– Слушай, Ален, – проникновенно произнес ой. – Мы с тобой вместе два года были. Я хоть раз так напивался, чтобы ничего не помнить?
Она задумчиво поводила пальцем по столу.
– Да нет вроде. Хотя, знаешь, люди со временем меняются.
Максим сделал глоток.
– Я мало изменился, – сказал он.
– Ну, почему же? Раньше, насколько я помню, ты в лесу не просыпался. Драк всегда избегал. А сейчас – прямо герой боевика. В пять утра к бывшей девушке являешься, окровавленный весь… Что же ты к маме не поехал?
«Вот мы и подошли к самому интересному, – подумал Максим. – Говорить, нет?»
– Я ее не помню, – рискнул он.
– Как это – не помнишь? – оторопела Алена.
– Да вот так. Я свое имя-то вспомнил только по пути сюда, в машине. И всю дорогу уверен был, что домой еду.
– А меня увидел и сразу узнал, так, что ли? – усмехнулась Алена. – Более слабого вранья никогда в жизни не слышала. Сказал бы сразу: соскучился, решил на жалость надавить.
– Ну и как, получилось?
– Что получилось? – не поняла она.
– Ну, на жалость?
Алена подняла на него глаза, и Максим внезапно вспомнил ее русую головку у себя на плече ранним утром. Птицы, поющие за окном, уютное теплое одеяло и ее сонное лицо. «Привет», – говорит она одними губами…
– Получилось, – выдернула его из воспоминаний Алена.
К горлу подкатил комок.
– Ну, а ты как? – торопливо спросил Максим.
– Я? – Она тряхнула головой. – Отлично. Вышла замуж, родила девочку, развелась. Сейчас главным бухгалтером работаю. В крупной-прекрупной фирме. А мама с Дашкой сидит.
– Вроде мама твоя на другом конце города живет.
– Так я к ней и езжу несколько раз в неделю. После работы. Вот такая у меня прекрасная жизнь.
– Понятно, – кивнул Максим. – А муж?
– Объелся груш, – ответила Алена, поднимаясь. – Ты чай допил?
– Нет еще.
– Так допивай, и спать пошли. Мне вставать уже через час надо. Ляжешь на диване. А когда уходить соберешься, просто дверь захлопнешь.
Горячее чувство благодарности захлестнуло Максима.
– Ален, – сказал он дрогнувшим голосом. – Ты просто ангел какой-то…
– А ты этого раньше не знал? – остановилась она в дверях кухни. – Или просто разглядеть не хотел?
– Хотел, но…
– Хватит, – перебила Алена. – Завтра поговорим. Ты все равно уже носом клюешь.
– Иду, – кивнул Максим и торопливыми глотками допил чай.
Поднялся. Его пошатывало. «Спать, – подумал он с наслаждением. – Спать…» На негнущихся ногах проследовал за Аленой. Диван уже был разложен.
– Ложись, – сказала она. – Только я тебя сразу предупреждаю, никаких…
А Максим уже спал. Неловко завалившись на постель, он уткнулся головой в подушку и тихонько засопел. Она подняла его ноги, накрыла пледом и секунду посидела рядом на корточках. Потом со вздохом поднялась.
– Спокойной ночи, Макс.
А он уже шел по Новому Арбату. Шел, выискивая глазами «мерседес» в сто сороковом кузове. Там, в машине, его ждал Тарас Петровский и возможное спасение.
3.
Петровский оказался приятным полноватым мужчиной лет сорока. Из-под густых бровей пристально смотрели большие серьезные глаза. Широкий нос, строгие губы, намечающийся двойной подбородок… Словом, внешность располагающая, как показалось Максиму.
Он устроился на пассажирском сиденье и покосился через плечо на двух типов, расположившихся сзади. На первый взгляд уж слишком внушительно они выглядели для химиков-профессионалов.
Тарас перехватил его взгляд.
– Это мои ребятки, – пояснил он. – Ничего не видят, ничего не слышат. Можешь говорить что угодно.
– Я думал, вы один будете, – пробормотал Максим.
Тарас усмехнулся.
– Видишь ли, – ответил он, – теперь с тобой опасно просто так общаться. Слухами земля полнится, понимаешь?
У Максима все похолодело внутри.
– Уже? – пробормотал он, нащупывая в кармане сигареты.
– А ты, собственно, что предполагал? Наконец Максим нашел пачку и щелкнул зажигалкой. Его била мелкая неприятная дрожь. «Проклятый, – подумал он. – Всего один день, а уже проклятый».
– Но вы-то не из наших, – сказал он Тарасу. – У вас же охранная контора.
– Ты популярная личность, – пожал плечами Тарас. – Отличный специалист. Мы наблюдаем за такими.
– Химиками?
– Не только. Есть множество хороших профессий. И знаешь, если бы ты не позвонил мне сегодня, завтра я бы с тобой сам связался. Обязательно. Мы обычно помогаем людям в твоей ситуации.
– Кто «мы»?
– Мы, – повторил Тарас и выпустил колечко дыма. Курил он ее умело и с явным удовольствием, – Клуб альтруистов. Знаешь, кто это – альтруисты?
– Знаю, – кивнул Максим. – Обижаете.
– Ну, почему же, – пожал плечами Петровский и кивнул на заднее сиденье. – Они вот не знают.
Сзади недовольно заворочались, но комментариев не последовало.
– Ненавижу модные словечки, но придется сказать, – начал Максим. – Меня банально подставили. Я хотел завязать с производством этой дряни, когда все узнал. Привыкание с третьей дозы. Представляете? И я это разработал. Своими собственными руками. Мы занимались обезболивающим для безнадежных больных. Я задумывал «Сигму» как лекарство. А когда узнал, как его стали применять, решил прекратить. И меня сдали. Предали собственные друзья.
– Хм… – сказал Тарас после паузы. – Как-то слишком много «я» и «меня», тебе не кажется?
– В смысле?
– Успокойся.
– Не могу, – помотал головой Максим. – Вторые сутки – не могу.
– Но ведь тебе еще ничего не объявили.
– А вы в курсе событий? – удивился Максим.
– Разумеется. Только не спрашивай, как, ладно? Ты что думаешь?
– Думаю, завтра позвонят. Договоримся о встрече. – Максим судорожно вздохнул. – И на ней меня убьют.
Тарас одобрительно кивнул.
– Ты – сильный парень. Так спокойно говоришь о собственной смерти… Но ты прав. Им тебя убрать необходимо, – произнес он, глядя на дорогу, так просто и буднично, что Максим понял: правда. Завтра, послезавтра, максимум – неделя, и он, Дронов, перестанет существовать. Несмотря на страх, он до сих пор не верил, что это возможно – раз, и все. А теперь… Это не сон. Это на самом деле происходит с ним, любимым и обожаемым, в общем-то совсем неплохим парнем, идиотом, вляпавшимся в дерьмо.
Максим закашлялся, подавившись дымом. Тарас посмотрел на него.
– В милицию идти глупо, – сказал он. – Ты это понимаешь?
– Да, – откашлявшись, кивнул Максим. Глаза слезились – то ли от кашля, то ли от жалости к самому себе. – Что же мне делать?
Тарас вынул трубку и задумчиво повертел ее в руках.
– Просто выжить. Если они будут уверены в твоей смерти, искать не станут. Мы тебе сменим фамилию, имя, можно даже лицо поменять.
– И как же мне выжить?
– А так, – сказал Тарас и вдруг повернулся к Максиму всем корпусом. – Пойми, другого варианта нет. Если за тебя кто-нибудь подпишется, будет война. За тебя никто не встанет, поверь. Остается два выхода: либо бежать, либо принять мое предложение.
– Куда же мне бежать? Без работы, без денег… Я из Москвы за всю жизнь два раза выезжал, да и то в Анапу, с родителями. Нет, бежать мне некуда.
– Значит, не беги, – пожал Тарас плечами.
– Но как тогда?…
– Как выжить? Пойти на встречу, получить обещанную пулю в лоб и воскреснуть. А потом начать новую жизнь.
– Я что, похож на Маклауда?
– Тебя невозможно будет убить обычными, человеческими методами, – произнес Тарас так, что Максим почему-то ему поверил.
– Что я должен сделать? – после паузы спросил он.
– Прежде всего – пообещать, что когда все кончится, ты станешь работать на меня, – сказал Тарас и вдруг рассмеялся. Максим недоуменно на него посмотрел. – Извини, – оборвал Петровский сам себя, – просто, когда я произношу эту фразу, многие начинают странно на меня коситься. Ну, знаешь, всякая чушь. Приходит человек в критический жизненный момент и предлагает панацею в обмен на преданность. Выглядит, будто я души приобретаю, нет?