– Не туда смотришь.

Насмешливый и слегка визгливый женский голос, хрипловатый, как будто простуженный, заставил его обернуться.

Перед ним стояла чокнутая, это он понял в первый же момент. Пальто с разными пуговицами: одна из розового стекла, вторая из потускневшего серебра с филигранью, еще две усыпаны игристыми стразами, пятая сделана в виде ракушки, и последняя – деревянная. Взъерошенный воротник из шкурки неведомой зверушки, которая при жизни, должно быть, страдала лишаем. На тонкую шею намотан желто-розовый газовый шарфик. Лиловые шаровары с начесом, старые меховые боты. Перчаток нет, но хрупкие кисти с нервными пальцами не выглядят озябшими. Головного убора тоже нет, жидкие светлые волосы распущены по плечам. Губы, бледные, но полные и немножко навыворот, растянуты в лягушачьей улыбке. Веки толстые, припухшие, а глаза с почти бесцветной радужкой, словно выполосканные в нескольких водах, блестят, как стразы на пуговицах.

– Меня звать Лепатрой. Идем к костру, чего стоять без толку.

И он пошел за ней, как на привязи.

Подойдя к ближайшей куче хвороста, Лепатра ткнула пальцем с обломанным ногтем – и вспыхнуло пламя. Тогда Стефан понял, что она не просто умалишенная, но еще и чародейка. Хорошо, если тихая… Впрочем, так и оказалось, Лепатра почти не колдовала, только языком молола. Будь она буйной, ее бы свои же коллеги куда-нибудь упрятали, а в крайнем случае вмешались бы Высшие. Несмотря на эти оговорки, парни из каравана быстренько ретировались к соседнему костру.

Странная дама не заметила их бегства: ее внимание было целиком приковано к Стефану. После нескольких минут разговора она огорошила его пророчеством насчет поджидающей на Мархене погибели.

– Я не знаю, что такое Мархен, – возразил Стефан, стараясь не поддаваться накатившему тревожному зуду.

– Плохое место. Скучный островок. Не заворачивай туда. Если проедешь мимо, все у тебя сложится, как мечтаешь.

– Я туда не собираюсь. Я еду в Танхалу.

– Я тоже, – осклабилась колдунья. – Скоро наступят интересные времена, не хочу пропустить… Этой весной крови прольется больше, чем талой воды. Ты кто по роду занятий?

– Поэт. Немного драматург.

– Тогда почитай стихи, я люблю.

Лепатра уставилась на него с восторженным ожиданием, и он не заставил себя упрашивать. Не так уж много у него было благодарных слушателей. Если посчитать, чуть больше десятка, главным образом оставшиеся на Сансельбе родственники и хорошие знакомые. Ну, еще собратья по литературному кружку, однако там интерес к чужому творчеству специфический, и критикуют друг друга нещадно.

Полоумной колдунье стихи «жуть как понравились», и после этого Стефан общался с ней на каждой стоянке, хотя правильнее было бы держаться от нее подальше. Иногда она изрекала необычные вещи. Например, насчет того, что Лес погружен в летаргический сон.

– Скоро настанет весна, и он проснется.

– Нет, – убежденно помотала головой Лепатра. – Этот Лес спит всегда, уже целую вечность, и будет спать еще столько же, если его не разбудят. Чтобы он проснулся, надо оживить его окаменевшее сердце.

– И что тогда будет?

– Все раскроется и зацветет, как распускаются набухшие почки. Я тебе что по секрету скажу… – Колдунья огляделась, нет ли кого рядом, и перешла на сиплый шепот, приблизив лицо, точно собиралась целоваться: – Они украли каменное сердце! Взяли себе, как будто оно ихнее. Смотри не проболтайся, а то убьют.

– Кто – они? – спросил он тоже шепотом.

– Тс-с-с, лучше вытряхни из ушей то, что я тебе сейчас сказала, – безумная лягушачья улыбка стала шире, взгляд затуманился – как в тот раз, когда она напророчила ему погибель. – Чтобы разбудить Лес, нужны трое, и один из них должен все забыть, а второй – вернуться живым из Страны Мертвых, а третья должна остаться собой. Как ты думаешь, кому из них придется труднее всего?

– Второму, – подняв воротник куртки, а то за шиворот падали снежинки, решил Стефан. – Тут и думать нечего.

