Хотя в целом анципиталы были не слишком распространены в Сиборнале, те из них, кому удавалось вырваться из рабства, пробирались в Шивенинк и умели отыскать в диких горных грядах отличные места для обитания. Испытав рабство на собственной шкуре, фагоры предпочитали пользоваться рабами-людьми. Но как только двурогие уведут Торес Лахл в горы, можно считать, что она потеряна для человечества навсегда.

Пробираясь тропинками за домами, Шокерандит прошел город от края до края. На окраине он забрался в один из дворов. Стоило ему перелезть через забор, как он был встречен яростным лаем. Осторожно выглянув, Шокерандит увидел упряжных асокинов, привязанных по отдельности в клетках. Асокины яростно бросались вперед, так далеко, насколько позволяли цепь и решетки.

Не стоило сомневаться в том, что это станция, где отдыхают упряжки. Теперь Шокерандит это точно вспомнил. Последний раз, когда он был здесь, шел сильный снег, и почти ничего не было видно. Теперь здесь дожидались своей очереди пять полуголодных асокинов.

Не желая больше злить рогатых собак, Шокерандит осторожно обошел дом.

Станция упряжек была последним домом на севере Нунаата. Крики оповестили о том, что его заметили, хотя никого из хозяев он пока не видел. Ондоды были слишком осторожны, и застать их врасплох было невозможно.

На пороге немедленно появились три ондода с хлыстами. Шокерандит знал, как смертоносны могут быть хлысты в умелых руках, и торопливо сотворил на лбу знак мира.

— Мне нужен мой друг Уундаамп, дать ему луубис. Скажите ему луубис, итчо?

Ондоды молча смотрели на пришельца. Никто из них не двинулся с места.

— Уундаампа не видно. Уундаампу не нужен луубис от тебя. Толстуха Уундаампа сейчас много какуул.

— Я знаю, — кивнул Шокерандит. — Я принес помощь. Моуб рожает, я-я?

Внезапно ондоды повернулись, приглашая его последовать за ними. Он сказал себе, что внутри его ожидает ловушка и что он должен быть готов ко всему.

Ондоды двинулись ко входу в похожее на амбар здание станции, в дверях остановились и мрачно переглянулись. Потом поманили Шокерандита, приглашая войти. Внутри было темно и неуютно. Шокерандит почуял оччара.

Его толкнули в спину и захлопнули дверь.

Он бросился вперед и упал ничком на пол. Над его головой раздался свист и оглушительный щелчок хлыста. Он перекатился к стене.

Быстро оглянувшись по сторонам, он заметил голую Моуб: та лежала на лавке, на расстеленном одеяле, том самом, что он подарил ей, только чуть прикрытая его краем. Моуб лежала на спине, широко расставив ноги. Перед ней на коленях стояла Торес Лахл. Предплечья Торес были связаны, но так, чтобы оставить рукам ограниченную свободу. Другой конец связывающей Торес веревки держал фагор со спиленными рогами, стоящий без движения с парой своих собратьев у стены напротив той, под которой скорчился Шокерандит. Посреди комнаты был привязан вожак упряжки Уундаампа, асокин Уундаамп, щелкающий зубами в яростной и безуспешной попытке перегрызть цепь и отхватить ближайший кусок Шокерандита.

Сам Уундаамп видел и слышал, как Шокерандит крался к дверям — в доме были узкие окна-бойницы. С проворством, свойственным его расе, ондод прыгнул к дверям и встал там, широко расставив ноги, перекрывая выход и готовый снова ударить хлыстом. При этом он улыбался, без злобы.

Но Шокерандит уже держал в руках револьвер. Он был умнее и не стал целиться в ондода — его жест мог спровоцировать Уундаампа и фагоров. Угрожать Моуб тоже было бесполезно — сейчас Уундаампа это не остановит.

И Шокерандит направил револьвер на пса.

— Я пристрелю твою собаку, прикончу, итчо? Так что будь умным, брось хлыст. Иди сюда, друг, ты, Уундаамп. Или быстро через одну секунду твоему псу будет много какуул!

Говоря это, Шокерандит поднимался на ноги, обеими руками направляя револьвер прямо в голову яростно лающему асокину.

Хлыст упал на пол. Уундаамп метнулся вперед. Он улыбался. Он поклонился, прикоснувшись ко лбу.

— Друг, ты упал с саней в тоннеле. Не гуумта. Я очень жалко.

