– Фрэнсис Кортни, – громко сказал ван де Вельде. – Встаньте!

Сэр Фрэнсис откинул голову, убрав седеющие волосы с глаз. Он высвободился из рук стражников и встал без посторонней помощи. С высоко поднятой головой прошел он к возвышению, разорванная рубашка хлопала у него на спине. Следы от ударов трости начали подсыхать, образуя черные струпья.

– Фрэнсис Кортни, я уверен, вы не случайно носите имя знаменитейшего пирата, разбойника Фрэнсиса Дрейка.

– Я имею честь зваться именем знаменитого мореплавателя, – негромко сказал сэр Фрэнсис.

– Тогда я имею еще большую честь произнести ваш приговор. Я приговариваю вас к смерти.

Ван де Вельде ждал проявления каких-нибудь чувств со стороны сэра Фрэнсиса, но тот бесстрастно и молча смотрел на него. Наконец губернатор вынужден был продолжить.

– Повторяю, я приговариваю вас к смерти, но вы сами можете выбрать казнь. – Внезапно и неожиданно он громко расхохотался. – Не много негодяев вашего калибра пользовались столь благожелательным и снисходительным отношением.

– С вашего разрешения, я воздержусь от выражения благодарности, пока не выслушаю ваше предложение до конца, – ответил сэр Фрэнсис, и Ван де Вельде перестал смеяться.

– До сих пор возвращен не весь груз с «Стандвастигейд». Не хватает самой ценной его части, и я не сомневаюсь, что вы сумели его спрятать до того, как были захвачены войсками достопочтенной Компании. Готовы ли вы открыть офицерам Компании, где спрятаны сокровища? В таком случае вас обезглавят.

– Мне нечего рассказать вам, – равнодушно сказал сэр Фрэнсис.

– Тогда, боюсь, те же вопросы вам задаст в особых условиях наш палач. – Ван де Вельде звучно почмокал губами, как будто последние слова показались ему очень вкусными. – Если ответите полно и без утайки, топор палача положит конец вашим страданиям. Заупрямитесь – допрос продолжат. Но все время выбор будет оставаться за вами.

– Ваше превосходительство – образец милосердия, – сэр Фрэнсис поклонился, – но я не могу ответить на ваш вопрос, потому что ничего не знаю о грузе, о котором вы говорите.

– Тогда да смилостивится над вашей душой всемогущий Господь, – сказал Ван де Вельде и повернулся к сержанту Мансееру. – Уведите осужденного и передайте в руки государственного палача.

Хэл балансировал на высоких лесах у неоконченной западной стены замка. Шел только второй день каторжных работ, которым предстояло продолжаться всю его оставшуюся жизнь, а он уже натер ладони и плечи веревками и грубым необработанным камнем. Хэл раздавил кончик одного пальца, и ноготь приобрел цвет зрелого винограда. Каждый каменный блок весом в тонну или больше приходилось поднимать на леса из бамбуковых стволов вручную.

В команде осужденных работали также Большой Дэниел и Нед Тайлер, хотя оба еще не вполне оправились от ран. Они были одеты только в парусиновые юбочки, и их раны всем были видны.

В груди Дэниела оставила глубокое темное углубление мушкетная пуля, а на спине, где ее разрезал Хэл, словно лев оставил след своих когтей. От усилий корка на ранах лопнула, и из них сочилась окрашенная кровью лимфа.

Бедро Неда красной лианой обвивала сабельная рана, и, поднимаясь на леса, он тяжело хромал. После плавания на рабской палубе «Чайки» ни у одного пленного не оставалось и унции жира. Они были поджары, как охотничьи псы, и под загоревшей на солнце кожей ясно проступали упругие мышцы и кости.

Хотя солнце по-прежнему светило ярко, зимний северо-западный ветер как будто натирал кожу пленников наждаком. Они дружно тянули за концы манильских тросов, леса под их ногами скрипели и шатались, скрипели шкивы, и тяжелые каменные блоки приподнимались с телег далеко внизу и начинали опасный подъем вверх.

Накануне леса у южного бастиона рухнули под тяжестью камней, и трое осужденных упали вниз и разбились насмерть. Хьюго Барнард, надсмотрщик, стоя над раздавленными трупами, пробормотал:

– Три пташки одним камнем. Следующего неосторожного ублюдка, который убьет себя, я перед смертью изобью до смерти, – и расхохотался собственной мрачной шутке.