– А вот и нет! Всякое бывает… Говорят, кесейские шаманки знают окольную тропу из Страны Мертвых, по которой можно приводить умерших обратно, только никто из наших до сих пор не выведал, как они это делают. Знание у них тайное, а главный постулат – дух сильнее плоти. Об этом молчок, а то я с тобой что-то разболталась… – Сумасшедшая хихикнула, зачерпнула ничуть не озябшей рукой немного снега и начала лепить комок. – Труднее всего придется третьей. Скажешь, это просто, в нашем-то мире остаться собой? Да хоть на себя посмотри: разве ты – это ты?

– А кто я тогда?

– С миру по нитке, вот кто. Припомни сам, сколько раз ты под кого-то подстраивался, кого-то копировал, говорил не то, что думал, чтобы кому-то понравиться, и даже думал не то, что мог бы думать, лишь бы не остаться в одиночестве? Нет, ты давно уже не ты… И на меня посмотри: разве я такой должна быть? – Она грустно шмыгнула носом и выронила недолепленный снежок. – Мы себя потеряли, пиши пропало… А ей нужно пройти сквозь эту жизнь, оставаясь собой, как горячий нож сквозь масло, иначе Лес так и не проснется.

– А может, и не надо, чтобы он просыпался? – заметил Стефан, покосившись на стену вековых деревьев в густеющих студеных сумерках.

– Кому-то не надо, но если этот Лес не разбудить, ему все чаще будут сниться кошмары, я не вру, а то, что ему снится, сбывается на самом деле. Те, кто прикарманил каменное сердце, не пропадут, они-то свою долю силы заграбастали, худо будет всем остальным. – Пробормотав эти соображения торопливой невнятной скороговоркой, Лепатра добавила: – Не езжай на Мархен. Только туда ступишь – ровно муха на липучку попадешь, и тогда уж тебе не уйти от погибели.

– Мне туда незачем, – цепенея то ли от усиливающегося холода, то ли от дурных предчувствий, возразил Стефан.

– Тогда хлебни настоечки из моей фляжки и почитай еще стихов. У тебя про звезды небесные что-нибудь есть?

Как она слушала! Надо сказать, это держало его посильнее всякой ворожбы.

После обеда маленькая бойкая медсестра поставила ему капельницу. Она улыбалась молодому пациенту и кокетливо сдувала с лица выпущенную из-под косынки пегую прядь, пальчики двигались ловко и умело – он даже боли почти не почувствовал, но все равно испытывал обморочную дурноту. Погибель где-то рядом. Он уже приклеился, как муха к липучке, и теперь осталось только дождаться, когда случится страшное. Может быть, все, что с ним происходит, – один из тех кошмарных снов погруженного в летаргию Леса?

Медсестра надула губки и ушла. Стефан слышал, как она рассказывает за дверью палаты своей товарке, что заезжий пациент боится уколов, а потом они начали перемывать кости какой-то Эфре Тебери, судя по обмолвкам, тоже здешней медсестре. Лежа под капельницей, Стефан узнал, что Эфра эта – распоследняя шлюха и половая тряпка, парней со всего Мархена к себе сманивает и считает себя красавицей, потому что похожа на куклу из витрины галантерейного магазина, хотя ничего особенного в ней нет. Девчонок спугнул врач, заглянувший посмотреть пациента с забинтованной головой, до сих пор ни разу не приходившего в сознание.

– Лекарств нет, хоть шаром покати, – пожаловался он Стефану, который, выворачивая шею, с беспокойством поглядывал в его сторону. – Если б у нас было все, что нужно, мы бы и тебя поставили на ноги за один-два дня. Нас почти не финансируют, страховые перечисления не покрывают расходов. Перебиваемся, как можем. Одна надежда на претендентов.

– На кого? – переспросил Стефан, обуреваемый неясными страхами.

– Претенденты на Весенний престол. У них скоро начнется первый этап предвыборных состязаний, а пока они совершают турне, выступают перед народом. Если кто-нибудь из них сюда завернет, можно рассчитывать на партию медикаментов или на денежное пожертвование. Наш губернатор уже разослал им письма. Посмотрим, что из этого получится, – врач расстроенно хмыкнул, словно не верил в успех губернаторского прожекта.

Откинувшись на подушку, Стефан тоскливо уставился в беленый потолок. Нетрудно догадаться, что его здесь убьет: отсутствие необходимых лекарств и элементарных антисептических средств.