— Почему я должна делать это? — спросила гневно сама смерть.

— Потому что ты не хочешь нарушать извечный порядок, — услужливо подсказал Саргон.

— И ты нарушил его, явившись сюда!

— Каждый вновь останется при своем. Все станет по-прежнему, если ты усмиришь смертоносный огонь.

— Один из твоих слуг украл его у меня.

— Теперь ты забери его назад. А тот, кто принес его, уже поплатился за это.

Лава между тем поднималась выше и приближалась к нам. Но уйти с пригорка мы уже не могли. Я оглянулась: рядом с нами было несколько гипербореев, только что забежавших на возвышение, спасаясь от гиены огненной.

Энга поворчала, повернулась, воздела руки над пространством, густо покрытым сверкающей жидкостью и завыла жутким, пробирающим до мозга голосом. Лава перестала течь и разрастаться, остановившись в тех пределах, до которых успела разлиться. Вместо этого она начала беспокойно колыхаться и пениться.

— Кровь земли, — глядя себе под ноги произнес Гавр. — Бейшехир ошибался, полагая, что у нее есть какая-то химическая формула.

— Совершенно точно, — сказал кто-то, стоявший прямо позади нас.

Я вздрогнула. Этот голос я узнала бы из тысячи. Гавр оттолкнул меня и, развернувшись, извлек меч из ножен. Энга продолжала пение, все повышая и повышая тон, отчего начали болеть уши. Кровь из самого сердца Матери Земли принялась кипеть и клокотать. Я зажала руками рот, что бы не закричать, когда увидела Хамсина. Наместник даже опустил меч, понимая, что это уже ни к чему. Смотреть на бывшего диктатора Гипербореи было страшно. На его шее все еще зияла и кровоточила рана, нанесенная Гавром. Но раны от ожогов были гораздо страшнее. На нем почти совсем не осталось живого места, и он умирал.

— Совершенно точно, — повторил он, с большим трудом произнося слова. — Колдун был круглым дураком. Нет у нее никакой формулы.

— Хамсин…

Я хотела прийти ему на помощь — он едва стоял на ногах, но Гавр остановил меня. Он выглядел суровым. Ему не было жаль умирающего.

— Ваш хозяин прибыл спасать вас. Это так благородно. Жаль, что ему удалось уговорить старуху, — продолжал поверженный принципал, прилагая немыслимые усилия в произношении, и вдруг обратился ко мне:- Я хочу проститься, Беатриче. Дай мне свою руку.

Я не могла отказать ему, ведь он умирал. Энга все еще завывала страшным голосом, от которого застывала кровь, а огонь, который она пыталась усмирить, плескался у наших ног, словно речные волны.

— Не стоит, — предупредил меня Гавр, но я не послушала.

Я отошла от него и приблизилась к Хамсину, боясь посмотреть в его ужасное лицо. Протянув руку, я все же заставила себя взглянуть ему в глаза. Это были глаза сумасшедшего, яростные и решительные. Чувство самосохранения не успело возникнуть у меня. Он схватил меня за запястье и резко потянул за собой, прямо в огненную пучину. Но я осталась на берегу, потому что Гавр успел подскочить ко мне и удержать, а Хамсин ринулся в кипящую бездну и исчез в ней в мгновение ока. Брызги, образовавшиеся от его падения, взметнулись и горячим градом обрушились на нас сверху…

Старания старухи Энги не прошли даром. Вскоре лава ушла под землю. Сотни погребенных в ней жизней сгинули навсегда, и вместе со всеми ними канул в небытие диктатор Гипербореи и его слуга — ворон.

Мои ожоги страшно болели, я стонала и ругалась, не понимая, почему торжествует Гавр. Ведь мы теперь с ним стали смертными. Нам и капли бы было достаточно, а на нас пролился целый дождь.

К счастью вскоре отыскался Ю-Ю и принялся врачевать мои раны. Вернулась из Аполло-Порт Троя. Моя записка так и осталась висеть у нее на шее, потому что к тому времени, как она добралась до столицы, там уже побывал Абарис. Как оказалось, ему особенно и не пришлось уговаривать наместников выступить на Хамсина. Всем им уже порядком надоело сидеть во дворце, к тому же они никак не могли прийти к согласию, определяя свой куш в случае победы. К счастью, Хозяин не позволил им делить Гиперборею. Он обещал Энге установить прежний порядок.

