Максим рухнул на землю. Боль пронзила изувеченное тело. Хруст костей. Сила, сбросившая его с крыши, не отпускала. Его рывком перевернуло на спину, приподняло и посадило. Он уже не мог кричать, давился, захлебывался кровью…

В следующий миг Максим увидел неестественно заломленную правую ногу и вздыбленный обломок кости, прорвавший штанину брюк. Ощутил вонзившиеся в тело сучья и рассмотрел вспоротый левый бок. И почувствовал, как из окровавленного предплечья толчками выплескивается его жизнь.

Потом сила подняла его голову. Сквозь туман Максим увидел невозмутимого Тараса, сидящего рядом на корточках.

– Что случилось? – прохрипел Максим, но у него получилось какое-то странное горловое бульканье.

– Н-да, – произнес Тарас, – герой спекся. А все туда же, старших учить. – Он поднялся и брезгливо отер о штанину руку, вымазанную в крови. – Ты полежи тут, приди в себя. Потом зайдешь в дом, поговорим.

Максим потерял сознание.

Сквозь листву светило осеннее солнце, а по щеке кто-то полз. Максим открыл глаза и сел, брезгливо стряхнув маленького жучка. Он лежал на куче сбитых при падении веток и листьев, а до крыльца дома было рукой подать.

Он провел рукой по лицу. Исцарапанные пальцы были сплошь в засохшей крови. Со страхом ожидая боли, Максим поднялся на ноги.

Ничего.

Отряхнулся, вновь готовый с перекошенным лицом рухнуть в траву, но вместо этого, осторожно ступая, словно во сне, пошел к дому. Он только что рухнул с крыши, переломал себе все кости и потерял много крови. Но Максим не верил. Боли не было. Был только один вопрос. Кто он теперь?

Максим поднялся на крыльцо и открыл дверь. В прихожей снял обувь и прислушался. В гостиной кто-то тихо разговаривал. Он различил бархатный бас Тараса и незнакомый мужской голос.

Первое, что он увидел, было перекошенное лицо незнакомого молодого человека. Вначале на нем проступил ужас, потом растерянность и, наконец, отвращение. А дар речи у него, похоже, пропал.

– Э-э… Та… – попытался выдавить незнакомец.

Тарас сидел левее, спиной к двери, в кресле. Между ним и молодым стоял низкий столик, заваленный ворохом бумаг.

– Присядь на диван, Максим, – не оборачиваясь, произнес Петровский. – Подожди секунду, поговорим. Ты позвонишь мне вечером, Антон?

Тот, которого звали Антоном, очевидно, пребывал в шоке. Он запоздало кивнул и, приподнявшись, стал лихорадочно собирать бумаги в портфель. Взгляд его не отрывался от Максима, словно он боялся, что ужасное существо, отдаленно напоминающее человека, сейчас бросится вперед и не даст ему уйти.

– Твой будущий сотрудник. Перспективный молодой химик, – сказал Тарас.

Молодой замер.

– Знакомьтесь: Максим Дронов, Антон Тополев.

Антон посмотрел на вошедшего невидящими глазами, кивнул и поспешно ретировался. Через черный ход, кстати. Тарас откинулся на спинку и рассмеялся.

– Он ненормальный? – робко спросил Максим.

Тарас повернулся в кресле и хмыкнул.

– А ты иди сам на себя посмотри, – сказал он, указывая пальцем на большое зеркало.

Максим подошел, шаркая разорванной штаниной.

Вид его, перспективного молодого химика, был ужасен. И хотя Максим, как и Тарас, знал, что под разорванной одеждой и запекшейся кровью скрывается абсолютно целое здоровое тело, картина открывалась потрясающая. Он представил ощущения Тополева, и ему стало стыдно.

– Так, – продолжал Петровский. – Душевая дальше по коридору. Одежду сложи в кучу, выбросим позже. Я принесу тебе что-нибудь из моего. Потом съездим, купим что-нибудь.

– Скажите, – произнес Максим, словно не слыша, – я сплю?

Он поднял и покрутил, рассматривая, руки. Потом провел по разорванной, задубевшей от спекшейся крови штанине.

– Я же помню… Боль… Адская боль… Перелом ноги… Бок… – Он поднял голову. – Это была галлюцинация? А дерево? Я видел, когда очнулся, оно действительно сломано. Что происходит, Тарас? Я схожу с ума?

