И вот мы направились в его кабинет, где находились Мухаммед и Хамет, любезно поприветствовавшие посла, удостоившись в свою очередь холодного кивка с его стороны. Ну и самовлюбленный педант он был, этот посол! Затем я стал излагать предложения Акбара.

Как сейчас вижу их перед собой: Макнотен сидит в плетеном кресле, скрестив ноги и соединив пальцы рук, и глядит в потолок. Два безмолвных афганца не отрывают от него глаз. И высокий, статный Макензи. Он стоит, прислонившись к стене, попыхивает чирутой и наблюдает за афганцами. Пока я держал речь никто не произнес ни слова и не шевельнулся. Я даже засомневался, понял ли Макнотен о чем речь, поскольку на лице его не дрогнул ни единый мускул. Выслушав меня, он помолчал с минуту, медленно снял пенсне и принялся протирать его. Потом невозмутимо сказал:

— Очень интересно. Нам следует обдумать слова сирдара Акбара. Его послание очень важно и значимо, и ответ на него, естественно, не может быть дан поспешно. Сию секунду я могу заявить только одно: как посол Королевы, я отказываюсь понимать намеки насчет предложения устроить бойню вокруг головы Аменулы-хана. Это отвратительно. — Он повернулся к афганцам. — Вы, должно быть, устали, господа, поэтому не смею задерживать вас долее. Завтра мы продолжим разговор.

Вечер только начинался, поэтому Макнотен явно преувеличивал, но оба афганца, похоже постигли язык дипломатии — они торжественно поклонились и вышли. Посол подождал, когда дверь за ними закроется, и вскочил.

— Спасены в последний миг! — вскричал он. — Разделяй и властвуй! Макензи, именно об этом я и мечтал. — Его бледное, осунувшееся лицо теперь буквально светилось от радости. — Я знал, знал, что эти люди неспособны доверять друг другу. И оказался прав!

— Считаете, стоит принять предложение? — сказал Макензи, глядя на свою сигару.

— Принять? Конечно, я приму его. Это же шанс, данный нам провидением. Восемь месяцев! Каково? За это время много воды утечет: может, мы и вовсе не покинем Афганистан, а если и покинем, то с почетом. — Потирая руки, посол уселся за свой стол, заваленный бумагами. — Это способно оживить даже нашего старого друга Эльфинстона, не так ли, Макензи?

— Мне это не нравится, — говорит Макензи. — Полагаю, здесь кроется ловушка.

— Ловушка? — Макнотен изумленно посмотрел на него. Потом рассмеялся, резко и хрипло. — Ого, ловушка! Позвольте мне самому решать. Доверьтесь мне!

— Мне это ни капельки не нравится, — опять заявляет Макензи.

— Но почему, скажите на милость? Скажите, почему. Разве это не логично? Акбар становится королем горы, отделываясь от своих врагов — дуррани. Да, он использует нас, но это к нашей же собственной выгоде.

— Здесь есть слабое звено, — говорит Мак. — Он никогда не станет служить визиром у Шуджи. Уж здесь-то он точно лжет.

— Ну и что из того. Вот что я вам скажу, Макензи: ни малейшего значения не имеет, кто будет править в Кабуле — он или Шуджа, но нам это на руку. Позвольте им драться между собой, как они этого хотят — мы сделаемся от этого только сильнее.

— Нельзя доверять Акбару, — начал было снова Мак, но Макнотен зашикал на него.

— Вам незнакомо первое правило политика: если человек преследует собственные интересы, ему можно доверять. Акбар стремится заполучить единоличную власть среди своего народа — кто осудит его за это? И позвольте сказать вам — вы заблуждаетесь насчет Акбар-хана: во время наших встреч он произвел на меня гораздо лучшее впечатление, чем все прочие афганцы. Мне он кажется человеком слова.

— Не исключено, что дуррани могут сказать о нем то же самое, — вставил я, и тут же удостоился ледяного взгляда сквозь линзы пенсне. Но Макензи поддержал меня, спросив, что я имею в виду.

— Я не стал бы доверять Акбару, — говорю я. — Понимаете, мне он симпатичен, но он что-то скрывает.

— Флэшмен, наверное, получше нас знает этого человека, — промолвил Мак.

И тут Макнотен взорвался.

