— Что уставились на меня? — Человек в берете поскреб черную щетину на щеке. — Не успел побриться, извините, — осклабился он. — Работы много, не успеваю…

— Где-то я вас видел, — сказал Ур, вцепившись в койку, повалившуюся набок. — В Диего-Суаресе вы, случайно, не дрались с грузчиками в порту?

— Может, и дрался, — добродушно ответил тот. — У вас коробочка, извиняюсь, в заднем кармане была, верно? Не успел я в тот раз коробочку выудить. Ну, допили водичку? Кончайте, я бутылку заберу.

Ур запрокинул голову, глотнул еще раза два. Плохи дела, подумал он. В одном только повезло — в том, что блокнот остался на «Дидоне», не попал в руки к этим людям. Он уже догадывался, кто затеял охоту на него…

— В газете однажды, — продолжал черный берет, — я вычитал про быков доктора Дельгадо, которые по радио управляются. Вот и у вас коробочка всегда была при себе, чтобы людям башку дурить. Не скажете, где коробочка? Мы ведь хорошо посмотрели — нету ее у вас…

— А на Гранд-Коморе, в лесу, вы тоже были?

— Может, и был, — охотно согласился берет. — Ну, кончайте, господин хороший, я не нанятой разговоры разговаривать…

— Я вас не держу. Идите.

— Бутылочку позвольте назад. Кто вас знает, может, вы мастер бутылкой драться. Ох, и сильны же вы! — добавил он с уважением. — Джимми до сих пор кровью харкает, после того как вы его ногой в живот угостили. А Конрад… — Он обернулся к рослому малому, стоявшему у двери. — Что, Конрад, болит?

Малый потрогал повязку на лбу и невнятно выругался.

Судно резко накренилось и обрушилось в пропасть. Ур не удержался, его бросило прямо на человека в берете.

— Эй, вы что? — крикнул тот, отскочив; глаза у него побелели. Держаться надо…

А рослый малый наставил пистолет необычного вида и сказал на плохом французском:

— Опять хотел ампула в брюхо?

— Давайте бутылку, — мрачно сказал черный берет. — Сколько можно сосать?

— Сейчас допью. Со мной был юноша — где он?

— Парень жив и здоров, укачался только маленько.

— Вот ваша бутылка. Идите и скажите своему хозяину, что мне нужно с ним поговорить. Да побыстрее.

Оставшись один, Ур выловил свои ботинки, разъезжавшие по каюте, и обулся. Заглянул в шкафчик — там висели его пальто и шапка. Ладно. Надо собраться с мыслями.

Значит, так: Франсуа, судя по их словам, на борту траулера. Как бы с ним связаться? Это первая задача. Вторая — узнать, куда идет траулер. Ну, а дальше?..

«Они меня боятся, — подумал Ур, вспомнив, как отскочил от него человек в берете. — Ну, хорошо, они боятся — что же дальше?» Без блокнота он не сможет одолеть их, не сможет вызвать лодку… Если бы Нонна догадалась взять блокнот… На это нечего рассчитывать: она вывихнула ногу, она страдает от боли… и от того, что он, Ур, исчез неведомо куда…

Он ударил кулаком себя по лбу. Сам, сам во всем виноват. Не надо было снова влезать в их дела, не надо было оттягивать возвращение… Тут он вспомнил, что сегодня истекает срок и будет вызов… вызов, на который он не сможет ответить…

Ур вскочил с койки и тут же полетел кубарем по вздыбившейся палубе. На четвереньках он добрался до двери и забарабанил по ней.

— Откройте! — кричал он. — Выпустите меня! Чего вам от меня надо?..

Никто ему не ответил. Только протяжные обвалы воды доносились из-за двери. Ур растянулся на палубе, устланной жалким вытоптанным ковриком, и закрыл глаза.

Сколько времени он пролежал так, не сопротивляясь отчаянию и качке? Он не знал, не хотел знать. Но вдруг он услышал звук вставляемого в скважину ключа. Вмиг Ур поднялся на ноги. Лицо его было страшным. Он сделал шаг к двери…

Гуго Себастиан вошел в каюту. В глазах его мелькнул испуг, он выхватил из кармана пистолет, похожий на стетоскоп. Ур опомнился. Нет, так нельзя… грубой силой их не взять…

— Я так и думал, Себастиан, — сказал он, овладев собой. — Так я и думал, что это вы подстерегаете меня по всему океану. Какого черта вам от меня надо?

