Неужели я вспомнил? Было ли это работой подсознания, в отсутствии которого обвиняла меня Лиз, или я намеренно украл идею? Насколько мне известно, Прескотт так и не сумел напечатать рукопись, которую посылал мне, хотя у него вышло несколько других книг и, наверное, он известен не меньше меня. Может он вспомнить эту историю и рассказать о ней в каком-нибудь интервью? По мере того как день клонился к чуть более прохладному вечеру, мне стало казаться, что ни одно из моих абсурдных, постыдных или чуть ли не преступных деяний не осталось в стороне — они собрались все вместе, чтобы жалить меня и жечь.

Когда я наконец спустился в ресторан, ибо этот отель был единственным в городе, там меня ждал неизменный Джонни.

— Сотри печаль с лика своего, Уилф.

— Боже упаси. Я держу свои галонии в баре. Вполне пристойно. Называется «Минос».

— Должен сказать, дорогуша, только твои знаменитые странствия удерживают твою фигуру в пределах разумных размеров. Это же надо — так насиловать бутылки!

— Знаменитые?

— Твои и Амброза Бирса. Цитата: «где же Уилфрид Баркли, последний роман которого, „Лошади весной“ — конец цитаты.

— Заткнись. Если уж на то пошло, сам-то ты что пишешь?

— Я? Большой фотоальбом для людей радуги26. О Сапфо, естественно. Еще не определился с названием — то ли «Дамы Лесбоса», то ли «Пылающая Сапфо». Жаль, никто на самом деле не спалил эту девку. О ней ничего не известно, абсолютно ничего. Кроме того, это считается историей, и на творчество меня не тянет.

— На сегодняшний день это лучшая цитата из тебя.

— Как ни смешно, занимаясь этой книгой, я становлюсь такой скотиной!

— Ты никогда не был классическим филологом.

— Я эротический филолог. Ты никогда не поверишь, сколько информации мне удалось вытянуть из моих подружек, а о многом я сам догадался. Ты, конечно, поклянешься никогда не использовать эту идею, но как ты думаешь, для чего первобытные дамочки пользовались изящными статуэтками матери-земли? Я даже занялся псевдоэтимологией — можешь ее назвать жаргонной геральдикой — и утверждаю, что «Лесбос» происходит от слова «олисбос» — древнегреческого приспособления, которое в нынешней рекламе именуется вибратором. А что ты нашел в своих странствиях, Уилф? Все еще считаешь себя миссионером?

— А ты?

— Нельзя требовать постоянства.

Он замолчал, а я погрузился в полусон и выплыл, только услышав голос Джонни.

— Почему тебе все это осточертело?

Он снова всматривался в различные участки моего лица в поисках информации. Я сообразил, что затем он сообщит Рику, где я. Если на то пошло, он продаст информацию газетам, а то и вовсе проклятущему телевидению.

— Где он сейчас?

— Кто, Уилф?

— Мой будущий биограф.

— Ну разве ты не везунчик? Все тебе одному! Мне вот никто не предлагал описать мою жизнь, увы. Придется заняться этим самому, это же такое неблагодарное дело, своего рода литературный онанизм, что там ни говори…

— В моем случае…

— Да, да, я знаю. Ты готов публично объявить себя стопроцентным гетеросексуалом, как глупый молодой Китс. Помнишь? По-моему, это в «Ламии». Дорогой, дорогой Уилф! Тебе это нужно как эпиграф к полному собранию сочинений. Дай-ка вспомню… Вот:

Вольно безумцам в рифмах воспевать

Фей иль богинь пленительную стать:

Озер ли, водопадов ли жилица

Своими прелестями не сравнится

С тем существом прекрасным, что ведет

От Пирры иль Адама древний род.27

Какая вульгарность! Понятно, почему этот кружок сам себя прозвал «школой кокни».

Принесли мои галонии, и я взялся за них. Воспоминания, словно черви, вгрызались в мою плоть, Джейк гонялся за мной, черви грызли, а за всем этим стоял Холидей. Я подумал, что во мне накапливается напряжение, потому что я перестал писать и должен немедленно взяться за новую книгу, но все дело в том, что в голове у меня было совершенно пусто, не считая проклятых мыслей, подпущенных Джоном Сент-Джоном Джоном, который болтал, не обращая внимания на то, что я его не слушаю.

