Вопрос был вот какой: если все так просто – накупи свинца, найми мага-алхимика, да и вари себе золото в любых потребных количествах – почему никто из владык не пользуется таким способом? Душат народ налогами, грабят земли соседей, а вот чтобы кто-то казну алхимией пополнял, не слышно…

И поговорка одна вспомнилась Балеогу очень кстати: пока, дескать, алхимик крупицу золота добудет, – мешок серебра изведет.

Терзать себя сомнениями Балеог не любил. И в алхимии ничего не понимал, равно как и в прочих науках, – да и ни к чему владыке-то, для того советники имеются.

Пробежавшись взглядом по спящим воинам, он обнаружил то, что искал: синюю мантию, расшитую серебром. Надо сказать, что узор, изображавший затейливо сплетенные семилучевые звезды, потерял большую часть былого блеска, да и само одеяние выглядело весьма потасканным. Под мантией похрапывал человек – невеликого росточка, но с большой бородой, седой и окладистой.

– Вставай-ка, кудесник, любимец богов, – растолкал Балеог спящего. – Светлейший йорд-каан желает выслушать твой мудрый совет.

Обладатель седой окладистой бороды и прожженной у походных костров мантии звался Монредом. Сколько себя помнил Балеог, кудесник всегда присутствовал сначала при ставке его отца, а затем и нынешнего йорд-каана. Когда и при каких обстоятельствах он туда прибился, как вообще попал в Йордхейм, никто уж и не помнил. Толку особого от смешного старика в синей мантии не было, но и вреда никакого, зато свой чародей при дворе, не хуже, чем у прочих…

Надо сказать, что сильным чародеем Монред считаться никак не мог, даже в старые добрые времена, предшествующие Катаклизму, когда магия не достигла нынешних высот. Владел кое-какими заклинаниями, предсказывал будущее по звездам, по внутренностям животных и по особенностям полета птиц и гурхов-стервятников, – иногда удачно, иногда не очень. Неоднократно, после совсем уж провальных предсказаний, бывал бит кнутом и изгоняем, однако же всякий раз возвращался, – лучше такой кудесник, чем совсем никакого. Тем более что в походах помощь Монреда была незаменима: сам он боевой магией не владел, но чужую распознавал безошибочно и мог разрушить большую часть творимых враждебными магами заклинаний.

– Ну что, кудесник, – спросил йорд-каан с насмешкой, хоть и с доброжелательной, – что говорят тебе звезды, и пути птиц в небе, и форма кучек конского помета о нынешнем походе? Удастся ли свершить нечто такое, о чем будут долго складывать песни и легенды?

– Кучки конского помета говорят лишь об одном, мой каан: зерно, которым утром накормили коней, оказалось слишком пересушенным. А вот расположение звезд и светил указывает, что в походе встретится много трудностей и неожиданностей, но в главном он завершится удачей, и лорд-регент Адрелиан обретет желанную невесту.

Балеог вздохнул. Он испытывал к старому кудеснику немалую слабость, и в его правление сводить новое знакомство с кнутом Монреду не доводилось. И, похоже, старик начал этим пользоваться… Две недели назад, призванный для совета, он говорил то же самое про звезды, удачу и невесту для Адрелиана. Теперь все изменилось, но кудесник до сих пор упрямо гнет свою линию. А йорд-каан надеялся услышать нечто совсем иное: что в нынешнем походе его поджидает небывалое, прямо-таки баснословное богатство.

– Звезды могут ошибаться, – сказал Балеог. – Или, что вернее, ошибаются люди, толкующие их расположение. Ошибаются и упорствуют в своих ошибках. Ну, как ты упорствовал, предсказывая моему отцу смерть от любимого коня, – даже когда тот конь был отправлен подальше от Йорд-Кале, на самые удаленные пастбища.

– Но звезды и тогда не ошиблись, мой каан! – вскричал кудесник. – Палица той особой формы, что положила конец жизни вашего любимого отца, да будет сладостен покой его в небесных чертогах, на языке древних жителей степи как раз именовалась «кан-а-заил», что значит в переводе: голова рыжей лошади! И это почти созвучно «каан-зил» – то есть «смерть владыки» на языке йордлингов!