— Если ты меня обманешь, твой вожак будет мертвый. Развяжи Торес Лахл. Ты в порядке, Торес?

— Мне приходилось принимать роды раньше, справлюсь и сейчас, — раздался в ответ слабый голос. — Но я рада видеть тебя, Лутерин.

— И что тут происходит?

— Фагоры что-то должны сделать для Уундаампа. Он договорился, что отдаст им меня в оплату за какую-то услугу. Меня запугали до смерти, но вреда не причинили. А ты как?

Голос Торес Лахл дрожал.

Фагор не двинулся с места. Пока Шокерандит развязывал узлы на руках Торес, Уундаамп у него за спиной говорил:

— Такая приятная госпожа, да. Ничего ей не сделали, ага.

Уундаамп рассмеялся.

Шокерандит прикусил губу; придется позволить этому зверю сохранить лицо. У них больше нет денег, и им придется ехать с Уундаампом дальше, потому что иначе им не добраться до Харнабхара.

Когда ее руки были развязаны, Торес Лахл сказала Уундаампу:

— Ты очень добр. Когда твой ребенок родится, я куплю тебе и Моуб трубки с оччарой, итчо?

Шокерандит молча одобрил находчивость Торес. Поразительно.

Уундаамп улыбнулся и присвистнул сквозь зубы.

— А для ребенка тоже купишь, вдобавок? Если так, то я курю три трубки сразу.

— Я-я, только если ты выпроводишь отсюда этих мохнатых болванов, пока я буду принимать роды.

Бледная Торес Лахл смотрела прямо в глаза ондоду, и ее голос больше не дрожал.

Но Уундаампу еще не казалось, что его честь восстановлена в полной мере.

— Деньги давай сейчас. Моуб пойдет купить три трубки оччара сейчас. Лучше уехать из Нунаата, пока светло.

— У Моуб отошли воды, она сейчас родит.

— Ребенок не выйдет минут двадцать. Она быстро сходит и принесет. Покурим, потом рожать.

Уундаамп еще раз хлопнул в свои восьмипалые ладоши и рассмеялся.

— Ребенок уже почти выходит из нее.

— Эта женщина — ленивый мешок.

Уундаамп схватил жену за руку. Та послушно поднялась и села. Торес Лахл и Шокерандит переглянулись. Шокерандит кивнул, и Торес достала несколько сибов и протянула их женщине. Моуб завернулась в красное одеяло в желтую клетку и, ни словом не возразив, побрела к выходу.

— Останься тут, — сказал Шокерандит. Торес Лахл присела на скамью в пятнах вод. Вожак успокоился и, вывалив красный язык, сел возле шеста, к которому был привязан. По знаку Уундаампа фагоры двинулись в дальний конец дома, где вышли наружу через заднюю дверь. Шокерандит увидел, что на заднем дворе стоят сани Уундаампа, полностью готовые в дорогу.

— Где твой друг с хвостом на лице? — с невинным видом спросил Уундаамп.

— Я потерял его. Твой план не сработал.

— Ха-ха. Мой план отлично сработал. Мы едем в Харбер, не передумал?

— А ты разве не туда собираешься? Я заплатил тебе, Уундаамп.

Выражая полнейшую откровенность, Уундаамп развел руки в стороны, демонстрируя все шестнадцать блестящих ногтей с черной каймой.

— Если твой друг скажет полиции, не гуумта. Мне плохо. Этот плохой человек не понимает ондодов, как ты. Он хочет смртаа. Лучше нам ехать быстро, итчо, как только мой мешок выбросит ребенка из своего зада.

— Согласен.

Нет смысла дальше спорить. Шокерандит спрятал револьвер в карман. Мнимая тропа дружбы была восстановлена.

Они стояли в доме и смотрели друг на друга, асокин сидел у столба на цепи. Прибрела Моуб, завернутая в одеяло. Она отдала две трубки Уундаампу и снова тяжело улеглась на одеяло на скамью перед Торес Лахл, зажав третью трубку в зубах.

— Ребенок идет, гуумтаа, — сказала Моуб. После чего в полной тишине на свет появился крошечный ондод. Когда Торес Лахл взяла малыша на руки, Уундаамп только взглянул в его сторону, кивнул и отвернулся. И отправился на двор смотреть сани.

— Мальчик. Хорошо. Не люблю девочек. Мальчик сделает больше работы, скоро насчет байвак, может через один год.

Моуб села и рассмеялась.

— Ты глупый баран, ты не можешь хорошо байвак. Это ребенок Фашналгида.