– Ты не человек больше, Макс, – объяснил Петровский. – По-моему, я тебе доказал это. Тебя невозможно убить обычными методами. Тебе не нужно ничего. Только твое тело. Разве это не решение проблем?

– Решение… – пробормотал Максим, не в силах оторваться от зеркала. – Вы сказали, что бессмертия не бывает. Так как теперь меня можно убить?

– А вот об этом мы поговорим попозже, – весело произнес Тарас. – Добро пожаловать к нам в контору. Считай это первым рабочим днем. Да, кстати, в офисе называй меня, будь добр, Тарас Васильевич. А то неудобно как-то, я такой уважаемый дядька…

Максим снова посмотрел на себя в зеркало.

«Невозможно, – сказал он себе. – Меня больше невозможно просто убить…»

– Ох! – вскрикнул Максим, приходя в себя. Вся рука и вся ванна были в крови.

Кто-то стучал в дверь.

– Открой сейчас же! – кричала Алена с той стороны. – Ты что, заснул там?

А Максим все еще падал с шестого этажа.

Встряхнулся. Быстро сунул руку под кран, съежившись в ожидании боли. Но боли не было. Рука была в полном порядке. Как и все тело во сне, после ужасного падения. Он открыл рот, рассматривая запястье.

– Максим!

– Я сейчас, Ален, – торопливо ответил он. – Заснул немного, извини.

– Свалился ты на мою голову, – пробурчала она и, судя по звуку шагов, удалилась на кухню.

Максим перевел дух. Посмотрел на руку. Несколько раз сжал пальцы. Лицо расплылось в улыбке. «Ну, что же, – подумал он. – Здравствуй, мир бессмертных!» Быстро сполоснул ванну. Умылся перед зеркалом. Причесался. Оставаться у Алены или ехать домой? Максим задумался. Дома увидеть маму. Созвониться с Тарасом. Понять, что происходит. Его затрясло, как в лихорадке.

«Меня убили! Меня же убили!…» Больно… Как же больно, господи! Удар в грудь, перехватывает дыхание… Что-то красное перед глазами… Кровь, это кровь! Руки, чьи это руки? Как темно… Опять удар, снова. Ребра обжигает огнем. Голова гудит. Почти ничего не слышно, кроме бухающих ударов сердца…

– Отойдите, – говорит кто-то рядом.

Ослепительная вспышка перед глазами. Удар, взрыв в голове… Что-то твердое. Удары сердца смолкают, становятся тише и тише. Потом наступает безмолвие. Угольно-черная темнота медленно наползает со всех сторон. Чьи-то ноги в ботинках около глаз.

Он встряхнул головой, прогоняя кошмар.

«Семен! Как же я тебя ненавижу! Никому не позволю больше пытаться меня убить…»

И вдруг в нем проснулся другой Максим. Тот, которого похоронили в Битцевском парке. Он был хладнокровен, уравновешен и мудр. Другой Максим сам хотел стать убийцей.

– Нам не нужен никто, – сказал он холодно. – Ни Петровский, ни мама, ни уж тем более Алена. Хватит прятаться от проблем. Взгляни на себя. Реакция, сила, регенерация… Ты сам смертоносная машина, парень. Ты можешь любого стереть в порошок голыми руками. Стоит только отвлечься от дешевой морали. Не убий? Что за философия такая? Когда это придумали? Мы с тобой больше не станем подставлять для удара вторую щеку. Пора закончить историю с институтским приятелем, парень. Пора заглянуть Семену в трусливые глаза.

– А Тарас? – издал жалобный стон Максим.

– Вспомни!

– Что вспомнить? Я не могу!

– Вспомни! – крикнул на него другой, восставший из небытия. – Вспоминай! Тот день, ту ночь, когда тебя убивали…

Косой дождь барабанил по лобовому стеклу, оставляя разводы, которые сбивали судорожно дергающиеся дворники. Небеса сегодня разверзлись или природа заранее оплакивала приговоренного к смерти?

Тарас покосился на Максима, вздохнул и вытащил что-то из кармана плаща.

– На, – сказал он, протягивая ему тонкую стальную фляжку, – расслабься.

Максим принял ее с благодарностью. Тополев, сидевший на заднем сиденье, несколько секунд с сочувствием наблюдал, как он трясущимися руками пытается отвинтить колпачок, потом без объяснений отобрал флягу, открыл сам и вернул обратно.