Йорд-каан удивился:

– Ну надо же… Что же ты, любимец богов, не сказал о том моей матушке, светлейшей Олдинай-каанум, когда она приказала всыпать тебе горячих за ложное предсказание?

– Увы, я и сам узнал это недавно, мой каан, – удрученно ответил любимец богов, непроизвольным жестом потянувшись к спине и к тому, что находится несколько ниже. – Узнал из старинного свитка, спасенного мною в Йохалле от пламени пожара!

– Ладно… – проворчал Балеог, от острого взгляда которого не укрылся жест кудесника. – Зачтется за будущие грехи… Но тогда скажи мне, что сам, без подсказки звезд и прочего, знаешь ты о науке, именуемой алхимией? А именно: дозволяют ли средства и способы той науки превратить презренный свинец в благородное золото?

– Алхимия – наука сложная, мой каан, и тайны ее открыты немногим. С младых ногтей начинающие алхимики помогают учителям своим у горнов, реторт и плавильных печей, набираясь будущей премудрости. Многие приемы и заклинания алхимиков не найти ни в одной книге – ибо все передается из уст учителей в уши учеников.

– Пустые слова… Я ничего не понимаю в премудростях левитации, однако ж знаю: люди, превзошедшие те премудрости, парят в воздухе, не нуждаясь в крыльях. Можно сделать золото из свинца? Да или нет? Твой повелитель задал простой вопрос, и советую ответить так же просто, не ссылаясь на тайны, ведомые лишь посвященным.

По тону йорд-каана Монред сообразил, что терпение владыки иссякает, и ответил, как требовал Балеог, коротко и однозначно:

– Да. Можно, мой каан.

– Отчего же не алхимики самые богатые люди Лаара?

– Путь к тайнам трансмутаций долог и труден, мой каан. И прошедший его обретает иные ценности, куда дороже, чем желтый металл, коий вы, мой каан, именуете благородным, а люди духовного пути – презренным. Так, по крайней мере, написано в книге мудрейшего Зей-Кааба, первого мага, сумевшего получить алхимическое золото.

– Ну-ка, ну-ка, рассказывай с подробностями. Это было настоящее золото? Не свинец, окрасившийся в желтый цвет?

– Настоящее, мой каан, – и по цвету, и по удельному весу, и по химическим свойствам. Однако же обладал тот слиток и еще кое-какими неприятными особенностями, не присущими обычному золоту. И Зей-Кааб, получив первую партию металла, никогда не повторял опыта, даже сжег все записи, к нему относящиеся.

– Любопытно… чем же провинилось его золото? Лаяло и кусалось?

– Почти так, мой каан… Можно сказать, так все и было, хотя лая никто не слышал, а укусов до поры не чувствовал. В своих опытах мудрейший Зей-Кааб сильно поиздержался и задолжал крупную сумму ростовщику, – полученный металл ушел в уплату долга.

Услышав про ростовщика, йорд-каан успокоенно покивал:

– Значит, и впрямь золото оказалось настоящим. Ни один пройдоха-ростовщик не принял бы в оплату свинец, окрасившийся в желтый цвет.

– Принял, мой каан, и даже восхитился чистотой металла, и заказал сделать из алхимического золота украшения для жены и массивный перстень для себя.

– Что же тогда насторожило Зей-Кааба? Даже испугало?

– Жена ростовщика вскоре после того умерла от загадочной, неизвестной болезни. Муж ненадолго пережил ее, и смерти его предшествовали те же симптомы.

– Совпадение… Мало ли болезней гуляет по свету?

– Слишком много совпадений, мой каан. Ювелир, изготовивший украшения, словно бы подцепил ту же заразу: слабел и чахнул без видимой причины, у него выпадали зубы и волосы. Хуже того, и у себя Зей-Кааб обнаружил похожую болезнь, правда, в слабой форме и не ставшую смертельной; и у своего ученика, помогавшего в опытах… С тех пор мудрейший навсегда забросил науку и посвятил остаток дней своих виноторговле, в коей весьма преуспел.

– Ну и дурак твой Зей-Кааб, – сделал вывод Балеог. – Если и впрямь сварил настоящее золото, мог купить рабов и приставить к тиглям и ретортам, а сам бы приглядывал за ними издалека. А полученный товар сплавлял бы в отдаленные города, желательно враждебных держав, – болезни среди врагов дело полезное.