Себастиан переложил пистолет из правой руки в левую и быстро перекрестился. Он был в кожаной куртке на белом меху. Желтые глаза смотрели настороженно из-под кустиков бровей.

— Вы напугали меня, Уриэль, — сказал он. — Я не одарен от природы такой могучей силой, как вы, и поэтому вынужден принять эту меру самозащиты. Вы не должны думать, что я собираюсь причинить вам вред: это всего лишь снотворное средство в растворимой ампуле…

— Я с ним уже познакомился. Чего вам от меня надо? Куда вы меня везете?

— Понимаю ваше раздражение, Уриэль. И если вы сядете по ту сторону стола…

— Уберите пистолет. У меня сильное искушение свернуть вам шею, но я этого не сделаю. — Ур сел на койку. — Ну? Отвечайте.

Себастиан сунул пистолет в карман и сел на привинченный к палубе табурет по другую сторону стола.

— Я бы предпочел, чтобы вы разговаривали вежливее, — сказал он, — но понимаю, что у вас есть основания гневаться. Меня утешает только надежда на то, что вы поймете, что я действую в ваших же интересах.

— В моих интересах? Что это значит?

— Уриэль, мне известны ваши планы. Ну, может быть, не детально, но известны. Поверьте, я вам друг, и я хочу самым серьезным образом вас предостеречь: вы собираетесь внести в мир огромную смуту. Вы хотите дать человечеству даровую энергию, но это обернется бедой для великого множества людей, которые потеряют привычную работу. Они станут нищими и будут проклинать ваше имя.

— То есть как?

— А куда вы денете гигантскую армию нефтяников, шахтеров, теплотехников, рабочих электростанций?

— Рабочие электростанций останутся, им только придется немного переучиться. А горняки… ну что ж, вместо тяжелой работы на нефтяных промыслах и шахтах надо им предоставить другую…

— Вы удивительно наивны, друг мой, — усмехнулся Себастиан. — Но это естественно в вашем положении. Ваш предшественник тоже был идеалистом и поплатился за это…

— Вы опять о Христе? Не хочу слушать.

— Но я отвечаю на ваши вопросы. Уриэль.

— Меня зовут Урнангу.

— Как вам будет угодно. Разрешите продолжать. Если вы действительно озабочены, Урну… Урунгу… если вы на самом деле, а не на словах хотите сделать человека счастливым и обеспечить ему достойное существование, то у вас просто нет иного способа, чем тот, который я вам предлагаю. Вы возглавите очистительное движение, какого еще не видел мир. Не имеет значения имя, полученное вами при рождении. Весь мир знает, что вы пришли из космоса, и только этот факт имеет значение. Ваше пришествие. Пришествие, которого уже отчаялось дождаться человечество. Не в имени дело, но имя может быть только одно, потому что только эта традиция способна сплотить все человечество. Традиция имеет необычайно крепкие корни в человеческих сердцах. Я знаю, что даже многие атеисты не отрицают возможности вознесения Христа: разве полностью исключено, что его могли прихватить с собой инопланетные космонавты? И разве исключено то, что он мог бы возвратиться на Землю благодаря релятивистскому эффекту, спустя тысячелетия? Библейское сказание о Енохе, живым взятом на небо, вполне вяжется с этой версией…

— Хватит, Себастиан. Ни слова больше о Библии. Отвечайте без уверток: куда вы меня везете и что собираетесь делать?

— Хорошо, пусть будет в открытую… У меня все подготовлено, Ургунду. Сразу по прибытии в Кейптаун состоится пресс-конференция. Будут видные журналисты и другие влиятельные лица, сочувствующие движению неоадвентизма. От вас ничего не потребуется — только ваше присутствие. Я оглашу текст заявления, с которым вы можете сейчас ознакомиться…

Он сунул руку за пазуху.

— С какой скоростью идет траулер?

Себастиан пристально взглянул на Ура.

— Зачем вам это? Учтите, что здесь не выйдет ваша одеронская проделка. Мы в открытом море…

— Я хочу знать, когда мы доберемся до Кейптауна. Ну? Десять узлов? Пятнадцать?

— Двенадцать. Если шторм не разыграется сильнее, завтра к вечеру мы придем в Кейптаун. Текст заявления пойдет в газеты и на радио. Телевидение тоже подготовлено. Весть о втором пришествии облетит христианский мир в считанные минуты…