– Я уверен, что голландцы отдали вам вашу долю. Я видел, как вы грузили на этот самый корабль большое количество пряностей. Интересно, что скажет о таком договоре с врагами его светлость лорд-адмирал.

– Несколько бочек с пряностями не стоят упоминания, – улыбнулся Камбре. – Но ничто так не обостряет мои братские чувства, как золото и серебро. Послушай, Фрэнки, мы потратили довольно времени на любезности. Мы оба знаем, что золотые слитки с галеона спрятаны где-то близ Слоновьей лагуны. Я уверен, что найду их, если буду искать достаточно долго, но к тому времени ты будешь мертв, и твоя смерть от рук палача на Доброй Надежде будет нелегкой.

Сэр Фрэнсис улыбнулся и покачал головой.

– Я ничего не прятал. Ищите сколько хотите: вы ничего не найдете.

– Подумай, Фрэнки. Знаешь, что сделали голландцы с английскими купцами, захваченными на острове Бали? Распяли, а потом сожгли их руки и ноги в сере. Я хочу спасти тебя от такой участи.

– Если вам больше не о чем поговорить, я бы хотел вернуться к своему экипажу.

Сэр Фрэнсис встал. Теперь он увереннее держался на ногах.

– Сядь! – рявкнул Канюк. – Скажи, где ты спрятал сокровища, и я высажу тебя и твоих людей на берег, не причинив им никакого вреда. Клянусь честью!

Камбре еще целый час то увещевал сэра Фрэнсиса, то бушевал. Наконец он вздохнул.

– Ты выбрал нелегкую долю, Фрэнки. Вот что я для тебя сделаю. Не сделал бы ни для кого, но тебя я люблю, как брата. Если отведешь меня к своему сокровищу, я поделюсь с тобой. Пятьдесят на пятьдесят, точно пополам. Невозможно быть более щедрым и справедливым.

Но и это предложение сэр Фрэнсис встретил спокойной отчужденной улыбкой, и Камбре, не в силах дольше сдерживать ярость, свирепо позвал Сэма Боуэлза.

– Уведи этого высокомерного ублюдка и снова закуй его!

Когда сэр Фрэнсис выходил из каюты, Канюк крикнул ему вслед:

– Я найду, куда ты их спрятал, клянусь! Высажу тебя на плац на Доброй Надежде и сразу вернусь в лагуну и не покину ее, пока не найду.

Еще один моряк сэра Фрэнсиса умер в цепях, прежде чем корабль бросил якорь у берега Столового залива. Остальные были так слабы, что поднимались на верхнюю палубу ползком, как животные. Здесь они жались друг к другу, их одежда задубела от грязи; они озирались, мигали и пытались заслонить глаза от яркого утреннего солнца.

Хэл никогда не был так близко от берега Доброй Надежды. Уплыв из Англии в начале войны, они прошли вдалеке и видели залив с очень большого расстояния. Оттого для Хэла стал полной неожиданностью великолепный приморский пейзаж, где лазурь Атлантики, украшенная белой пеной, омывала такие ослепительно белые пляжи, что от этой белизны болели ослабленные глаза.

Половину африканского неба, казалось, занимает знаменитая гора с плоской вершиной – огромный утес желтого камня, прорезанный глубокими ущельями, которые густо заросли лесом. Вершина горы была такой геометрически ровной, ее пропорции такими правильными и приятными для глаза, что все это казалось творением небесного архитектора.

От этой громадной плоской вершины поднималось мерцающее облако – так молоко переливается через края кастрюли. Серебряные водопады устремлялись вниз по склонам, но на середине полета с волшебной быстротой испарялись, и нижние участки склонов продолжали сверкать под своим природным лесным плащом.

Здания, как сыпь, расползшиеся по берегу, казались ничтожными карликами перед этим великолепием; множество лодок устремились от берега к «Чайке», едва она бросила якорь.

Губернатор Ван де Вельде отказался сходить по трапу, и его спустили с палубы в кресле, а он непрерывно давал указания людям у канатов:

– Осторожней, неуклюжие деревенщины! Только уроните меня, и я прикажу спустить с вас шкуру!

С борта «Чайки» его опустили в шлюпку, где уже ждала жена. Ей помогал спускаться полковник Корнелиус Шредер, и этот спуск прошел гораздо более легко и грациозно.