— Берегись червя…

Я вздрогнул от ужаса. Это ведь он сказал, не я! Конечно, потом я сообразил, что, пребывая в полубреду, я бормотал что-то насчет червя; но тогда я это воспринял как ужасное пророчество некроманта. Мне казалось, что все вокруг прекрасно всё видят, им оно доступно, и лишь я один погружен в себя, ничего не знаю и ограничен пределами собственной кожи, из которой не торчат антенны. Похоже, они готовы протянуть руку и похитить мое тайное «я».

— Какого червя?

— Того, что летает по ночам в реве бури… разве Бриттен не был провидцем? Завидую композиторам, а ты? Они вроде математиков. Не нужно им никакой изворотливости, сидят себе на облаке, и все.

— Какого червя?

— Милый мой, они съедают тебя заживо. Поставить тебе полный диагноз?

— Не надо.

— Видишь ли, ты принадлежишь к тому типу, который биологи называют экзоскелетным. Большинство людей эндоскелетны, у них кости внутри. Но ты, друг мой, по каким-то причинам, известным лишь Богу, как говорится о неопознанных трупах, провел свою жизнь, создавая скелет снаружи. Вроде крабов или омаров. Это ужасно, понимаешь ли, потому что черви забираются внутрь, а они, клянусь бедной моей тетушкой, нуждаются в пространстве. Так что я советую, видя, что ты намерен дать мне ссуду, a noblesse oblige28 и все такое, избавиться от этой брони, экзоскелета, панциря, пока еще не поздно.

— Что ты предлагаешь?

— Попробуй — дай подумаю — религию, секс, приемных детей, добрые дела… По-моему, в данных обстоятельствах секс лучше всего. В конце концов, даже омары спариваются, хотя, должен признаться, не представляю, как это у них получается. По-моему, это какой-то весьма необычный онанизм, за который Всевышний не поражает молнией, поскольку дело происходит под водой.

— Лососи и все такое.

— Вот именно. Читал стишок, который я сочинил для литературного приложения к «Таймс»: «Что за рыбка — человек? Не поймешь его вовек: хоть во тьме, хоть поутру он готов метать икру». Хорошо, по-твоему?

— Нет.

— Будь ты проклят. Jeu d'esprit29, конечно. У тебя начисто отсутствует чувство ритма, я всегда это подозревал.

— Я устал.

— Как я говорил, тебе нужна подруга. Понимаешь, дружище, я кое-что знаю. Ты меня относишь к категории стареющих козлов, и так оно и есть, среди прочего. Вряд ли я буду есть суп из улиток. Это опять окажется мусака30. Правда, греческая кухня отвратительна? Если бы не чертова Сапфо… Самое меньшее, в чем ты нуждаешься, это женщина. Или ты из тех, кто под занавес жизни открывает свою истинную суть и начинает бегать за каким-нибудь молодым красавчиком?

— Заткнись, Бога ради!

— Все это должно уйти из тебя, излиться куда-то далеко-далеко, покинуть тебя с боем и лишениями. О да. Тебе нужна женщина.

— Ты какую-то конкретную имеешь в виду?

— Вот больной и так далее.

— «Макбет», смотри.

— Знаешь, что сказал Аполлон? Ну, конечно же, знаешь. Познай себя. Может, ты жил все эти годы, совершенно не зная себя. Тебе нужна подружка. Начни с собаки.

— Я их не люблю.

— Черви под панцирем — это не просто человеческий садизм, понимаешь ли. Это чистая поэзия искусства. Только Всевышний мог выдумать такое.

— Мне надоело разговаривать о Холидее, то есть…

— Ну да. Ты же всегда был прозаиком, разве не так?

— Остроумным прозаиком.

— А куда же делось твое знаменитое остроумие, je me demande31?

— Я стар. Я все быстрее и быстрее движусь…

— Куда?

По-моему, я заорал во всю глотку: