«Опять мертв, — вздохнул Карен. — Не космос, а кладбище какое-то».

Марс казался ему иссохшимся, застывшим, в нарывах кратеров, доступным всем космическим ветрам и бурям. А вокруг него, будто кем-то запущенные комья грязи, пойманные в вечный плен все еще воинствующим Марсом, неслись два спутника.

— Фобос и Деймос, — назвал их невидимый гид.

Тарелка сделала замысловатый вираж, куда-то нырнула, описала круг в пустоте, отчего Карен чуть ли не по самые брови увяз в кресле, и весь иллюминатор вдруг заполнила гигантская не то планета, не то звезда. Сквозь густую атмосферу, больше напоминавшую чад над горящей сковородой, Карен разглядел, что поверхность ее раскалена, бурлит и пузырится едва ли не так же, как на Солнце. Она бешено вращалась.

«Неужели мы прилетели к другой звезде?» — с ужасом подумал Карен, насчитав вокруг нее 14 малых планет.

— Это Юпитер. Пятая и самая большая полузвезда-полупланета Солнечной системы, — успокоил его голос — В одиннадцать с лишним раз больше Земли. Самая мощная, самая горячая и самая подвижная.

Не задерживаясь над Юпитером, тарелка помчалась дальше с непостижимой скоростью. Созвездия, превратившиеся в яркие немигающие пятнышки, проносились мимо, будто вышитые на каком-то гигантском черном занавесе.

— Сатурн! — крикнул Карен, уже издали увидев большую планету, украсившую себя, будто полями от шляпки, ярко сверкающими на солнце кольцами. «Поля» делились на три разноцветные полосы, средняя — самая яркая, внутренняя — креповая. Сатурн со своими кольцами и десятью спутниками напоминал гигантскую игрушку. «Может, хоть тут кто-нибудь живет?» — с надеждой подумал Карен.

— Сатурн — самая мрачная, самая ядовитая планета системы, — опроверг его надежды голос — Ее воздух способен убить все живое, а колоссальная толща атмосферы тотчас раздавила бы землянина, вздумай он вторгнуться в ее владения.

— Не хочу! Хватит! — закричал Карен, потрясенный услышанным.

— Впереди Уран, Нептун и Плутон.

— Не хочу! Не хочу!

Тарелка, не снижая скорости, резко развернулась, нырнула вниз, потом вверх, хотя понятия «низа» и «верха» здесь, в космическом пространстве, не существовали. Карен почувствовал только легкое головокружение да пружинистые объятия кресла.

Теперь в иллюминаторе не было видно ничего, кроме немигающих звезд. Голос тоже молчал, и Карену вдруг стало нестерпимо страшно. Кто же, кто разговаривал с ним? Отвечал на его вопросы? И даже не вопросы, а мысли. Робот? Магнитофон? Сверхсущество? Может, оно вообще невидимое? Может, у него нет тела? Или тело есть, но такое безобразное, что существо не смеет показаться, боясь его напугать? Как чудище в «Аленьком цветочке». А может, помещение, в которое его заточили, не просто мягкая, пустая комната с креслом, а лаборатория? И его сейчас, отвлекая россказнями о планетах, на самом деле изучают, исследуют… Может, кресло незаметно пьет у него кровь? Вон как вцепилось, прилипло к телу!

Он попытался высвободиться. Ему это легко удалось. Засучив рукава, обследовал руки — кожа гладкая, не покрасневшая и никаких следов повреждений. Но на всякий случай он решил все-таки постоять у иллюминатора, обойтись без услуг подозрительного кресла.

А тарелка снова выделывала разные фортели, будто огибала невидимые преграды, выбирая кратчайший путь. Карен по-прежнему не испытывал никаких перегрузок. Он вдруг вспомнил слышанное по телевизору, что на дорогу к планетам нужны месяцы, а то и годы. Им овладела паника. Сколько лет прошло на Земле, пока он путешествовал в космосе? Дома, конечно, решили, что он погиб, навсегда исчез, что гуманоиды убили его. Как страдали, должно быть, родители и брат, оплакивая его. И зачем только он напросился в это путешествие! «Я откидываю тебе сто косточек влево, — наверное, сказал бы двойник. — За эгоизм, за жестокость и бессердечие к своим близким»… Но разве не сам двойник вызвал ему тарелку? Разве он знал, разве мог предположить, что его унесут к звездам? А тут еще пришли на ум рассказы папы об относительности времени. Он тогда не очень его понимал, а сейчас вот, увидев под собой вращающиеся в пустоте планеты, понял, что по часам космонавта может пройти одно время, а на Земле — совсем другое, намного большее. Карен похолодел. Капельки пота выступили на лбу, взмокли ладони. Что, если папа, мама, брат… и весь его класс… давно состарились и умерли? И ни один человек из живущих сейчас на Земле не знает его? И у него нет никого-никого на свете, даже собственного дома? Он зажал локтями голову, опустился на мягкий пол и заплакал.

— Здравствуй, Карен! — услышал он приветливый, даже веселый голос рядом с собой.

Поднял голову и… увидел высокого мужчину в зеленом комбинезоне, плотно облегавшем сильное стройное тело. Слезы разом высохли на щеках. Он вскочил. Мужчина улыбался ему. И был он совсем обыкновенный — темноволосый, черноглазый, с аккуратной вьющейся бородкой. Не великан, не карлик. Одним словом — человек.

— Ты напрасно расстраиваешься, — сказал он. — Дома у тебя все в порядке, и ты успеешь вернуться до наступления утра.

— В ту же ночь?! — не поверил Карен.

— В ту же ночь, — подтвердил незнакомец, кладя руку на его плечо. — Пойдем со мной в соседний отсек, там и побеседуем.

Он вывел Карена через неизвестно как образовавшийся проем в стене, и теперь они очутились в более просторном помещении с четырьмя квадратными иллюминаторами и двумя креслами.

— Сядем, — сказал незнакомец и первый опустился в кресло.

Карен последовал его примеру — кресло оказалось таким же. Он взглянул в открытое, спокойное лицо незнакомца, и страх его окончательно исчез.

— У тебя, конечно, припасена масса вопросов, — сказал тот. — Задавай. Обещаю ответить на все, раз уж так удачно сложились планетные обстоятельства, что ты оказался нашим гостем.

— «Нашим»? Разве вы не один здесь? — встревожился Карен.

— Нет. Нас на, галактоиде четверо.

— На чем? — не понял Карен.

— Галактоид, — с достоинством повторил незнакомец. — Так называем мы то, чему вы дали нелепое и оскорбительное прозвище «летающие тарелки». Пока мы беседуем с тобой, мои спутники заняты управлением галактоида. А называется он так потому, что может свободно путешествовать в нашей Галактике. — Незнакомец запнулся, внимательно посмотрел на Карена и, улыбнувшись, сказал: — А-а, ты не очень представляешь себе, что такое галактика. Понимаешь, дружок, Вселенная необъятна… Для нас! Пока. На самом же деле она имеет свои границы, потому что замкнута в форму шара — идеальный космический сфероид. Вселенная состоит из горячих и холодных звезд, это люди поделили ее для своего удобства на галактики и дали им названия, порядковые номера. Нашу Галактику назвали Млечный Путь за то, что бесчисленные скопления звезд похожи на прозрачное облако или молоко, выплеснутое на ночное небо. Млечный Путь хорошо виден с Земли даже невооруженным глазом. Только в нем ученые насчитали около ста миллиардов звезд, многие из которых гораздо больше Солнца.

«Вселенная имеет форму шара? — удивлялся про себя Карен. — Но папа рассказывал, что пока никто не знает ни размеров, ни тем более формы Вселенной. Выходит, хозяин корабля знает гораздо больше, чем все люди на Земле?…»

— Но… но многие считают, что летающие та… простите, — Карен покраснел, — что галактоиды выдумка, что на самом деле они не существуют.

— Разве сам ты не убедился в обратном?

— А я… не сплю? — смутившись, спросил Карен.

— Нет, мальчик, ты не спишь. Что еще тебя интересует?

— Гуманоидами называют вас?

— Нас.

— А почему рассказывают, что вы зеленые? Погодите! Я и сам догадался: из-за зеленого цвета ваших скафандров?

Незнакомец утвердительно, с достоинством кивнул.

— Еще? Спрашивай, пока имеешь возможность.

— Как получается у вас летать с такой скоростью?

— О четырехмерном сверхпространстве уже знают ваши ученые. Мы открыли интересные особенности этого сверхпространства. И еще мы используем в полете так называемые силы гравитации — притяжения планет, которые оказались совсем не притяжением, а отталкиванием космоса, действующим во всех направлениях с одинаковой силой. Мы используем его в полетах как попутный ветер. Для тебя все это ПОКА сложно и непонятно.