Дэниел обернул тросом здоровое плечо и уперся, а остальные схватили раскачивающийся камень и втащили его наверх. Следуя указаниям голландского каменщика в кожаном переднике, все вместе они уложили камень в брешь в стене.

Камень лег на место, и все остановились, чтобы перевести дух; каждая клеточка их тел болела и дрожала от усилий, но отдыхать было некогда. Снизу, со двора, Хьюго Барнард уже кричал:

– Спускайте тележку. Быстрей, или я поднимусь и познакомлю вас со своим убеждалой.

И он щелкнул кожаной плеткой с узлами.

Дэниел посмотрел с лесов вниз. Неожиданно он застыл и через плечо оглянулся на Хэла.

– Там Аболи и другие парни.

Хэл подошел к нему и посмотрел вниз. Из дверей темницы выходила небольшая процессия. На зимнее солнце вывели четверых чернокожих моряков. На них были легкие цепи. Нед Тайлер сказал:

– Только посмотрите на этих везучих ублюдков.

Чернокожих не отправили на работу, они оставались в темнице, отдыхали; им давали больше еды, чтобы к аукциону они поправились. Этим утром Мансеер приказал им раздеться донага. Потом в камеру зашел доктор Соар, врач Компании, и осмотрел их. Он заглядывал им в нос и уши, щупал зубы, определяя состояние их здоровья. Когда хирург ушел, Мансеер приказал им растереться маслом из каменного кувшина. И теперь на солнце их кожа блестела, как полированная слоновая кость. Хотя после пребывания на борту «Чайки» они были еще худы, лоснящаяся кожа делала их отличными образчиками человека. Их вывели за ворота, на площадь, где уже собралась толпа.

Проходя в ворота, Аболи поднял большую круглую голову и посмотрел прямо на Хэла, стоявшего вверху на лесах. На мгновение их взгляды встретились. Кричать друг другу, рискуя получить удар тростью, не стоило, и Аболи вышел не оглядываясь.

Аукционный помост был временным сооружением, которое использовалось как эшафот, где на всеобщее обозрение выставлялись трупы казненных преступников. Четверых моряков построили на платформе, затем на нее поднялся доктор Соар и обратился к толпе.

– Я осмотрел четырех рабов, предлагаемых сегодня на продажу, – сказал он, опуская голову и глядя на толпу поверх проволочной оправы своих очков. – Могу удостоверить, что все они в добром здравии. Глаза и зубы у них здоровые, и они крепки телом и членами.

Толпа была настроена празднично. Доктору поаплодировали и приветствовали его насмешливыми возгласами, когда он спустился с платформы и удалился к воротам замка. Вперед выступил Якобус Хоп и поднял руку, призывая к тишине.

– По приказу его превосходительства губернатора этой колонии достопочтенной Голландской Вест-Индской компании я предлагаю для покупки тому, кто предложит самую высокую цену, этих четырех негритянских рабов.

Он замолчал и почтительно снял шляпу: от губернаторской резиденции приближалась открытая карета, запряженная шестеркой гладких серых лошадей. На кожаных сиденьях лицом по движению сидели лорд Камбре и жена губернатора, а напротив них – полковник Шредер.

Толпа расступилась, пропуская карету. Та остановилась у самой платформы; Фредрикус, темнокожий кучер, остановил упряжку и нажал на ручной тормоз. Никто из пассажиров не вышел.

Катинка изящно откинулась на спинку, играя зонтиком и оживленно болтая с мужчинами.

Прибытие столь важных лиц привело Хопа в смущение. Он побагровел и запинался, пока Шредер не сказал нетерпеливо:

– Начинайте, приятель. Мы приехали сюда не для того, чтобы смотреть, как вы таращите глаза.

Хоп надел шляпу и поклонился сначала Шредеру, потом Катинке.

Он заговорил громче:

– Первый лот – раб Аболи. Ему примерно тридцать лет; полагают, что он из племени кванда; дикари из этого племени высоко ценятся как полевые работники и скотоводы. Он также хорошо обучен как кучер. – Хоп замолчал, чтобы вытереть вспотевший лоб и собраться с силами, потом продолжил: – Говорят, Аболи также опытный охотник и рыбак. Эти занятия смогут давать его владельцу хороший доход.