Их перевезли к берегу, где пятеро сильных рабов подняли губернатора из лодки, плясавшей в береговом прибое. Они вброд дошли до берега и опустили губернатора на песок.

Когда губернатор ступил на африканскую почву, прогремел салют, четырнадцать пушечных выстрелов. Над южным редутом крепости поднялся длинный столб серебристого дыма. Грохот так поразил нового представителя Компании, что губернатор подпрыгнул на целый фут, а его шляпу с роскошным плюмажем едва не унес юго-восточный ветер.

Губернатор Клейнханс, довольный тем, что его преемник наконец прибыл, встречал их на берегу. Командир гарнизона, которому тоже не терпелось передать обязанности полковнику Шредеру и отряхнуть с ног африканскую пыль, ждал у крепостной стены, разглядывая приближающихся важных особ в подзорную трубу.

На берегу ждала роскошная карета, запряженная шестью серыми лошадьми. Губернатор Клейнханс вышел из нее, сжимая шляпу в руке, чтобы не унесло ветром. У кареты выстроился почетный караул. А дальше вдоль берега собралось несколько сотен человек, в основном женщины и дети. Каждый житель поселка, способный ходить, вышел приветствовать нового губернатора и посмотреть, как он пробирается по песку.

Добравшись до твердой почвы, Ван де Вельде собрался с силами и, вновь обретя достоинство, поздоровался с губернатором Клейнхансом. Под приветственные возгласы офицеров Компании, бюргеров и рабов, собравшихся по такому случаю, они пожали друг другу руки. Военный эскорт обнажил оружие, а оркестр заиграл бравурный марш. Музыка завершилась звоном цимбал и барабанной дробью. Губернаторы от полноты чувств обнялись: Клейнханс был счастлив, что может вернуться в Амстердам, а Ван де Вельде радовался спасению от смерти в бурях и из рук пиратов и тому, что под ногами у него снова твердая голландская почва.

Пока Сэм Боуэлз с помощниками освобождал от цепей трупы и швырял их за борт, Хэл вместе с остальными пленными присел на корточки и издали смотрел, как Катинку подсаживают в карету с одной стороны губернатор Клейнханс, с другой – полковник Шредер.

Сердце его разрывалось от любви к ней, и он прошептал Дэниелу и Аболи:

– Разве она не прекраснейшая в мире женщина? Она использует свое влияние, чтобы помочь нам. Теперь вся власть в руках ее мужа, и она убедит его обойтись с нами справедливо.

Двое рослых мужчин только переглянулись. Дэниел улыбнулся, показав гнилые зубы, а Аболи закатил глаза.

Когда Катинка уселась на кожаное сиденье, в карету втиснули ее мужа. Под его тяжестью экипаж покачнулся и осел. Как только новый губернатор водворился рядом с женой, оркестр заиграл веселый марш, солдаты эскорта взяли оружие на плечо и пошли. В перекрещивающихся белых перевязях и зеленых мундирах они представляли красивое зрелище. Процессия устремилась к крепости, а толпа зрителей побежала вперед и выстроилась по сторонам.

– Прощайте, господа. Было большим удовольствием и честью принимать вас на борту.

Канюк в издевательском приветствии прикоснулся к полям шляпы, когда сэр Фрэнсис, звеня цепями, пошел по палубе, ведя за собой вереницу людей из своего экипажа. Они по лестнице спустились в баркас, ждавший у борта. Такое количество людей в цепях оказалось слишком тяжелым грузом. Баркас осел; над водой оставалось лишь несколько дюймов борта, когда он отвалил от «Чайки».

Гребцы, приближаясь к берегу, с трудом вели баркас через прибой, но особенно большая волна подхватила лодку, развернула против ветра и опрокинула на глубине в четыре фута. Гребцов и пассажиров выбросило в белую воду, а перевернувшуюся лодку подхватил прибой.

Кашляя и отплевываясь, пленники сумели вытащить друг друга за цепи. Удивительно, но никто не утонул, однако все лишились сил. Когда охрана из крепости подняла их на ноги и с проклятиями и ударами погнала на берег, с них потоками лилась вода и они были облеплены белым песком.

Карета благополучно скрылась в воротах крепости, и толпа вернулась, чтобы позабавиться видом несчастных. Пленников разглядывали, как скот на рынке; слышались непрерывный смех и непристойные замечания.