьфу, бляха!» — с досадой подумал он, окончательно нахмурился и остановился, чтобы обозреть солдата Чекменева.

— Ну что вылупился? — недобро спросил Корин.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — отбухал находчивый

Чекменев. Он стоял у дверей с красной повязкой на рукаве, вытянулся при появлении командира, подворотничок имел совершенно чистый. А также ремень, затянутый на должную дырку.

Корин попусту поиграл желваками и спросил недовольно:

— Касаев в части?

— Так точно!

— Ко мне его! Да пусть не валандается…

— Есть не валандается! — весело отозвался Чекменев.

Корин хотел вроде еще что-то сказать, но только сморщился и пошел по выметенной дорожке к двухэтажному зданию штаба.

Начпрод дивизии капитан Мирзаев был на месте.

— Заходи, — буркнул Корин в приоткрытую дверь, твердо прошагал к себе, с грохотом развернул стул, придвинул чистую пепельницу (если дневальный забывал опростать, имел обыкновение высыпать окурки на пол, чтобы следить затем, как виновный вычищает пепел из щелей с помощью зубной щетки) и выдохнул первый утренний дым протяжным

«х-х-ха-а-а!».

Начпрод Мирзаев, пройдя кошачьей походкой в кабинет начальника, зама по тылу подполковника Корина, осторожно сел на краешек стула и сложил губы в несколько дураковатую улыбку.

— Значит, так, — сказал Корин, вновь глубоко затягиваясь. — Бензин я тебе дам. Но. Дело такое. Сам понимать должен, не маленький. Бензина в части дефицит.

Мирзаев скорбно поднял брови.

— А что случись? — строго спросил Корин. — Чем, бляха, воевать будем? Говном прикажешь заправляться?

Он возмущенно смотрел на Мирзаева. Мирзаев пригорюнился.

— Короче, возьмешь из второй роты десять человек под себя, — вздохнул Корин.

Мирзаев покачал головой и зацокал, сомневаясь:

— Цэ-цэ-цэ! Десять!

— На неделю, — жестко закончил подполковник.

Начпрод безнадежно повесил голову.

— Ну как хочешь! — рассердился Корин и безжалостно удавил окурок, прыснувший напоследок отчаянной струйкой синего дыма. — Бензин, бляха, есть бензин! Норма есть норма! Ты что ж думал? Если направо-налево раздавать, так что ж? Хочешь, чтоб в случае чего ни одна машина из части не вышла?! А воевать чем?! У нас тут не у тещи на блинах, сам знаешь! У нас тут обстановочка!..

Мирзаев, похоже, что-то просчитывал своей кудрявой смоляной головой.

— Товарищ подполковник, — тупо сказал он, — как я возьму из второй роты десять человек? Зачем мне десять человек на неделю? Мне десять человек на день нужно. Всего два вагона разгрузить. Один неполный вагон…

— Не знаю я твоих вагонов! — раздраженно буркнул Корин. — Мне бы со своими вагонами разобраться! Я знаю, что без бензина машина не заводится. Вот и решай…

— А до него дойдет? — спросил Мирзаев вполголоса и опасливо потыкал пальцем в потолок.

— Ну и что? Ну и дойдет. Тебе Кузьмин на вывод подписывать будет?

Подпишет, а там уж, бляха, не твоя забота. Знай утром выводи, а вечером в часть загоняй.

— Нет, конечно… один совсем неполный вагон, — пробормотал капитан, начиная между тем сладко, по своему восточному обыкновению, улыбаться. — Это пять человек неделю будут… правильно?.. а второй совсем полный вагон… Да, как раз десять человек мне и нужно, товарищ подполковник. Как раз. Точно десять. Как вы быстро посчитали! — умиленно кивал начпрод, отчего по его синим, утреннего бритья щекам скользили светлые блики. — Я теперь тоже посчитал…

Цэ-цэ-цэ!.. Как быстро считаете, чесслово!

Корин кивнул. Десять человек, работающие на прополке в хозяйстве

Акрама Дудочника, приносили ему поденную сороковку за каждую голову.

Как ни рассуди, а все же лучше что-нибудь полезное людям делать, чем на плацу попусту сапоги бить. Хоть какая копейка… Он вспомнил, как сразу после училища попал на нефтебазу под Иркутском. Приказ о ее ликвидации был уже подписан, бензин и соляру гнали налево составами, зелень таскали вещмешками. А он только зубами попусту клацал — двадцать лет, щенок, жизни не знал… Теперь знает, да что толку?

Теперь не расформированием нефтебазы приходится заниматься, а чертовой прополкой за гроши, будь она неладна. Да еще комдив косится. Хотя комдиву-то, казалось бы, какое дело?.. Одно время