— Опомнитесь, капитан Макензи! Я убежден в своей правоте, ясно вам или нет? Даже вопреки мнению такого выдающегося дипломата, как мистер Флэшмен. — Он фыркнул и снова сел за стол. — Хотелось бы услышать, какие выгоды получит Акбар-хан, предав нас? Какой еще смысл может таиться в его предложениях? Ну, может скажете мне?

Мак затушил чируту.

— Если бы я мог сказать вам, сэр… Если бы я ясно видел, в чем подвох — то был бы самым счастливым человеком. Имея дело с афганцами я не берусь ничего предугадать, и это беспокоит меня.

— Идиотская философия! — отрезал Макнотен, давая понять, что не намерен больше ничего слушать. Было ясно, что он клюнул на предложение Акбара. На следующее утро он вызвал Мухаммеда и Хамета, и они оформили письменное соглашение, которое и отвезли Акбар-хану. Полагаю, это было весьма глупо, поскольку документ стал неопровержимым свидетельством участия Макнотена в деле, которое в конечном счете нельзя охарактеризовать иначе, как предательство. Некоторые из советников посла пытались отговорить его, но он уперся.

— Отчаяние ломает человека, — сказал мне потом Макензи. — Предложение Акбара подоспело как раз в тот момент, когда Макнотен потерял последнюю надежду, и готов бы удирать из Кабула, поджав хвост. Ему хочется верить, что послание Акбара суть знак свыше. Не знаю как вы, юноша, но отправляясь завтра на встречу с Акбаром, я заряжу свои пистолеты.

Я и так чувствовал себя не в своей тарелке, и вид Эльфи-бея, когда Макнотен повел меня к нему вечером, не внушил мне оптимизма. Старикан лежал на кушетке на веранде, а одна из гарнизонных дам — не помню, кто именно, — читала ему вслух Писание. Ничто не могло обрадовать его так, как мое появление, он буквально рассыпался в похвалах моим подвигам, но сам, облаченный в ночной колпак и сорочку, выглядел таким старым и изможденным. «Бог мой, — подумал я, — на что мы можем рассчитывать, имя такого командира?»

Макнотен не стал много разглагольствовать, поскольку, услышав про план Акбара, Эльфи, словно в воду глядя, спросил его, нет ли здесь измены.

— Ничуть, — отвечает Макнотен. — Прошу вас срочно и без лишней огласки привести в готовность два полка и две пушки для захвата форта Мохаммеда во время завтрашней встречи с сирдаром Акбаром. Остальное предоставьте мне.

Эльфи не вдохновила эта идея.

— Все так расплывчато, — поеживаясь, сказал он. — Полагаю, им нельзя доверять. Здесь какая-то ловушка, как пить дать.

— О, мой бог! — возопил Макнотен. — Если вы так думаете, то давайте двинемся вперед и сразимся с ними. Уверен, что победа будет за нами.

— Но я не могу, дорогой сэр Уильям, — отвечает старина Эльфи, и его дрожащий голос звучал так патетически! — На войска нельзя полагаться, вы же знаете.

— В таком случает нам не остается ничего иного, как принять предложение сирдара.

Эльфи продолжал бурчать, а Макнотен едва не пританцовывал от нетерпения.

— Я лучше разбираюсь в таких вещах, нежели вы, — отрезал он наконец, и стремительно покинул веранду.

Эльфи пришел в большое расстройство и принялся стенать по поводу печального состояния дел и отсутствия согласия.

— Полагаю, он прав, или хотя бы надеюсь на это. Но будьте начеку, Флэшмен, всем вам надо быть начеку.

После встречи с ним и Макнотеном я чувствовал себя подавленным, но вечер поднял мне настроение. Отправившись в дом леди Сэйл, где собрались почти все офицеры гарнизона с женами, я обнаружил, что меня там принимают за настоящего героя. Макензи рассказал мою историю, и мой приход вызвал фурор. Даже леди Сэйл, этот ядовитый дракон в юбке с языком острым, как ятаган, и та была сама любезность.

— Капитан Макензи рассказал нам удивительную историю о ваших приключениях, — заявила она. — Вы должно быть, так устали: присаживайтесь здесь, рядом со мной.

Я, разумеется, попытался сказать, что все это пустяки, но мне посоветовали прикусить язык.

— Нам тут особенно нечем похвастать, — продолжает леди Сэйл, — так что позвольте воспользоваться тем, что есть. Вы, по крайней мере, проявили храбрость и здравый смысл, которыми не могут похвастаться многие из старших по званию.