Неясыть, сражавшаяся бок о бок с наместниками, отыскала меня в тот же день и распрощалась, сказав, что я всегда могу на нее рассчитывать. Жрец так же сообщил, что при желании, я могу обращаться к нему за помощью. Недовольные наместники стали разъезжаться по домам. Никто из них не обмолвился со мной ни словом, только Нубийская принцесса Белихат подошла и, потрепав меня, словно младенца за щеку, сказала, что я смелая девочка. А в голове моей была такая каша, что мне хотелось уйти поскорее ото всего этого.

Поскольку меня лишила бессмертия сама Энга, то теперь ни Саргон, ни кто другой, не могли вернуть его мне. Так же обстояли дела и с Гавром. Наместник меня удивлял. Я пребывала в глубокой печали, а он, казалось, нисколько не огорчился. Я переживала за судьбу своего наместничества, которое теперь не известно куму достанется, а он остался чрезвычайно доволен тем, что хозяин, учитывая все наши заслуги, позволил нам остаться по Ту Сторону до самой нашей смерти. И лишь после того, как я узнала, что Саргон намерен объединить два наших наместничества, а наместником сделать малолетнего Тейу с папой регентом и мамой регентшей, я немного успокоилась, перестала метаться и написала благодарственное письмо Брулаку. Ведь у меня не было никаких сомнений в том, что за внука именно он замолвил словечко. Что ж, уважаемый и высокочтимый придворный черт, посмотрим, сумеете ли вы воспитать этого правителя по своим канонам и меркам.

— Вести для Беатриче, — пояснил белоглазый карлик стоявшему на посту воину.

Я увидела одного из сородичей Сыча из окна дворца и вышла к нему на встречу. Я уже знала, какие вести он хочет передать мне. Скорбные вести о Яре… И даже ударившее своими лучами мне в лицо солнце Гипербореи не сумело высушить влагу, без всякого разрешения побежавшую по щекам…

Гавр подошел ко мне, но успокаивать не стал. Просто сел рядом со мной на ступеньку парадной лестницы дворца Справедливости.

Благодаря солнечному дню почти все окна были на распашку. С первого этажа донесся радостный вопль. Из распахнутого окна высунулась голова черта. Увидев меня, он воскликнул восторженно:

— Бет! У меня родилась дочь!!!

Видимо тот же горный гном, что принес мне печальные вести, одарил радостью моего доброго приятеля. Что ж, он заслужил это. Я сделала усилие, чтобы улыбнуться, и помахала ему рукой. Он тут же скрылся из вида, наверное, помчался известить всех своих знакомых. Мне стало немного легче.

— Так всегда происходит у людей, — проговорил Гавр. — Одна душа уходит, другая приходит.

— Откуда ты знаешь? — усомнилась я и смахнула последнюю слезу со щеки.

— Когда-то я был призван следить за этим, как и все наместники, бывающие в мире людей. Я должен был обеспечивать равную ответственность Демиурга и Саргона в том, что называется зарождением жизни. Один из них способствует ей, другой сдерживает, чтоб людей не рождалось уж слишком много и они не смогли стать доминирующей расой на земле.

Я позволила себе усмехнуться:

— Стоило ли делать из этого тайну?

— Теперь это не имеет значения, — вздохнул Гавр и добавил без всякого перехода на другую тему:-Я рад, что так случилось. Я ведь этого хотел.

— Что хотел? — не поняла я.

— Я хотел стать смертным. За этим и пришел в Гиперборею… Помнишь, меня занесло в болото бенши?

— Еще бы!

— Там был храм или что-то вроде этого. А на нем — письмена. Один из бенши по имени Амо сказал мне, что если я чего-то ищу, то ответ обязательно найду среди тех иероглифов, потому что там были ответы на все вопросы. И я стал искать. Что-то я не смог прочесть, что-то не смог понять, что-то было совсем не мое. Но я все же надеялся.

— И нашел?

— Нашел. Я с трудом сумел прочесть, потому что это был самый первый письменный язык из всех когда-либо существовавших на земле, но сразу понял — это написано для меня.